Страница 6 из 54
– Придётся здесь ночевать, – сказал Иван через час после начала спуска, когда стало ясно, что спуститься на плато до грозы не удастся. Они стояли на неширокой травянистой скальной полке, находившейся в полусотне метров ниже того места, откуда начали спуск.
– Страшно…, – поёжилась Ника, думая одновременно, что спускаться в грозу ещё страшнее, и спросила: – Как твоё ребро?
– Почти не болит, – ответил Иван, хотя боль никуда не исчезла, из острой она превратилась в монотонную, не дающую о себе забыть. – Поспим тут спокойно. Привяжемся только покрепче.
Через полчаса стало темно, холодный дождь с градом хлестали по тенту, привязанному к небольшим скальным выступам. Штормовой ветер продавливал мельчайшие капельки воды сквозь невидимые поры между плотно сотканными нитями тента, внутри было сыро и холодно. Ника спала безмятежно, не обращая внимания на непрекращающиеся грохочущие водопады грома, накатывающиеся на скалу. Гром начинался как камнепад, с первого большого камня-удара, за ним вслед неслась нарастающая масса громыхающих друг о друга камней-раскатов размером поменьше, которые, отражаясь от скал, в кульминационный момент создавали немыслимое крещендо.
«Словно воздух рвётся», – подумал Иван, представляя пузырь воздуха, по которому во все стороны распространяются белые трещины, постепенно расширяясь и показывая скрытую от повседневного взгляда реальность.
Даже сквозь сомкнутые веки ему видны были яркие белые вспышки молний, которые, подобно взмахам дирижёрской палочки, инициировали всё новые и новые громовые всплески. Он вглядывался в пульсацию белых пятен и через некоторое время с удивлением заметил, что пульсация эта не хаотична, а подчиняется системе. Саму систему описать было невозможно, но после того, как Иван ощутил ритм чередующихся вспышек, он мог точно предсказать момент появления следующей молнии и её продолжительность, а также оценить силу рокочущего аккомпанемента грома. Ещё через несколько минут или часов он увидел, что проекции вспышек молний на сетчатку глаз вовсе не белые, а каждая из них имеет свой цвет. Поток ярчайших цветовых сполохов изредка прерывался паузой абсолютной черноты, во время которой полностью прекращались и громовые раскаты, и ливень. И эта пауза тоже была частью общего целого.
Почему-то не удивившись своей способности различать цвета ярких всплесков молний и слышать гармонию грозовой симфонии, Иван вдруг понял, что, не открывая глаз, может видеть предметы вокруг: небольшой рюкзак, моток верёвки, газовую горелку с баллоном. Он «увидел» собственные ноги, поджатые к груди, и лежавшие возле ног спящей Ники тёмные солнцезащитные очки. С удивлением он понял, что каким-то образом знает, что стёкла этих очков почти не препятствуют прохождению сквозь них ультрафиолетовых лучей, хотя в инструкции было написано, что они задерживают девяносто процентов ультрафиолета.
Подняв глаза, он увидел перед собой раскинувшуюся долину. «А куда же исчез тент?» – мелькнула далёкая мысль и сразу же исчезла. Он принялся внимательно рассматривать пейзаж, подмечая мельчайшие детали, не удивляясь, что может видеть даже пики, находящиеся сзади, за скалой, к которой он привалился спиной.
Гроза продолжалась, разноцветные молнии с яростной силой вылетали из тёмно-синих туч. Цвета светящихся струй по чистоте были сравнимы разве что с цветами радуг, которые наблюдают космонавты на орбите Земли. Иван заметил, что это были именно струи – текучие и сверкающие, они лились как реки разноцветной ртути, иногда распадаясь на несколько маленьких ручейков, а иногда, наоборот, сливаясь в большую полноводную реку. И эта река сияла уже цветами всех влившихся в неё ручьёв и более мелких рек. Цветные ручейки и реки вливались с тихим шелестом в выступающие части рельефа – в горные вершины, гряды, отдельно стоящие скалы. То место, куда они впадали, обретало цвет ударившей в него молнии и начинало распространять вокруг себя такого же цвета сияние.
Сказочное зрелище захватило всё внимание Ивана: огромные отвесные скалы, деревья в долине, сам воздух окрашивались в чистейшие тона – глубокие синие, небесно-голубые, насыщенно-сиреневые, солнечно-жёлтые, сочетали в себе невероятные наборы всех красок мира. Всё вокруг сверкало, сияло, искрилось, переливалось бесконечной радужной гаммой, а яркие реки света плавно лились с неба как при замедленном воспроизведении видеосъёмки.
