Дом имён

– Невысок. Вскидывает лицо и улыбается, когда я просыпаюсь, будто знает меня. Лицо у него как у мальчика, и тело тоже мальчишеское.

– Он много лет был узником. Он убийца, – сказала я.

– Силуэт, который я видела, – отозвалась она, – тот же, какой описывают женщины, видевшие его прикованным в темнице.

Я начала укладываться рано, чтобы просыпаться затемно. Заметила, как все беззвучно вокруг. Стража у моих покоев спала. В некоторые ночи я пробовала передвигаться из зала в зал босиком, едва дыша. Недалеко. Храп спавших где-то во дворце мужчин – единственный звук, доносившийся до меня. Мне нравился этот звук: он означал, что шорох моих движений – ничто, его не запросто уловишь.

У меня сложился замысел, и для него нужно было отыскать Эгиста и заручиться его поддержкой.

Через неделю с лишним я дерзнула отправиться в недра дворца. Прикинусь, будто хожу во сне, думала я, если кто-то меня обнаружит. Однако не смогла разобраться, где именно держат Эгиста – в темницах под кухнями и складами или же где-то снаружи.

Принялась прочесывать коридоры в самый глухой час ночи, когда все было тихо. И в одну такую ночь столкнулась с нашим узником носом к носу. Юный, мальчишеский, как описала Электра, ни намека на то, что его много лет содержали в застенках.

– Я искала тебя, – прошептала я.

Он не испугался, не изготовился к бегству. Оглядел меня с приятием.

– Ты женщина, чью дочь принесли в жертву, – сказал он. – Тебя погребли в яме. Ты ходишь этими коридорами. Я наблюдал за тобой.

– Если предашь меня, – ответила я, – стража найдет тебя мертвым.

– Чего же ты хочешь? Говори прямо, – сказал он. – Если не употребишь меня в деле, быть может, применит кто-то другой.

– Я поставлю стражу у твоей двери, во всякую ночь.

– Стражу? – переспросил он и улыбнулся. – Я знаю тех, кто имеет значение. Ничто не ускользнет от меня. Так чего же ты хочешь?

У меня был лишь миг, чтобы решиться, но я понимала, обращаясь к нему, что уже все решила, давно. Приготовилась.

– Четверых стражей, – сказала я, – что прибыли вместе со мной из армейского лагеря, я желаю убить. Могу провести тебя туда, где они ночуют. У их двери имеется своя охрана, но те стражи спят.

– Всех четверых в одну ночь? – спросил он.

– Да.

– А взамен?

– Что угодно, – сказала я, прижала палец к губам и ушла как можно тише в свои покои.

В ту ночь ничего не случилось. Я осознала, что, вероятно, дерзнула чрезмерно, однако понимала, что придется дерзать и сильнее, чтобы что-то свершилось. Я наблюдала за стражами. Наблюдала за старейшинами, оставленными здесь, пока мой супруг на войне. Внимательно слушала пересуды и сплетни женщин. Использовала Ореста как предлог выходить за пределы моих покоев. Смотрела за боями на мечах, которые затевал Орест с одним из стражников и с его сыном, кто частенько сопровождал отца. Знала, пока в это странное время доходили слухи о том, как что-то меняется, смещается: мне подадут знак, волей-неволей, знак, что поможет мне, знак перед тем, как доберется ко мне полновесная новость о победном походе Агамемнона домой.

Еженощно я проделывала свой беззвучный путь по коридорам, возвращалась, спала, частенько и после рассвета, пока не появлялся Орест – сам пыл, речи сплошь об отце, о солдатах, о мечах. Как-то раз ночью, забывшись глубоким сном, я пробудилась от крика совы в окне, а следом раздался еще какой-то звук. Я лежала и слушала, слышала шаги снаружи у двери, голоса – и крики стражникам, что они обязаны защищать меня своей жизнью.

Я подошла к двери, но они не позволили мне выйти из спальни – и никого не впустили ко мне. Звуки сделались громче, мужчины выкрикивали приказы, кто-то носился, слышался визгливый голос Электры. И тут ко мне в комнату загнали Ореста.

– Что случилось? – спросила я.

– Четверо, что прибыли с тобой, обнаружены в луже собственной крови – убиты их же охраной, – проговорил кто-то.

– Их же охраной?

– Не тревожься. Ту охрану прикончили.

