Страница 4 из 54
– Эй, ты, мы же тебе говорили, чтобы ты не появлялся здесь больше!
Почему-то приняв высказывание на свой счёт, я обернулся, приготовившись дать отпор, но оказалось, что слова были обращены к «моему» водителю. Стоявший позади нас человек разговаривал быстро и угрожающе. Плохо говоря по-русски, он почти кричал, от гнева его тёмные раскосые глаза превратились в щёлочки. Это был один из тех шоферов, группу которых я видел минутой раньше.
«Мой» водитель в секунду потерял свой боевой вид, как будто уменьшившись в размерах, даже сигарета в уголке его рта, казалось, старалась дымить как можно незаметнее. Подошедший же, худощавый жилистый парень примерно двадцати трёх лет, продолжал наступать, а я заметил, что стоявшие поодаль водители внимательно наблюдают за происходящим, видимо, в любую минуту готовые прийти на помощь своему агрессивно настроенному товарищу:
– Иди отсюда, понял, да? А иначе ты знаешь, что будет! Знаешь, что мы в Туве с такими наглыми делаем? Если что, ножи у нас есть ещё…
И, обращаясь ко мне, уже спокойным голосом сказал:
– Пойдём, мы тебя на хорошей машине довезём. А у этого, ты видишь, не машина, а корыто.
С размаху пнув дверцу «Тойоты», он с лёгкостью подхватил мой тяжёлый рюкзак, так что я даже не успел возразить, и отнёс его в свой «Фольксваген» бурого цвета. По виду он был ничуть не лучше той «Тойоты», но руль находился, как положено, слева.
Через полчаса я уже ехал в южном направлении, удобно расположившись на переднем сиденье рядом с водителем, а на заднем ехали ещё трое пассажиров – две девушки в лёгких светлых платьях и молодой парень, все трое – тувинцы. Девушки беззаботно щебетали друг с другом по-тувински, парень только иногда вставлял фразы. Водитель тоже изредка бросал короткие реплики, видимо, шутил, отчего все пассажиры вежливо смеялись. Один раз они засмеялись как-то особенно громко, и в зеркало заднего вида я увидел, что все они смотрят на меня.
Я смотрел в широкое лобовое стекло, наблюдая за разворачивавшейся панорамой. Широкая лента гладкой асфальтовой федеральной трассы, сужаясь вдали, исчезала в далёком лесу предгорий. Великолепная тёмно-синяя горная цепь Саян раскинулась впереди; слева, на юго-востоке, хорошо видны были острые пики вершин, а далеко на западе над горными грядами висели тёмно-синие тучи, и шёл дождь. Думалось и дышалось легко, словно прозрачный горный воздух уже начал действовать на моё сознание.
Краем глаза я посматривал на спидометр: иногда скорость достигала ста тридцати километров в час, отчего в недрах старой машины нестройно дребезжали невидимые детали. Молодые ребята на заднем сиденье притихли и то ли уснули, то ли были напуганы скоростью и сидели с закрытыми глазами. Да и было отчего испугаться – крутые повороты и серпантинные спуски водитель преодолевал с устрашающей лихостью. Время от времени казалось, что колёса вот-вот соскользнут, и автомобиль рухнет в глубокую пропасть, на дне которой бурлила горная речка. Но водитель не сбавлял скорости, он сосредоточенно глядел вперёд, словно нависая над рулём, на котором был приклеен маленький выцветший образок многорукого Авалокитешвары.
Через некоторое время мы сделали остановку у придорожного кафе, которое расположилось среди горной тайги. Отстояв небольшую очередь в кафе, я взял тарелку с едой и вышел на улицу, решив пообедать в тени на скамеечке под деревом, где было хоть немного прохладнее. Через несколько минут одна из ехавших со мной в машине девушек подошла и села рядом. В руке она держала мороженое в вафельном стаканчике, аккуратно откусывая от него маленькие кусочки и следя, чтобы не испачкать платье. Лёгкие летние туфли она сняла, поставив рядом со скамейкой, и сидела, болтая босыми ногами. Неожиданно она обратилась ко мне:
– Ты куда едешь? К нам в Туву?
Звук «у» в названии республики она произносила как средний между «ы» и «у», так что получилось «в Тыву».
