Страница 4 из 7
Он быстро шагнул к ней и, прежде чем она успела запротестовать, стащил с ее головы лыжную маску.
Льняные волосы длиной почти до талии тяжелой волной упали ей на плечи и спину.
– Что вы делаете?! – воскликнула она, вскинув руки, словно пытаясь защитить голову.
В электрическом свете волосы Сибиллы необыкновенно сияли. А может быть, Ник так сильно устал, что самая обычная женщина показалась ему божественно прекрасной.
И этот золотоволосый ангел ведет дела его деда и печется об английском историческом наследии!
– Нельзя вот так просто распускать руки! – возмутилась она, откидывая назад волосы и глядя на него так, словно он серый волк, готовый наброситься на нее. В глазах ее он увидел страх, но знал, как справиться с ним.
– Зови меня Ник.
– Ник, – несмело повторила она, отступив от него на шаг. – Что ж, я все-таки хотела бы объясниться. Может, я завтра зайду?
– Думаю, тебе стоит остаться здесь.
– Но вы только что выгоняли меня.
– Буду рад, если останешься. Так что ты делала во дворе?
Сибилла стояла, растерянно моргая, и не знала – бежать ей или все же остаться. То он ее толкает, то обнимает, да еще уставился на ее волосы как завороженный… Все это как-то нервировало. Но люди рассчитывают на нее, нельзя подвести их.
– Фонд наследия собирается здесь по вторникам вечером. Я секретарь. Точнее, заместитель секретаря. – Она сделала глубокий вдох. Честность – лучшая политика. – Я единственная, кто умеет стенографировать. Мы не используем записывающих устройств.
– Так ты не управляешь фондом?
– Нет.
Он стряхнул с плеч пальто и оглядел просторную прихожую, словно ожидая, что ему на помощь бросятся слуги.
– Значит, не управляешь, а просто секретарь. И давно?
– Около года. Мистер Воронов был так добр…
– Что оказалось тебе на руку.
– Нет, вовсе нет…
Сибилла утратила способность соображать, едва его дорогое, явно сшитое на заказ пальто соскользнуло с его плеч, открыв шикарную стать. Дорогой свитер графитового цвета красиво обрисовывал широкие плечи и стройную накачанную талию. Темные джинсы обтягивали длинные мускулистые ноги. К тому моменту, когда ее взгляд достиг его крупных ступней, обутых в ботинки ручной работы, Сибилла буквально ослепла и онемела.
Поймав ее непреднамеренно оценивающий взгляд, Ник, в свою очередь, оглядел ее с головы до ног… и у Сибиллы мелькнула паническая мысль, что она-то, конечно, в отличие от него выглядит отнюдь не блестяще. И… о боже… вряд ли у него возникнет желание переспать с ней…
– Потрудись объяснить, с какой целью ты выпрыгнула на меня из темноты?
Она вдруг осознала, что он нравится ей, и почувствовала себя девочкой-подростком, оказавшейся наедине с симпатичным парнем. Как глупо, особенно если учесть, что ей уже двадцать восемь!
– Я не выпрыгивала! Это вы швырнули в меня чемоданом!
– Я думал, что ты из обслуги – вышла меня встретить. И вообще, я подумал, что ты мужчина.
– Ч-что? – жалко промямлила она, чувствуя себя настоящей глупой овцой.
– В темноте мне так показалось. Твоя одежда в стиле унисекс ввела меня в заблуждение.
– Какой еще унисекс? Это же бежево-розовый цвет!
Выражение его лица ясно дало ей понять, что он не в теме.
– В розовый обычно одеваются женщины, – пояснила она.
Очевидно, он все еще пребывал в недоумении. Она шумно вздохнула.
– Понимаете, это женская куртка большого размера…
– Было темно, – нахмурившись, повторил он.
В попытке поднять самооценку, упавшую от его комментариев ниже пола, Сибилла напомнила себе, что она высокая и да, было темно… К горлу ее подкатил ком. Темно – но не настолько же!
Сибилла почувствовала себя еще хуже, когда он легко стал подниматься по лестнице, а она, задыхаясь, последовала за ним. И как только люди покоряют горы в таком тяжелом облачении?!
