Страница 4 из 12
– Зачем вам это? – спросил он.
– Ты уже помогал нам в прошлом.
Разве? Доктору вспомнилось, как его привязали к столбу прямо в центре этой комнаты, а вокруг лежал хворост и горели факелы. «Что посеешь, то и пожжешь», подумал он и решил не говорить вслух, но вдруг понял, что уже сказал.
– Сестринство Карна благодарностью не славится.
– Война между далеками и Повелителями времени угрожает всей реальности. Ты – наша последняя надежда.
Ну разумеется. Им было страшно. Но почему все вечно ждут, что он будет воевать?
– Это не моя война, – сказал он. – Я не стану в ней участвовать.
– Ты не сможешь вечно бежать от нее.
Бежать? Доктор задумался. Вряд ли хоть кто-то во Вселенной может убежать от войны, которая происходит одновременно в каждом мгновении истории.
– Я помогаю, где могу. Но сражаться не буду.
– Потому что это ниже твоего достоинства?
Да, подумал он. И вслух ответил так же.
– Потому что ты «хороший человек», как ты сам себя зовешь?
– Я зову себя Доктором.
– Ты считаешь, что это одно и то же.
– Мне хотелось бы так думать.
Охила посмотрела ему за спину, где что-то происходило. На ее лице возникло новое выражение. Лукавство? Или просто жестокость?
– В таком случае, Доктор, – сказала она, – вам пора осмотреть пациента.
В пещеру вошли еще двое Сестер. Они несли что-то похожее на мешок. Но когда они положили это нечто на алтарь в центре комнаты, на миг Доктор лишился дара речи.
С виду она была так мала. Вокруг груди у нее был надет патронташ. Слишком старый, чтобы принадлежать ей изначально. Доктор задумался о том, кто мог дать ей этот патронташ. Должно быть, этот кто-то был ей очень дорог или же она была дорога ему. Мысль об этом ранила Доктора.
С помощью отвертки он просканировал тело Касс, но заранее знал, что признаков жизни не увидит.
– Ты напрасно тратишь время, – сказала Охила. – Теперь ей не сможем помочь даже мы.
«Да знаю я!», – хотелось ему крикнуть прямо ей в лицо. Но он сказал лишь:
– Она хотела повидать Вселенную. – Потому что эти слова были правдивы и причинили ему боль.
– Она не так уж много упустила. Вселенной почти пришел конец.
– Я мог бы ее спасти. Мог бы вытащить с того корабля, но она не стала слушать.
– Значит, она была мудрее тебя. И понимала, что от Войны Времени не спастись нигде. И ты тоже ее часть, Доктор, хочешь ты того или нет.
– Лучше умереть, – ответил он искренне. Не быть воином, подумал он. Таково обещание. Не быть жестоким, трусливым. Ни воином, ни солдатом. Доктор чувствовал, что клокочет у него в груди: гнев, которому никогда не стоило давать волю. Лучше сразу умереть.
– Ты уже мертв, – сказала Охила. – Скольким еще ты позволишь разделить ту же участь?
Он заставил себя посмотреть в лицо Касс. В нем больше не было упрека. Ни ненависти, ни страха – ничего. Лишь еще одно загубленное дитя. Еще одно, Доктор!
– Что бы она сказала, если бы могла?
– Мне? Ничего. Я Повелитель времени. Я воплощаю собой всё, что она презирала.
– Если бы она поняла, каков ты, поняла, какой властью ты можешь завладеть, она бы молила тебя о помощи. Как молим сейчас мы. Вселенная стоит на краю пропасти. Позволишь ли ты ей упасть?
В ее голосе не было ни презрения, ни жестокости, ни лукавства. Лишь мольба.
Сколько еще? Сколько еще детей умрут, сгорят дотла, пока он будет стоять в стороне? Доктор знал, что не должен быть воином. Но кто-то словно шептал ему на ухо: «Сколько еще погибнет, Доктор, пока ты боишься очернить свою душу и обагрить руки?» Он почувствовал, как крепко хватается за каменный стол, пытаясь заглушить этот ужасный, запретный голос.
«Сколько еще, Доктор? – настаивал тот. – Сколько людей должны пострадать и умереть, прежде чем ты решишься действовать?»
Охила снова шагнула к кубкам.
– Быстрый или сильный? – спросила она. – Мудрый или злой? Что тебе нужно сейчас?
