Страница 2 из 3
22 июля – последний полярный день. Солнечное время понемногу пойдёт на убыль, уступит место полярной ночи. И утром будет темно, и днём будет темно, и ночь никак не настанет, потому что никак не закончится.
– Но это несправедливо! – возмутилась я. – Почему у других нет полярной ночи? А мы должны жить без солнца!
– Потому что другие не знают, что такое полярный день, – спокойно ответил волк. – В природе и в жизни свои законы: всем даётся разное и неповторимое. Если ты не умеешь ценить то, что у тебя есть, как тебе сможет понравиться что-то ещё?
Я подумала, что и в самом деле полярная ночь, как и полярный день, – это что-то совсем незнакомое и непривычное для очень и очень многих. Но им дано другое – непривычное и незнакомое мне. И может, какой-нибудь островитянин, облокотившись о баобаб, или мексиканец, или вообще туземец украдкой мечтает: «Вот почему у нас нет полярного дня? Почему у нас так быстро темнеет?» А я помню, что на юге быстро темнеет: папа рассказывал про далёкие жаркие страны.
Наблюдение за северными птицами
22 июля жизнь в Заполярье ещё совсем летняя, но перелётные птицы уже собираются на зимовку в Европу и Африку и скоро закричат, захлопают крыльями, засуетятся, улетят.
Бубо очень любил птиц – но не есть, а изучать их, наблюдать за ними. Любил перелётных – за то, что они всегда возвращаются в одни и те же места в течение многих лет, за то, что не боятся короткого северного лета и научились особенной дружбе. Да-да, на севере перелётные птицы строят свои гнёзда близко друг к дружке и высиживают яйца, поглядывая на соседей:
– Ну что, утка, сколько яиц греешь под пером и пухом?
– Сколько ни грею – все мои!
Правда, больше шестнадцати яиц в одном гнезде и не встретишь.
– Количество – не главное! – заявил волк. – Главное в птичьих яйцах что?
Я понятия не имела, что там может быть главным. Да и разве может быть главное у птичьих яиц? У птиц понятно: крылья и голос. Но у шариков из скорлупы…
– Главное – большие они или нет, – ответила я, потому что нужно же было что-то ответить. Я чувствовала: Бубо не любит, когда на его вопросы не отвечают.
– Конечно нет! И в жизни людей, и в жизни птиц значение имеет кое-что гораздо более хрупкое и тонкое, чем рост, размер и количество. Ты же не можешь сказать о человеке, какой он, зная только, высокий он или низкий?
Я видела тогда немного людей, потому что в нашем военном городке людей вообще было мало. Но я успела заметить, что одни радостнее, а другие – суровее, одни машут и улыбаются, отправляясь на аэродром, а другие – резко и быстро проходят по двору в сторону самолётов. И никогда улыбка не связана с ростом.
– Так вот, первое, на что нужно смотреть, – это цвет! – объяснил Бубо. – Именно цвет яйца расскажет о будущем крылатом существе. Если яйцо белое, значит, на свет появится тот, кто живёт в норе или дупле.
«Это, наверное, бойкие, весёлые птички, – решила я. – Подумать только – жить в дупле! Там можно устроить настоящий дуплистый переполох!»
– Утки и их родственники, – медленно и строго продолжал Бубо, – откладывают зеленоватые яйца – в знак связи с водой. А есть и такие птицы, которые не прячутся ни в дупле, ни в норе, ни у берега: их гнёзда легко увидеть на ветках или даже на земле. – Он загадочно помолчал и спросил: – Как думаешь, какого цвета скорлупа у яиц таких бесстрашных пернатых?
– Никакого! Они сразу рождаются! Без скорлупы! Потому что ничего не боятся! – тут же ответила я, но, как всегда, неправильно.
– Конечно, всё не так! – Бубо деловито цокнул. – Тут самая интересная история, потому что они откладывают яйца, которые по цвету похожи на то, что рядом!