Добравшись до верха, она с трудом перевела дух.
– Тебе не помешали бы тренировки, – заметил он, глядя на нее сверху вниз. – Ты не в лучшей форме.
В самом деле? И это он говорит ей? Единственное время, когда ей удается присесть, – тихие послеобеденные часы в архиве, где она работает.
– Вы разве не собираетесь подняться к дедушке? – спросила она, хотя на самом деле ей ужасно хотелось сказать, что у нее нет больше желания объясняться. Единственное, чего она хочет, – оказаться поскорее дома и принять горячую ванну, где она сможет спокойно чуть-чуть поплакать.
– Он подождет.
Он подождет? Да что же это за внук такой? Понятно какой. Отсутствующий. Если бы он не был таким, она не оказалась бы в столь дурацком положении.
Сибилла последовала за Ником через длинную галерею. Она регулярно водила здесь экскурсии – рассказывала об истории дома и его особенностях. Ей подумалось, что мистер «я-думал-ты-мужчина» вряд ли пришел в восторг, знай он об этом.
В центре комнаты стояли шесть стульев стиле короля Якова, дожидаясь, когда им найдут место.
– Это что за черт? – осведомился он, обходя их.
– Они вам не нравятся? – радостно усмехнувшись, спросила она. – Ваш дедушка нашел их на чердаке. Мы пока не решили, куда их поставить.
– Мы? – Он обернулся к ней. – Тебя так интересует обстановка этого дома?
Как будто это преступление… Сибилла отступила на шаг.
– Нет. Меня интересует прошлое.
– И почему же?
Слегка взволнованная тем, как он смотрит на нее – хотя и с подозрением, но все же, очевидно, как на женщину, она замялась с ответом.
– Не знаю. Просто так…
Ответ этот по-видимому его не впечатлил. Стоит попытаться получше.
– Если бы вы выросли в современном безликом доме, как я, тоже видели бы красоту в старинных вещах.
Он смотрел на нее скептически.
– Это было самое бездушное место на земле. С раннего возраста я всегда знала, что есть места и вещи куда лучше. Более… значимые.
Сибилла вздохнула, осознав, что сказала несколько больше, чем следовало.
– И почему же мебель более значимая, если она старая?
– Потому что у старых вещей есть истории, с ними связанные. А предметы мебели, сохранившиеся до наших дней, были сделаны искусными мастерами. Художниками.
– Да ты романтик, – заметил он, и снова так, словно это было преступлением.
– Нет, я практик. Хотя полагаю, что в детстве я читала книги о других детях, которые жили в старинных домах, и представляла, что когда-нибудь тоже буду.
– Неужели?
Ника так и подмывало спросить, а представляла ли она, как живет в его доме.
– Ничего особенного, – заметила она, защищаясь, – так делают многие дети. А у меня к тому же была на то веская причина.
Ник подумал, что сейчас услышит ее душещипательную историю. Она явно нервничала в его присутствии и от этого становилась все разговорчивее.
– Мне куда больше любопытно, почему тебя так интересует этот дом, – проворчал он.
– Нет, вы спросили, почему меня интересует прошлое.
Так. Возможная аферистка с лишним весом, да еще и зануда.
– Старые дома, несчастное детство…
– Я не говорила, что у меня было несчастное детство. Я сказала, что дом был бездушным. А мы были единственными жившими в нем людьми. Какая ирония.
– В чем же?
Она попыталась сложить на груди руки, но в толстой куртке это оказалось не так-то просто.
– В том, что женщина, растившая меня, была одержима генеалогией. Своей, конечно, не моей.
– Тебя удочерили?
Она молча кивнула, ее миловидное личико застыло.
В пятнадцать лет Ник узнал, что его отец – вовсе не его, и с тех пор его жизнь разделилась на «до» и «после».
– И когда ты это выяснила?
Она взглянула на него, словно раздумывая – отвечать или нет.
– Мне было двенадцать. Тогда мои приемные родители развелись.
– Должно быть, тебе нелегко пришлось.
– Да. Еще тяжелее было, когда они отослали меня.
– Отослали?
Она совсем помрачнела.
– Устроили меня в престижную закрытую школу и там оставили на шесть лет.