Страница 4 из 19
Настолько сильно Роман занят, что даже сообщение написать некогда? Не верю, и все тут. Но придется закрыть эту тему, ведь правды от его матери все равно не добиться.
***
Накормив нас с Аришей до отвала, Любовь Михайловна предложила переместиться в гостиную и закончить ужин чаепитием там.
Пока мы с дочкой завороженно наблюдали за тем, как потрескивают поленья в удивительно красивом камине, а это зрелище и впрямь затягивало, нещадно убивая время, Любовь Михайловна вошла в комнату с подносом, на котором уместились три чашки, чайничек, гора выпечки и шоколадных конфет, которые любит ее сын. Так пояснила Любовь Михайловна, заметив мой интерес при виде знакомой обертки.
Роман знает толк в шоколаде, и, кажется, я начинаю понимать, почему. Гормон радости он, как мужчина, обделенный женским вниманием, берет только из шоколада. Мне даже жаль его, озабоченного беднягу.
Хорошо, что Быковы к полноте не склонны, а то раздуло бы Романа за восемь лет уплетания сладостей вместо удовлетворения сексуальных потребностей, да так раздуло бы, что двери в офисе пришлось бы расширять, чтобы Роман смог попасть в кабинет.
– Ну, мои хорошие? Вам нравится у меня дома?
– Да, баба Люба! У вас классно! – Ариша громко облизнулась при виде шоколада и, в предвкушении бесконтрольного поедания того, чего не разрешает в большом количестве есть мама, то бишь я, но позволяет бабушка, а потому мама смолчит, потешно потерла ручки.
– Кушай на здоровье, внученька. Расти на радость своим родителям и нам, бабушкам твоим. Мы все тебя очень любим. Никогда об этом не забывай.
Любовь Михайловна поцеловала Аришу в макушку, а затем разлила чай по чашкам.
Только села в кресло, ей пришла в голову гениальная идея; задумчивый вид ее сразу бросился в глаза. Помычав пару мгновений, Любовь Михайловна щелкнула пальцами и подошла к стеклянному шкафу, какое-то время водив взглядом по полкам. Отыскав то, что нужно, она достала толстый фотоальбом в кожаном переплете темно-синего цвета и вернулась к нам.
Я подвинулась и села на край дивана, чтобы дать возможность Любови Михайловне поместиться между мной и Аришей.
Сейчас будем смотреть семейные фотографии четы Быковых… Так я подумала поначалу, но на самом деле, как узнала немного позже, этот альбом был посвящен всего одному человеку.
Любовь Михайловна, любовно погладив обложку, открыла альбом на первой странице и повернулась к Арише.
На старой черно-белой фотографии был изображен голенький мальчик, лежащий попой кверху, довольно милый, щекастый и улыбающийся.
– Посмотри, Ариночка, это самая первая фотография твоего папы.
Этот мелкий складчатый карапуз, больше напоминающий беззубого, но до опупения счастливого шарпея, и есть тот самый Роман? Хмурый и дотошный тип, которого я знаю?
Присмотрелась к чертам лица ребенка повнимательней, еле сдерживая при этом умиление, готовое вот-вот показаться на лице, но не скрываемое взглядом. Какой Роман был хорошенький, когда кусаться не умел. Весь излучает счастье, даже попа его, кажется, улыбается.
– Когда он был маленький, ползал везде и всюду. Очень любил укрываться тазиком. Да! – Аришка рассмеялась, а Любовь Михайловна продолжала рассказывать историю о темного прошлого ее сына. – Вот перевернет тазик дном кверху, залезет в этот домик, спрячется и сидит молча. Час сидит, два сидит, а мы с папой бегаем по дому с криками и ищем его. Думаем, ребенок наш пропал или украл кто. А еще твой папа, Ариночка, очень старательно прятал от нас соски-пустышки. Помню, как я отучала его, отберу все соски и в кроватку его спать укладываю. Время проходит, слышу «чмок-чмок». Подхожу к кроватке, нету соски. Сын спит. Только отошла, опять «чмок-чмок». На третий раз я встала у двери и прислушиваюсь. Так папа твой, оказывается, поныкает соски под подушку, под матрас и ждет, когда я уйду. Обнаружила я столько сосок, и самые первые где-то он отыскал, были. Запас стратегический был в кроватке. Вот такой вот у тебя папа бережливый. С ним не пропадешь…
– Соски – это и наша больная тема. – с большой охотой я поддержала, хоть и давно утратившую силу, но изрядно наболевшую тему. – Как долго мы отучали Аришу, а она все не хотела расставаться с ними. Думали, безнадежно, уже в садик с соской пойдем, но в какой-то момент до Ариши дошло, что это не красиво и что над ней будут смеяться, и сама отказалась от них.