Я выглянула наружу и увидела, как по коридору выносят тела, вернулась к себе и тихонько заговорила с Орестом, чтобы его отвлечь. Когда появилась Электра, я жестом велела ей не говорить, что случилось, в присутствии мальчика. Вскоре она устала помалкивать и оставила нас с сыном в покое. Вернувшись, зашептала мне, что поговорила со старейшинами и они убедили ее, что это стычка из-за игры в карты или в кости между стражниками и четверыми солдатами. Они выпивали.

– Лица у стражников все в крови, – сказала Электра, – и кинжалы их тоже. Должно быть, упились. Больше никакого пития – и никаких убийств.

Всего лишь ссора из-за игры, сказала Электра, пустяки для отца, когда он вернется. Она запретила от моего имени любые игры в карты и в кости. Всякое питие тоже будет запрещено, добавила она, пока не вернется Агамемнон.

Я вышла с Орестом на свежий воздух. Поговорила с ним нежно, и мы поискали солдата, который натаскивал его в искусстве меча.

Слишком опасно, подумала я, плутать по ночным коридорам. В темный час я стояла у двери, следила, прислушивалась к малейшим шумам.

Однажды ночью объявился Эгист, чего я и ждала, и, как лисица по следу, повлек меня в комнату, где никто не жил.

– Люди – в моей власти, – прошептал он. – Мы готовы. Можем свершить что угодно.

– Отправляйтесь в дома ко всем старейшинам, которых мой супруг оставил властвовать, – прошептала я. – Заберите у каждого по ребенку. Сына, внука. Твои люди должны объяснить, что это мой приказ, и, чтобы вернуть ребенка, нужно обратиться лично ко мне. Уведите детей подальше. Не вредите им. Берегите их.

Он улыбнулся.

– Уверена? – спросил он.

– Да, – ответила я и тихонько двинулась прочь, обратно к себе в спальню.

Несколько дней ничего не происходило. О победах Агамемнона и о его непомерных трофеях во дворец доходило все больше слухов. Старейшины явились посовещаться со мной, когда стало ясно, что Агамемнон вернется, как только еще кое-какие земли окажутся в его власти.

– Нам надо встретить его подобающе, – сказали старейшины, я склонилась, кивнула и испросила их разрешения призвать Ореста с Электрой, чтобы и они услышали о славе отца, чтобы и они приготовились к его возвращению. Орест пришел торжественно, с мечом на боку. Выслушал, как полагается мужчине, без улыбки, но подражая жестам мужчин. Электра спросила, можно ли ей встретить отца прежде старейшин и прежде меня, поскольку это ее оставили править, ей поручили беречь престол, пока я была в отлучке. Ей разрешили. Я поклонилась.

Через несколько дней женщина из моих явилась в покои с рассветом и доложила, что старейшины желают видеть меня, что они собрались с первой зарей и, похоже, взволнованы. Кто-то и впрямь желал навестить меня в моей спальне, но им сообщили, что я почиваю и меня недолжно тревожить. Я отправила женщину за Орестом, чтобы тот не искал меня, и попросила сопроводить его в сад. Облачалась я тщательно и неспешно. Лучше, думала я, пусть меня подождут.

Они начали с того, что спросили меня, где их дети, которых забрали, но я прервала их:

– Какие дети? В каком смысле «забрали»? – И они осознали, что говорят поспешно. – Зачем вы здесь? – спросила я.

Они объяснили, перебивая друг друга, что какие-то люди, сплошь чужаки, явились в ночи и забрали из каждого дома по одному ребенку, сына или внука, и всем говорили, будто действуют по моему указанию.

– Я не отдаю указаний, – сказала я.

– Тебе ничего не известно? – спросил кто-то из них.

– Мне известно, что я спала, а когда пробудилась, мне сообщили, что все вы здесь. Вот что мне известно.

Кто-то встревоженно попятился.

– Вы искали этих детей? – спросила я. – Уверена, что именно этого пожелал бы вам мой супруг. Чем раньше начнете искать, тем лучше.

– Нам сказали, что поиски будут напрасны, – проговорил кто-то.

– И вы поверили? – спросила я.

Они принялись толковать между собой, пока не возникла Электра, и они оставили нас. Я провела весь день у себя или с Орестом в саду. Замечала, что стражникам не по себе, они стали пристальнее, и я решила, что не двинусь из спальни сегодня – и ни в одну грядущую ночь. Недолго осталось мне ждать, когда я смогу ходить где хочу, днем, у всех на виду.