Доктор слышал, как стучат в его висках кровь и ярость. К своему удивлению, он обнаружил, что снимает с бездыханного тела Касс патронташ. Ведь это делал он? Казалось, что нет. Он поднял патронташ перед собой, будто изучая. Патронташ оказался чище всей остальной одежды Касс, и его явно не раз латали. Видно было, что Касс он был очень дорог, – она не снимала его до конца. Кто-то где-то был бы очень рад узнать об этом.
– Воин, – услышал он свой голос.
Охила посмотрела на него.
– Воин?
– Вряд ли хоть кому-то теперь нужны доктора. Сделай меня воином. – Голос был его, но как он мог говорить такое? Будто кто-то другой произносил эти слова.
Охила дала ему кубок.
– Я взяла на себя смелость приготовить этот сама.
Кубок был теплым, а запах сначала показался горьким, а потом сладким.
– Прочь! – сказал он. – Все вы, прочь!
Он услышал шаги. Сестры уходили в тень.
– Будет больно? – спросил он.
Голос Охилы казался таким далеким.
– Да, – ответила она.
– Хорошо, – сказал он и поднял кубок. Теперь он был совсем один, но в последний миг вспомнил те времена, когда было иначе. Всех друзей, которые его берегли.
– Чарли, Керизз, Люси, Тэмзин, Молли, Фитц. Друзья и спутники, которых я знал, – я воздаю вам дань. – Он посмотрел на загубленное дитя на алтаре. – И Касс… Прости меня.
Он уже почти поднес кубок к губам. Одно последнее прощание с человеком, которым он был прежде.
– «Врачу, исцелися сам».
Доктор выпил яд и шагнул в бурю.
Незнакомец пробудился. Его руки выглядели иначе, но он знал, что это лишь малая часть перемен. Поднявшись на ноги, он почувствовал, как ноет каждый нерв, каждый мускул: неверно, неправильно, не так, как надо. Нет, поправил он себя. Просто не так, как раньше. По-новому. Он вспомнил, что нужно дышать, и даже дыхание ощущалось странно. Он попытался сосредоточиться на комнате вокруг. Цветовой баланс тоже сильно изменился. Красный немного позеленел, желтый совсем пошел вразнос. Он знал, что привыкнет, но сразу никогда не удавалось. Порой ему не хватало монохромного мира первых двух его инкарнаций. То время, казалось, было проще, чище – немало веков прошло, прежде чем он понял, что тогда просто не различал оттенков. Он огляделся, проверяя фокусное расстояние, и увидел перед собой прекрасную женщину.
– Готово? – спросила Охила.
Готово? Что готово? Он задумался об этом, а затем увидел Касс, лежащую на алтаре, и это зрелище снова причинило ему муки. Хорошо, подумалось ему, по крайней мере совесть его не оставила. Но что-то иное, новое примешалось к этой знакомой боли, сверкнуло, как змеиный глаз в темноте. Что это было за чувство? Гнев? Жажда мести? Стоит ли об этом волноваться? Он провел рукой по лицу. Не так, все не так!
Нет. Не так, как раньше. По-новому. Новое лицо нового человека.
В пещере зеркал не было, но на одной из ровных стен висела полированная броневая пластина – пережиток некой древней битвы. Пожалуй, сойдет.
Сначала он заметил, что патронташ Касс теперь у него на груди. Когда он успел его надеть?
Затем он поднял взгляд и посмотрел себе в глаза.
После регенерации наступает миг, когда угасающая душа прежнего человека смотрит в глаза новому. Поэтому в зеркало посмотрел Доктор – но в ответ на него взглянул я. Мы стояли, Доктор и я, один человек, лицом к лицу. Конец и начало.
Я заметил, что рост мой остался почти прежним. Волосы стали короче, но остались темными. Тревожные синие глаза исчезли, их сменил холодный как лед взгляд. Поначалу этот взгляд обеспокоил меня. Но то было время войны, и я возродился для битвы; я был готов увидеть тьму этого мира.
Я осмотрел свое лицо с обеих сторон. Я стал моложе? Или старше? Во мне была некая изможденность, болезненность, поэтому понять было сложно. Передо мной стоял человек, который видел немало ужасов и больше не желал это скрывать. Да, подумал я. Неплохо. Правильно.
Я не отвел взгляда и заговорил. Слова прозвучали холодным шепотом, вкрадчивым скрипом. Так звучала бы дрожь, если бы ее можно было услышать.