В синих квадратах моря
(Повесть)

Александр Золототрубов

В СИНИХ КВАДРАТАХ МОРЯ

Повесть

ПРОЛОГ

Море…

Голубые широты на карте. Буйные и колючие ветры, зеленые глубины и белая кипень прибоя, хоженые и нехоженые штормовые дороги.

Море…

Безымянные могилы и погибшие корабли. Легенды о тех, кто в годы войны храбро сражался с врагом за Родину, кто пал в бою, оставив в наследство нам любовь к жизни.

Море…

Параллели мужества и бессмертия…

…Подводная лодка охотилась у вражеских берегов. Ночью всплыли, чтобы подзарядить батареи. Отдраили рубочный люк. Капитан-лейтенант Василий Грачев, лейтенант Савчук и боцман поднялись на мостик. На небе хороводили звезды. Казалось, это рубины висят на стальных нитках и ярко светят в холодной синеве. Далеко в темноте угадывался фиорд — сюда и должен прийти конвой вражеских судов. Но когда? Последняя радиограмма, полученная из штаба флота, предупреждала: ждите!

Грачев зябко поежился. Вдруг перед глазами, словно видение, возникла Любаша. На той неделе, едва лодка пристала к пирсу, он побежал домой. Люба тут же, на пороге, испуганно прижалась к нему.

— Что с тобой?

— Боюсь… За тебя и ребенка.

Потом они уложили чемоданы. Но побыть долго вместе не пришлось — его вызвали. В глухую ночь лодка вышла в море.

Никогда еще Грачев не испытывал такой грусти, как в этот раз. Тревожился и за жену. Командир эсминца, на котором она должна уйти, заверил, что доставит всех людей в Архангельск в полной сохранности.

— А если твоя родит в море, окрестим малыша в водах Нептуна! — шутил он. А вот ему, Василию, тогда было не до шуток.

Грачев повернулся к Савчуку, командиру минно-торпедной боевой части:

— Устал я, лейтенант. Душа болит. Дай закурить!

Савчук удивился: командир не курил, разве что за компанию.

Грачев глотнул дым, закашлялся. Ему захотелось поделиться с Савчуком своими мыслями, которые не давали ему покоя. И волнуясь, он заговорил о том, что Любаша сейчас где-то на подходе к Архангельску. Эвакуировалась. Родить должна.

— Как думаешь, Женя, кто будет?

— Девочка, — улыбнулся Савчук. — Мне по душе дочки, хотя сам еще и не женат. В них больше ласки, теплоты. А что сын? Перекати-поле.

В разговор вмешался боцман:

— Сын будет, товарищ командир!

— А ты что, колдун? — усмехнулся Грачев.

— Я загадал, если сын, то упадет звезда. И она упала. Вот только сейчас, там, у щербатого месяца, — боцман задрал голову кверху.

Савчук засмеялся.

Из люка высунулся штурман. Он доложил, что до точки погружения осталось полчаса хода. В этом районе, куда они идут, дно ухабистое, с ущельями, если что, ложиться на грунт опасно, можно повредить корпус лодки.

— Ложиться не станем, — возразил Грачев. — Будем наступать. И бить.

Рассветало. Сквозь молочный туман проклюнулись серые угрюмые скалы. За ними — фашисты. Скоро уже их корабли должны здесь появиться. Пока Грачев пил чай, вахтенный сигнальщик заметил далеко по курсу конвой — пять транспортов в охранении трех эсминцев и семи морских охотников. Срочное погружение!

«Только бы нас раньше не засекли», — думал Грачев.

Он пошел на сближение. В голубых линзах перископа замаячили чужие корабли. Надо ударить сразу по двум транспортам, а потом ложиться на курс отхода. Только так, не иначе.

Лодка вздрогнула — одна за другой ушли две торпеды. Все замерли. Минута показалась вечностью. Наконец раздались глухие взрывы. Грачев на секунду поднял перископ. Головной транспорт уже поглотило море, а другой горит. Теперь уходить, скорее уходить, пока еще не сомкнулось кольцо кораблей охранения. И вот уже неподалеку стали рваться глубинные бомбы. Грачев приказал идти к фиорду, но штурман возразил:

— Там минное поле! Можем врезаться.

— Я знаю, штурман. К фиорду. — Командир заглянул в рубку акустиков. — Перейти на поиск мин!

