Я – из контрразведки

– Не понимаю, в чем тут серьезность? – усмехнулся Марин.

– А вы подумайте, – спокойно сказал Артузов. – Дело Ладыженский затеял новое, архизавлекательное, особенно для начальства, приобрел этим особую у него популярность и быстро начал продвигаться по служебной лестнице. А использовалась картотека самым примитивным образом: лицо, которое намечалось для вербовки, обрабатывалось агентом с помощью этих открыток. Возникало желание осуществить увиденное на практике. Агент вел ничего не подозревающего человека кутить, там его скрытно фотографировали, а потом следовал обычный шантаж: либо мы ваше «художество» покажем жене и детям, а также начальству, либо вы будете нам «освещать» интересующее нас лицо.

– И все же, в чем его серьезность? – Марин закурил.

– Ладыженский работал с Малиновским, – хмуро сказал Арбузов, – этот мерзавец был его личным агентом.

Теперь Марин понял все. У эсеров был Евно Азеф – двойник, служивший и революции и полиции, у большевиков – Малиновский. Возглавляя думскую фракцию большевиков, Малиновский состоял одновременно секретным сотрудником особого отдела департамента полиции. «Портной» – так он подписывал свои агентурные донесения.

– Расскажите о Крупенском, – попросил Артузов.

– В свое время мой отец служил врачом в лейб-гвардии Волынском полку, – начал Марин. – Командиром одной из рот был капитан Крупенский Александр Петрович, бессарабский помещик, крупный землевладелец. Человек широких взглядов, умный, добрый, он близко сошелся с отцом. Выйдя в отставку, уговорил отца уехать в Бессарабию, всегда помогал нашей семье. В восемьдесят пятом году отец женился и купил дом в Бельцах, на самом берегу Днестра. Деньги на покупку также ссудил Александр Петрович. Что касается Владимира… мы родились в одно лето, росли вместе. Практически я жил все время в Кишиневе, в доме Крупенских. Учили нас одни и те же учителя, потом мы ходили в одну гимназию, она была на Александровской улице – лучшая гимназия города. Владимир хорошо рисовал, у меня тоже получалось. Было решено отправить нас в Петербург, в Академию художеств.

– А ваша мать?

– Я никогда ее не видел. Она умерла сразу после родов. Она была молдаванка, ее звали Мария Негруце.

– Вы не похожи на молдаванина, хотя мне не раз казалось, что, когда вы волнуетесь, у вас появляется небольшой акцент.

– Это так. Я вырос среди молдаван.

– Сергей Георгиевич, займитесь Крупенским вплотную. Для начала нужно восстановить его путь от границы, выяснить, не он ли убил двух краскомов и Улыбченкову – с помощью Раабена, тогда он станет разговорчивей. Я уверен.

Крупенского поместили здесь же, на Лубянке, в одиночную камеру внутренней тюрьмы ВЧК. Марин решил побеседовать с ним в камере, не вызывая в кабинет. Когда начальник караула открыл окованную дверь, Марин увидел, что Крупенский безмятежно спит.

– Свободны, – отпустил Марин начальника караула и, дождавшись, пока Крупенский сел на койке и начал тереть покрасневшие глаза, сказал: – У тебя отменные нервы, Владимир, ты и в самом деле спал?

– Придуривался, – буркнул Крупенский. – Ты же знаешь: нервы у меня ни к черту. Не будь садистом, Сергей.

– Я просто хотел проверить, не закалился ли ты в аппарате господина Ладыженского, – пожал плечами Марин. – Вижу, что нет.

– Некогда было закаляться, ибо в аппарате Ладыженского я никогда не работал и даже ни разу не видел его. Меня затребовал Врангель и послал сюда Струве. Это всё.

– Так уж и всё? Да ты просто ангел, мой друг.

– Ты тоже не переменился, – нахмурился Крупенский.

– Возможно. По-прежнему веруешь искренне и горячо?

– А ты по-прежнему нигилист и декадент?

– Мы всё выяснили, ну и слава богу. Теперь по существу. Двоих в поезде и даму на Дмитровке ты уложил, или Раабен, или вы оба вместе?

– Раабена больше нет, так что отвечаю я один.

– Итак, тебя затребовал Врангель, а почему ты идешь через нашу территорию? Через Босфор ближе, это знает любой гимназист.

– Потому что я должен был кое-что проверить, кое с кем встретиться, кое-что наладить, – прищурился Крупенский.

– Точнее?

– Долго рассказывать. Ты прикажи выдать мне бумагу и чернила, я все подробно напишу.

– Хорошо. Ты получишь пачку прекрасной мелованной бумаги и самые лучшие фиолетовые чернила из секретариата товарища Дзержинского. А теперь объясни мне, чем вызвана твоя откровенность?

– А черт его знает, – вздохнул Крупенский. – Устал, все надоело, все равно расстреляют. Не веришь? Тогда слушай. В писании сказано: «Не мечите бисер перед свиньями, да не попрут они его ногами и, обратившись, не растерзают вас». Перевожу библейскую мудрость на язык фактов. Тебя, сына земского врача и крестьянки, приблизили, сделали равным Крупенские. А ты, как жид крещеный, как вор прощеный… – теперь Крупенский говорил напористо и зло.

– Пусть так, – согласился Марин. – Если ты убежден, что к красным меня привел голос крови, не буду тебя разочаровывать. Хотя уверен, что тебя к белым привели более прагматические побуждения.

– Мой маршрут через Харьков, – сказал Крупенский. – Дерзай, Сергей, и помни: возмездие впереди.

– А с чего ты, собственно, взял… – Марин с трудом скрыл смущение. Он вдруг отчетливо представил себе ситуацию и понял, что Крупенский прав: идти к Врангелю теперь придется ему, Марину.

– Не нужно, «товарищ», – тихо сказал Крупенский. – Нет ни одной контрразведки в мире, которая не воспользовалась бы аналогичной ситуацией, чтобы подставить противнику своего человека. Тебя пошлют вместо меня. Я настолько горячо желаю этого, что не скрою ничего, даже самой незначительной мелочи. Я расскажу все, и расскажу честно. И только для того, чтобы у товарища Дзержинского после тщательного анализа материала не возникло и тени сомнения и он тебя послал вместо меня.

– Договаривай, я не совсем понимаю, чего ты добиваешься.

– А все просто, как апельсин. Тебя разоблачат и шлепнут. По-моему, так у вас именуется расстрел? И я буду отомщен.

– Наивно, господин Крупенский.

– Не так наивно, как вам кажется, товарищ Марин… Вы ведь здесь думаете, что наша контрразведка держится исключительно на терроре, не так ли? Тебя разубедят, мой милый. Тебе предстоят очень интересные встречи, с очень интересными людьми. А теперь оставь меня, я должен молиться.

– Прощай, – направился к дверям камеры Марин.

– Я близок к падению, и скорбь моя всегда передо мной, – забормотал Крупенский, – а враги мои живут, укрепляются и воздают мне злом за добро. Не оставь меня, Господи Боже мой, не оставь…

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.