– Чтобы голодные глаза их не заметили и острые зубы до них не добрались? – уточнила я.
– Примерно так, – сказал волк, блеснув клыком.
Он любил и других птиц – тех, которые остаются зимовать у нас: робких куропаток, зеленогрудых глухарей, красноголовых тетеревов, пёстрых лесных рябчиков. И не замёрзнут они – снег защитит их от холода: почти круглые сутки будут эти красивые птицы прятаться от мороза в снегу.
А пока ещё все крылатые в сборе – и те, кто улетит, и те, кто останется. Пока ещё полны жизни утиные гнёзда, уютно уложенные тёплым пухом, вороньи, сорочьи гнёзда из щепок и веточек, жилища тетеревов – незамысловатые ямки между камнями или кочками, спрятанные под перьями и травой.
Новая земля. Гагун Папако. Страшная лодка
– Есть среди крылатых тот, для кого наши края – настоящий курорт. Скоро он прилетит сюда на зимовку из царства Снежной королевы – с архипелага в Северном Ледовитом океане, – мечтательно произнёс волк и поднял нос к небу.
Я тогда понятия не имела, что такое ар-хи-пе-лаг. Само слово казалось мне похожим на динозавра из букв: вот-вот оживёт и набросится! Волк уже привык, что я ничего не знаю, и объяснил:
– Ар-хи-пе-лаг – это несколько островов-братьев. Они похожи друг на друга, и происхождение у них, как ты понимаешь, одинаковое.
– То есть они произошли от одних родителей? – уточнила я.
– От вулкана, материка или даже коралла.
– Ого! Ничего себе! Как так от коралла? У бабушки есть коралловое кольцо! Значит, от него тоже может произойти остров?
И я представила себе, как просыпаюсь однажды утром, а в квартире вместо квартиры – остров! И тут же мой остров населился умными дикими животными: в спальне устроился белый медведь, на кухне – тюлень, а в ванной разместился бегемот и принялся задумчиво жевать траву.
Бубо посмотрел на меня и махнул лапой: мол, кому я рассказываю про происхождение островов!
– Запомни главное! Архипелаг – это семья островов, которые всегда рядом.
«Вот бы и в жизни было так, – подумала я, – чтобы всегда рядом. Ведь получается это у островов! Но острова не летают, а папа всё время улетает в далёкие страны на большом сером самолёте».
Архипелаг, откуда к нам на зимовку спешит самая любимая птица Бубо, называется Новая Земля. Там живут страшнейшие из всех ветра, настоящие ледяные горы, и ещё там невероятно холодное лето. Так что наше Заполярье – это Африка для привыкшей к Арктике птицы.
– И, пожалуйста, не путай Африку и Арктику! – добавил волк. – Потому что ты можешь!
А птицу, о которой рассказал Бубо, зовут гага. Она и в самом деле удивительная. Во-первых, это утка, но большая, почти как гусь. И необычная! Гага умеет жить там, куда далеко не каждый рискнёт просто приехать. Она не боится ни колючего ветра, ни холода и почти в любую погоду кружит над морем или в самой воде перебирает лапами. И волны ей не страшны, и глубины она не боится, и научилась нырять как водолаз – очень глубоко.
– Скоро прилетит и мой старинный друг гагун, – радостно сообщил волк. – Он смелый и умный. Мы с ним знакомы уже девять лет. А так ему все двенадцать!
«Двенадцать лет! – удивилась я. – Какая старая птица! Старше меня!»
– А долго они живут, эти большие северные утки? – спросила я.
– Я бы желал моему другу прожить все тридцать семь лет – как прожил самый известный долгожитель среди гаг. И даже больше. Но увы, птица гага обычно навсегда улетает с земли, прожив восемнадцать лет в Арктике и восемнадцать зим у нас.
– Взрослые говорят, что восемнадцать лет – это немного. Почему тогда гага умирает?