Я выбросил в стоявшую рядом со скамейкой урну пустую пластиковую тарелку и повернулся к девушке. На вид ей казалось около двадцати пяти лет, невысокого роста, стройная, она держалась уверенно и спокойно, но не вызывающе. Чёрные прямые волосы её спадали до плеч, а солнцезащитные очки, скрывавшие глаза, немного изменяли правильный овал её лица. Негромким голосом она продолжила:
– У нас сейчас там хорошо.
И вздохнув, добавила:
– Я уже так соскучилась, так хочу поскорее попасть домой, что решилась поехать в такси. Хотя этот водитель настоящий бандит – взял с меня очень большую цену.
Я неуверенно засмеялся, не зная, что сказать. Мне цена в несколько долларов не показалась очень высокой.
Она улыбнулась:
– Как тебя звать?
Когда я назвал имя, она повторила, словно пробуя его на вкус:
– Максим. Хорошее имя, а меня зовут Олчеймаа.
Увидев, что я не сразу расслышал непривычное для слуха имя, она повторила его, добавив:
– Если ты хочешь, можешь звать меня Ольгой.
– Я лучше буду звать тебя твоим настоящим именем, – пробормотал я, почему-то отводя взгляд в сторону и не зная, как повежливее закончить беседу. В мои планы не входило знакомиться с кем-либо без веских оснований.
Она глядела на меня в упор, глаз за тёмными стёклами очков не было видно, но я чувствовал, что она рассматривает меня.
Чтобы нарушить неловкое молчание, я сказал:
– Что-то твои знакомые задерживаются в кафе.
Она ответила безмятежно:
– Я их почти не знаю – познакомилась с ними на вокзале, когда искала, как добраться до дому.
И без всякой связи с предыдущим спросила:
– А ты веришь в перерождение души? Ну, то есть в реинкарнацию.
От неожиданности вопроса я закашлялся. Олчеймаа терпеливо подождала, пока я восстановлю дыхание, и переменила тему разговора:
– Ты уже был у нас в Туве? Что ты там хочешь найти?
Я стал рассказывать, что просто путешествую, что мне это интересно, что я хочу поехать на самый юг Тувы, на границу с Монголией, и тому подобное. В середине моего рассказа маленькая, размером с воробья, серая птичка стрелой пролетела возле моего лица, схватила на лету мошку и села на росшую поблизости молодую сосну. Заливистая трель рассыпалась журчащими переборами, словно серебристый звук флейты-пикколо разлился вокруг. Самозабвенно выводя трели, птичка вытягивала светло-серую шею так, что чёрная шапочка на её маленькой голове запрокидывалась назад.
Мгновенно повернувшись к поющей птице, Олчеймаа подалась вперёд и, вытянув губы трубочкой, издала тонкий свист, переходящий в трель. На мгновение замолкнув, словно удивившись, птичка ответила похожей «фразой», только слегка изменила её окончание. Олчеймаа не осталась в долгу и ответила сложной комбинацией свиста, щёлканья и трелей, то повышая, то понижая тональность звуков, создавая их невероятные сочетания, которые, казалось, человеческая гортань воспроизвести не может.
Но маленькая птичка, как оказалось, нисколько не смутилась, наоборот, её песня развернулась, как река, разлилась во всю ширь, поток ассоциаций и импровизаций вспыхивал и пульсировал, сложные пассажи последовательно переходили в тихий свист, который опять тонул в вихре импровизаций. Олчеймаа с восхищением слушала песню, губами беззвучно повторяя вариации, а я застыл в неподвижности, вслушиваясь и удивляясь, почему я никогда раньше не слышал таких песен. Река звуков захватила меня и понесла. Звуки как струи освежающего дождя омывали моё тело до самых ступней, я купался в переливчатых трелях. Вокруг стояла полная тишина, не было слышно ни пения других птиц, ни разговоров людей, ни даже звуков проезжающих по оживлённой трассе автомашин. Словно весь мир замер в восхищении, вслушиваясь в прекрасную арию.
Наконец, издав напоследок тонкий флейтовый звук, птичка своим серебряным голоском словно проговорила скороговоркой что-то, потом вспорхнула и мгновенно исчезла из поля моего зрения.
Повернувшись ко мне, Олчеймаа сказала восторженно:
– Как красиво поёт, правда?
Почему-то я не мог говорить, мой рот словно онемел и открывался и закрывался сам по себе, было такое ощущение, словно я находился под воздействием местной анестезии, которую применяют у стоматологов. Из горла выходило только невнятное мычание, я смог только согласно кивать головой. Олчеймаа негромко засмеялась над моими попытками.