Страница 20 из 26
Как мы теперь понимаем, здесь описано начало любви Адама (Тристана) и Евы (Изольды) в Раю, вспыхнувшей, когда они вкусили запретный плод. Но затем, согласно Библии, наступает суровое наказание, и Бог изгоняет их из Рая за грехопадение.
И действительно, в главе «Бегство Тристана» романа Готфрида Страсбургского тон рассказа меняется. Появляются мрачные краски.
«НАШИ ДВА ГЕРОЯ ВДРУГ ОЩУТИЛИ ЧТО-ТО ЗЛОЕ, ЗАПРЕТНОЕ И РОКОВОЕ, ГРОЗЯЩЕЕ ЛИХОЙ БЕДОЮ. И ТУТ ИХ ОХВАТИЛ ИСПУГ, НО ЖАР ЖЕЛАНИЙ НЕ ПОТУХ, – напротив, он сильнее жег сердца их, полные тревог. ТАКИЕ ЖАЛКИЕ С ИСПУГУ, ОНИ ЦЕПЛЯЛИСЬ ДРУГ ЗА ДРУГА ПОД ТЯЖКИМ БРЕМЕНЕМ БЕДЫ, вкушая горькие плоды любви, ЗАКОВАННОЙ В БЕЗБОЖНЫЙ ЗАПРЕТ, как мученик острожный, и это бедственное бремя, давившее на них все время, как дьяволовою пятой, их чуть не смяло под собой», с. 201.
Выясняется, что Тристан уже изгнан. Изольда на время остается одна и ее страдания усиливаются. Потом райские места покинет и Изольда. Начиная с этого момента, Готфрид Страсбургский морализирует, многословно рассуждает о любви, о чести, о грехе, о счастье, о мести и т. д. Пропустим эти страницы.
И вот, наконец, мы подходим к концу главы. И тут Готфрид неожиданно прямым текстом указывает на аналогию между историей Тристана и Изольды и библейской историей Адама и Евы.
Сказано так: «Иные женщины и девы похожи на ПРАМАТЕРЬ ЕВУ. Она нарушила запрет лишь только зародился свет. Господь ей предоставил власть плодами наедаться всласть. В раю блаженствовала Ева, срывая плод с любого древа. И только дерево одно ей было им запрещено под страхом смерти обирать. Попы нам любят повторять, как плохо поступила Ева, сорвавши плод запретный с древа… Грех этот – первый из первейших – был в поколениях дальнейших распространен и укреплен, дожив до нынешних времен. Для Евы для самой тот плод был лишь источником забот. Ведь разрешил же ей Господь плодами рая тешить плоть. Но захотелось ей поесть того плода, что губит честь. И до сих пор все дщери Евы едят плоды ее посева», с. 203–204.
ВЫВОД. Мы видим, что Готфрид, в общем, многое понимал правильно. Во всяком случае, он еще помнил (может быть уже смутно), что история Тристана и Изольды включает в себя важный ветхозаветный сюжет об Адаме и Еве из XII века. То есть преломленный рассказ об Андронике-Христе (князе Андрее Боголюбском) и Марии Богородице.
11. Яркое свидетельство, что Изольда – это отражение Девы Марии. Оказывается, «вторая» Изольда Белорукая, выйдя замуж за Тристана, остается, тем не менее, Непорочной Девой. Здесь Тристан – это евангельский Иосиф, муж Марии
11.1. Вот что говорят старые хроники
В саге о Тристане есть яркий сюжет. Некоторые поздние хронисты стали ошибочно считать, будто ОН БЫЛ ЖЕНАТ НА ДВУХ ИЗОЛЬДАХ. Обе были принцессы, обе были красивы, обе любили его. И звали их практически одинаково. Одна – уже знакомая нам Изольда Белокурая. Вторая – Изольда Белорукая. Причем, «вторая Изольда» появляется ближе к концу саги. Вкратце, о ней рассказывается следующее. Открываем, например, «Роман о Тристане», написанный Тома́.
Тристан изгнан королем Марком. Изольда Белокурая остается при Марке. Тристан удаляется в далекие края, за море, и там встречает якобы другую Изольду по имени Белорукая. Тристан влюбляется в нее, забывая первую Изольду Белокурую. «И возмечтал вступить в закон с Изольдой Белорукой он… Забыть Изольду мнит Тристан и мыслит, скорбью обуян, второй Изольде мужем стать чтобы по первой не страдать… Будь с ним Изольда-королева, он бы презрел Изольду-ДЕВУ…
Чтобы Изольду позабыть, с другой Изольдой в брак вступить. Он столько ласк ей расточает, ее родных так привечает, что разрешают наконец ему идти с ней под венец… Готово всё. Разубран храм. С Изольдой под венцом Тристан», с. 122–125.
И далее начинается самое интересное. В первую же брачную ночь с Изольдой Белорукой Тристан неожиданно вспоминает, что у него есть еще одна жена – Изольда Белокурая. Далеко отсюда. И что он тоже любит ее. И что он не может изменить ей с новой супругой. И что он никак не может предать прежнюю любовь. На пяти страницах описаны душевные страдания Тристана, с. 126–130. И он принимает решение – не соединяться телесно с Изольдой Белорукой. То есть оставаться формальным мужем, иногда целовать ее, гладить по руке, но – не более того. ОСТАВИТЬ СВОЮ ЖЕНУ ДЕВОЙ.