– Нельзя так говорить насчет детей. Дети есть дети. Заставлять их ничего делать не надо. Они сами знают, когда наступает время осваивать одно занятие и бросать другое. Вот старший мой самостоятельно изъявил желание помогать мне по дому, в отличие от младшего, который до сих пор этого не делает. Я обоих воспитала так, что дела домашние – сугубо женское дело, а мужчины даже посуду мыть не обязаны, не то, что пыль протереть или погладить занавески. А вот сынок мой старший, папа твой, Ариночка, когда его папа погиб, понял сразу, как мне тяжело управляться одной, и помогал мне морально и физически. Чем старше он становился, тем усердней старался. Работал и учился, ведь денег не хватало. Золото, а не сын. Горжусь им и буду гордиться. А Женя как был маленьким и капризным, так и остался. Ну ладно, что-то мы вперед сильно забежали. Давайте по порядку обо всем.
Любовь Михайловна медленно перелистывала страницы альбома, подолгу останавливаясь на каждой фотографии и что-то рассказывая. С каждым снимком была связана определенная, эмоционально подкрашенная история из жизни Романа.
Память у Любови Михайловны отменная, даже я много чего не помню уже из раннего детства дочери, хоть это было относительно недавно, если сравнивать с детством ее отца.
По мере того, как черно-белые фотографии закончились и сменились цветными, я начала понемногу улавливать очевидное сходство Романа нынешнего и тогдашнего. Ну а если смотреть на его образ в целом, то можно подумать, что это два разных человека. Жизнь его знатно потрепала, не позавидуешь.
Слушая о его школьных годах, первых пятерках, двойках, поступлению в университет и прочем, мало интересующем меня, я мысленно приближала тот момент, когда дело дойдет до взрослых фотографий Романа. Но альбом был невероятно толстый и забитый, кажется битком. Любил Роман фотографироваться до аварии, да и ни на одной фотографии я не видела его грустным или серьезным. Всегда улыбка до ушей и открытый добрый взгляд.
Не то, что сейчас…
Подобравшись, спустя несколько минут, показавшихся для меня вечностью, к его взрослой жизни и первых днях работы в офисе, в котором он сейчас числится как заместитель генерального директора и где закончилась юность и началась его молодость, меня так некстати отвлек телефонный звонок.
Мама моя беспокоится, что нас так долго нет, на часах уже половина девятого вечера. А я забыла позвонить ей, замоталась совсем. Да и расстроилась я, что Романа нет в доме у матери, вот и вылетело из головы то важное.
Чтобы не отвлекать Любовь Михайловну от рассказа и не мешать им, я вышла из комнаты. Надеюсь, что я не пропущу историю о том, как Роман женился.
Мама моя даже обрадовалась, что мы сегодня не придем и завалила меня отчетами о том, как сегодня встретилась с соседкой и как она нам теперь завидует. Сказала, что позовет в гости эту соседку Таньку, а в миру самую отъявленную сплетницу. Хочет похвастаться, что папа Арины вернулся со спецзадания. И то, что говорить другим соседям, она продумала до мелочей. Роман – суперкрутой спецагент, который участвовал в какой-то тайной разработке чего-то не менее секретного и побывал в плену.
Теперь о нас весь дом будет думать, как о героях боевика.
Ну мама дает… Ей бы в Аншлаге выступать, цены б не было.
Она не возражает против того, что мы находимся в доме Быковых, и Любовь Михайловна для нее больше не старая сварливая баба и не грымза со старческим маразмом, которую пора усыпить, чтобы не напрягала. Они с моей мамой теперь подружки закадычные.
Пока болтала с мамой, побродила по дому, оценивающе изучая все вокруг. Представила, что я здесь живу, в том доме, где прошло детство Романа.