Молнии били всё чаще, разряды их направлялись не только к земле или горам – между синими тучами и даже между горными пиками тоже как будто перекидывались сверкающие мостики. Непередаваемая радость охватила Ивана, когда он увидел, что могучий сияющий всеми цветами радуги текучий мост образовался между скалой, на которой они с Никой сидели, и высоким пиком в нескольких километрах к северу. Мост этот казался крепким и надёжным, и Иван без раздумий шагнул на него. Он сделал несколько шагов по мосту, ощущая под ногами пружинистую текучесть, как вдруг мост исчез, и Иван полетел вниз в пропасть. Желудок словно подкатил к горлу, а руки непроизвольно раскинулись в стороны, словно в попытке схватиться за что-нибудь.
Но хвататься было не за что, и Иван продолжал лететь вниз, раскинув руки, не замечая того, что полёт его замедлился, и что он уже не летит, а медленно парит в воздухе, как птица.
«Я птица!», вдруг осознал он. Восторг охватил его, белые крылья, казалось, могли укрыть всю долину. Над ней продолжал идти дождь, но гроза заканчивалась, и он, медленно набрав высоту, мог видеть далеко во всех направлениях одновременно, видимо, зрение тоже изменилось, обострившись до предела и сделавшись почти сферическим.
Немного повернув голову, он ясно рассмотрел немного выгнутую вершину пика Верблюд, нависающий выступ пика Зуб Дракона, плавные линии двух изогнутых навстречу друг другу вершин пика Парабола, а озеро, расположенное на плоском плато вблизи Параболы, было похоже на огромную зеркальную каплю ртути, лежавшую в углублении рельефа. Поверхность озера была осязаемо выпуклой и сияла внутренним бледно-зелёным светом.
Иван поднялся еще выше, так высоко, что мог видеть уже весь горный массив Ергаки, палатки базового лагеря, стоявшего возле озера, из которого вытекала маленькая речка, впадавшая неподалёку в реку Тайгиш, на отвесной скале пика Сфинкс был виден оранжевый тент, сквозь который Иван увидел спящую сидя Нику. Далеко-далеко на юге широкой серой полосой блестели воды Енисея, можно было различить даже белые пенистые барашки на волнах, бежавших по его поверхности.
Он кружил на горными цепями и долинами, не зная, что делать дальше, и тут в общем хаосе ночных звуков его слух выделил один звук, который привлёк внимание. Этот звук, напоминавший негромкое позвякивание ударявшихся друг о друга двух металлических предметов, перекрывал свист и завывания ветра, мечущегося среди скал, далёкий грохот камнепада, шум крон качаемых ветром огромных лиственниц в долине. Ритмичные звуки полностью захватили внимание, в какой-то момент не стало слышно более ничего, кроме этого завораживающего позвякивания, которое уже ощущалось как настойчивый зов и сопровождалось еле слышным гудением.
Сделав плавный разворот, для чего ему потребовалось лишь минимальное изменение угла наклона крыльев, Иван определил, что звуки доносились с южного направления, и направился туда, резкими взмахами крыльев набирая скорость полёта. Попутный ветер помогал лететь, скорость казалась невероятной, за несколько секунд внизу промелькнули поросшие лиственным и хвойным лесом крутые склоны Саян, степи, блестящие в свете выглядывавшей луны бурные горные реки, наконец, Енисей, который здесь, ближе к своим верховьям, уже не казался широким.
Зрение и слух словно объединились и стали стробоскопическими, выхватывая неподвижные фрагменты событий в мелькающей с калейдоскопической быстротой киноленте. Иван сконцентрировался на далёкой цели впереди. Целью этой было небольшое плато на плоской, словно срезанной ножом вершине одного из многочисленных горных хребтов. Окружала его глухая тайга, ни одного огонька жилья не светилось вокруг, только пляшущий огонь костра, зажжённого на плато, рядом с крутым обрывом, освещал фигуру стоявшего человека невысокого роста, одетого в национальный халат, к которому было пришито множество туго сплетённых друг с другом разноцветных ленточек. Ленточки свисали до самой земли, к некоторым из них были привязаны маленькие колокольчики. На шее человека на кожаных шнурках висели несколько амулетов, сделанных из кожи, дерева и металла, на ногах надеты мягкие кожаные сапоги с загнутыми носками, а на голове – словно сияющая мягким серебристым светом высокая корона или, скорее, головной убор из широких светящихся перьев, росших словно из головы этого человека. Смуглое лицо его было спокойно, в руках он держал два круглых бронзовых диска, которыми ритмично ударял друг о друга, а сквозь плотно сомкнутые тонкие губы издавал негромкий мычащий звук. Чёрные раскосые глаза смотрели на птицу, летевшую прямо на него. Человек прекратил постукивать дисками и, вытянув губы трубочкой, издал полусвист-полупридыхание, похожее на хлопанье мягких крыльев почти бесшумно летящей птицы. В облике его явственно стали проступать птичьи черты – как будто на изображение человека наложилось полупрозрачное изображение огромного орла. Человек поднял обе руки в стороны, отчего рукава халата развернулись. Орёл-призрак расправил крылья, словно намереваясь взлететь, и издал громкий прерывистый звук «кьяк-кьяк-кьяк», мгновенно перешедший в почти ультразвукового диапазона свист.