Сказано: «Тристан к жене идет на ложе, целует в губы, в щеки тоже, вздыхает и поближе жмется, но равнодушен остается. НЕ ХОЧЕТ ОН ЖЕНЫ СВОЕЙ, НЕ ХОЧЕТ И УЙТИ ОТ НЕЙ», с. 130.
При этом Тристан просит вторую супругу «простить его». Дескать, у меня болит правый бок и я боюсь его разбередить в постели, с. 131. При этом окружающие ничего не подозревают и считают Тристана и Изольду Белорукую настоящими супругами.
Снова и снова летописец Тома поднимает эту тему и, наконец, еще через несколько страниц тайное становится явным, и ДЕВСТВЕННОСТЬ ИЗОЛЬДЫ В СУПРУЖЕСТВЕ «выходит на свет».
Сказано: «ЖЕНА С ТРИСТАНОМ ДЕЛИТ ЛОЖЕ И ДЕВОЙ ОСТАЕТСЯ ВСЁ ЖЕ. СУПРУГ УСЛАД ЕЙ НЕ ДАРИТ, хотя и не чинит обид. Не просит у Изольды он того, чего хотят от жен. Я не берусь вам дать ответ, в охоту ей так жить иль нет», с. 141.
Далее, во время прогулки Изольда скакала на коне рядом с другом Тристана. Ее скакун неожиданно встал на дыбы, одежда Изольды задралась, обнажила ее бедра, «и на наездницу вода струей плеснула из пруда. А так как платье задралось… коснулся вдруг холодный ток ее нагих до лядвий ног. Изольда вскрикнула, но крик сменился смехом», с. 142. Спутник Изольды спросил – в чем дело? И тогда Изольда неожиданно признается: «Вот что мне вдруг на ум взбрело: коснулась ног моих вода там, где мужчина никогда не прикасался к ним рукой; Тристан – как и любой другой», с. 142.
Так стало известно, что Изольда была и осталась ДЕВОЙ, несмотря на то, что уже замужем.
Этот же сюжет громко звучит и в «Саге Тристрама и Исонды». Здесь Изольда Белокурая названа Исондой, а Изольда Белорукая – Иссодой. Опять-таки оба женских имени весьма близки: Исонда – Иссода.
Глава 70 называется «Брачная ночь». Мы цитируем.
«Назначили день свадьбы… Принцесса Иссода стала женой Тристрама. Вечером… был устроен пышный и богатый пир… Говорит он себе: «Эту ночь мне придется проспать здесь, у моей супруги… Но я не могу жить с ней в супружестве, ибо в таком случае я нарушу клятву и поступлю как предатель»…
Тристрам поднимается на ложе, Иссода обнимает его и целует. Но он высвобождается из ее объятий… Молвит он: «Не сердись на меня… Я должен сообщить тебе одну тайну… Вот уже давно В МОЕМ ПРАВОМ БОКУ ГНЕЗДИТСЯ НЕДУГ, и сегодня ночью ОН МЕНЯ ОСОБЕННО МУЧАЕТ. Оттого я страдаю этим недугом, что мне пришлось перенести многие тяготы… Я НЕ СМЕЮ ВОЗЛЕЧЬ С ТОБОЙ»…
Девушка отвечает: …«Вы просите меня хранить его в тайне, я охотно подчиняюсь вашему желанию»», с. 279–280.
Но далее, Иссода посвящает в свою супружескую тайну Кардина, друга Тристана. Она говорит: «Меня развеселил забавный случай… Когда конь внезапно оступился в ручей… брызги коснулись моих ног в таком месте, какого еще никогда не касалась рука мужчины. Во всяком случае, рука Тристрама еще никогда не поднималась так высоко», с. 290.
Кардин поражен: ««Разве вы с Тристрамом не спите в одной постели, как обвенчанные супруги? …Он поступает с тобой неучтиво, если не старается коснуться твоего обнаженного тела…
Иссода молвит: «Он никогда не предается со мной никаким любовным утехам… О супружеской жизни я знаю не больше, чем НЕПОРОЧНАЯ ДЕВА»…
Молвил тогда герцог: «Я полагаю есть нечто, что волнует его больше, чем ТВОЯ ДЕВСТВЕННОСТЬ»», с. 290.
Давайте разберемся, о чем тут рассказано.
11.2. В рассказе об Изольде и Тристане переплелись две версии: Непорочная Дева Мария и ее муж Иосиф, а также версия – Адам (Христос) и Ева (Мария)
Итак, здесь в старых хрониках прямым текстом звучат слова́ НЕПОРОЧНАЯ ДЕВА и ДЕВСТВЕННОСТЬ, применительно к жене Тристана. Но теперь мы начинаем понимать, о чем идет речь. Изольда – это литературно украшенное отражение Непорочной Девы Марии. Забывая уже суть дела, поздние романисты пытались разобраться в старинных обрывочных текстах. Напомним, что слова́ Тристрама-Тристана о глубокой ране в его правом боку, когда он лежит на постели рядом с Изольдой, это – преломленное отражение кесарева сечения в версии «Адам и Ева». А также отражение иудейской версии, когда Иешу, дескать, сам разрезал себе ребро (правый бок), вложил и вынул потом из него Слово, то есть Младенца Иисуса [307]. Запутавшись в этих иносказаниях, аллегориях и отражениях реальных событий XII века, поздние французские хронисты (и не только французские, например, еще и английские) ошибочно раздвоили (на бумаге) Изольду, то есть Деву Марию, на «двух Изольд». А потом даже заставили их беседовать друг с другом.