Тихо в тесных и душных отсеках. Лодка идет сквозь минные заграждения. Штурман навалился на карту, прокладывая курс корабля. Только бы не напороться на «рогатую смерть»! Грачев не сводил глаз с карты, словно в ней спасение.

Тихо в отсеках. Неожиданно с левого борта раздался неприятный, леденящий душу звук трения металла о металл. Минреп… У Грачева на лбу выступил холодный пот. Штурман сломал карандаш и растерянно уставился на командира.

— Стоп моторы! Лево руля!

Корма отошла в сторону, и сразу такой же дребезжащий звук послышался с правого борта. Грачев властно подал команду и прислонился лбом к холодному металлу перископа. Странное чувство овладело им. Когда Грачев стоял у перископа, весь мир для него был заключен в голубых линзах. Кроме вражеских кораблей, он ничего не хотел видеть — ни солнца, ни неба, ни звезд. Василий весь как-то ослабел, ноги словно отняло, уши чутко ловили каждый звук. «Струсил, что ли… Глупо, Василий, не дрожи как осиновый лист».

Опять этот скрежет. Грачев весь напрягся. Сейчас… Но взрыва не последовало.

— Прошли, — доложил штурман.

Грачев вытер платком вспотевшее лицо. Минное поле осталось позади. Но охотники, потеряв лодку, рыскали поблизости. Пришлось взять курс на норд. Казалось, опасность миновала, но вдруг в носу корабля раздались глухие взрывы, и тотчас из первого отсека доложили, что слышат скрежет металлических тросов. То, чего так боялся Грачев, случилось: лодка увязла в противолодочную сеть. На ней-то и подвешены патроны с шестнадцатью килограммами взрывчатки (два из них уже взорвались). Корма лодки резко пошла вниз. Дали задний ход, но тщетно.

— Нос застрял, оторваться не можем, — доложил механик командиру.

Грачев это знал не хуже других, но в нем еще теплилась надежда, что удастся как-нибудь порвать трос и освободить корабль из плена. Он запросил у штурмана, сколько под килем воды.

— Глубина 40 метров.

Не успел Грачев что-либо предпринять, как из рубки поступил доклад от акустика: слышен шум приближающихся кораблей. И вот снова взрывы глубинных бомб бросают лодку как игрушечную. В кормовом отсеке появилась пробоина, хлынула вода.

— Кажется, попались, — тихо сказал штурман. Видно, об этом думал и Грачев, только никто не знал, что творится в его душе. Еще взрыв, он тряхнул лодку так, что Грачева отбросило на приборы, а в центральном посту погас свет. Легкий толчок.

— Упали на грунт, — чертыхнулся боцман.

…Третьи сутки лодка неподвижно лежала на глубине. Углекислота туманила сознание. Вчера двое моряков вышли наверх через торпедные аппараты. Может быть, их заметят наши корабли или самолеты. Где они теперь? «Не дошли, видно, до верха», — думал Грачев. Но сказать это вслух боялся.

К Грачеву подошел механик — высокий и сутулый. Глаза голубые-голубые. За эти глаза механика на лодке прозвали «Василисой Прекрасной». Бывало, войдет он в кают-компанию, а кто-нибудь с улыбкой спросит: «Василиса Прекрасная, может, сыграешь на баяне?» «Василиса» отшутится, возьмет в руки баян, и польется песня о родных краях, о морях и походах, о девушках, которые ждут не дождутся своих подводников. Неужели эти глаза не увидят больше ни неба ни моря?

— Возьмем воздух из торпед, — доложил механик. — Выпустим топливо, питьевую воду, чтобы облегчить лодку.

— Надо попытаться, — согласился Грачев.

Механик ушел, а он гадал, кого еще послать. Савчука? Сильный пловец. Но доберется ли? Глубина все-таки… Видно, те двое захлебнулись. Грачев не мог ответить на все эти вопросы, но понимал: надо действовать. Море… Оно было его жизнью. А сейчас он задыхался в его смертельных тисках. Море давит, нет надежды на спасение. Впервые за службу Грачев подумал, что здесь, на глубине, кончится его жизнь и Любаша останется одна. С ребенком. Вдруг возникла мысль написать ей. Савчук потом перешлет. Все равно его надо посылать. Грачев оторвал кусок карты…