Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 67 из 195

Во-первых, ссылки на замедление биохимических процессов в трупном материале при понижении температуры и солености воды с высокой концентрацией соли нет ни в одном экспертном заключении. Суд по сути превратился в экспертное учреждение.

Во-вторых, Колкутин говорит, что при стрессе гликоген из мышц и печени переходит в глюкозу в кровь в течение 4,5–8 часов, а приглашенные мной эксперты утверждают, что методики определения гликогена в трупном материале не существует.

Приглашенный мною специалист — заведующий кафедрой судебной медицины Российского государственного медицинского института, доктор медицинских наук, профессор Олег Плаксин пишет:

«В экспертизах не указано, что эксперты брали на исследование ткани на обнаружение глюкозы и гликогена, хотя в ранее представленных экспертизах данные исследования проводились. Встает и вопрос о том, почему не было проведено данное исследование в данных случаях».

Иными словами, исследование на наличие гликогена в мышцах и в печени эксперты не проводили, а поэтому совершенно бессмысленно говорить о стрессе и о 4,5–8 часах жизни подводников с момента катастрофы «Курска».

Привожу еще один пассаж судебного решения:

«Не могут ставить под сомнение экспертные выводы о подтверждении стрессовой ситуации наличием кровоизлияний в слизистую оболочку желудка доводы, которые приводят Солохин и Растошинский в своем заключении в части идентичности данных кровоизлияний проявлениям при охлаждении (пятен Вишневского) и при отравлении окисью углерода. Пятна Вишневского имеют характерную макро- и микроморфологию. В заключении о специфической морфологии кровоизлияний нет ни слова, что позволяет дифференцировать их от кровоизлияний иного происхождения. Кровоизлияния, образующиеся при остром отравлении окисью углерода, также обоснованно могут рассматриваться как возникшие именно в связи с неспецифической стрессовой реакцией».

Еще раз повторюсь: не судейское это дело — приводить новые доводы в области, где требуются специальные судебно-медицинские познания. Чтобы распознать истинный смысл этого абзаца судебного решения и увидеть его абсурдность, надо вчитаться и сопоставить несколько изложенных в нем мыслей.

Мысль первая:

Кровоизлияние в слизистую может быть как при стрессе, так и при отравлении и переохлаждении.

Мысль вторая:

Характер пятен Вишневского обуславливается разными факторами, и по нему можно определить причину их возникновения.

Заключение:

Кровоизлияния при отравлении могут также рассматриваться как возникшие при стрессе.

Как видит читатель, логикой здесь не пахнет.





Когда в суде появляются две экспертизы, противоречащие друг другу, по общему правилу назначается третья экспертиза. Однако третью экспертизу можно назначить только в ходе предварительного расследования, а это означает, что надо отменять постановление о прекращении уголовного дела и возобновлять предварительное следствие. Главная военная прокуратура и военный суд этого допустить никак не могли, поэтому военные судьи сами выступили в качестве судебно-медицинских экспертов.

Военная коллегия оставила постановление Гарнизонного военного суда без изменения, а мою жалобу — без удовлетворения.

Сейчас я думаю, что напрасно не привлек внимание общественности к процессам в Военном суде. Кроме Елены Милашиной, журналистов в зале суда не было. К участию в процессе я не привлек членов семей погибших подводников, руководствуясь исключительно гуманными соображениями. Не пригласил я в суд специалистов, не было в прессе моих комментариев содержания судебных решений. Наверное, это была ошибка.

Но от экспертизы Колкутина вернемся к самому Колкутину.

У Колкутина уже разработана методика фальсификации судебно-медицинских экспертиз, которую он успешно применил при расследовании обстоятельств гибели 23 подводников «Курска» и в деле об убийстве Дмитрия Холодова. В заключении по делу «Курска» Колкутин применяет методику определения стрессовой ситуации для живых людей к трупам, к тому же долгое время находившимся в морской воде. Он же ссылается на записки подводников, которые уж точно не являются предметом судебно-медицинского исследования.

Я уже приводил диалог Колкутина в телевизионном эфире на канале НТВ в передаче «Независимое расследование» с Николаем Николаевым (см. главу 15). В том диалоге Колкутин продемонстрировал теорию фальсификации экспертизы. В деле «Курска» — это уже практика самого Колкутина.

Как сообщает пресса, дело «Курска» — не единственное, где Колкутин применил свои методы фальсификации экспертиз. По делу о гибели журналиста «Московского комсомольца» Дмитрия Холодова тот же Колкутин в качестве главного судебно-медицинского эксперта Министерства обороны проводил экспертизу по делу, где подозреваемыми были военные. «Московский комсомолец» от 16.10.2004 сообщил, что на судебном процессе разразился скандал. Комиссия экспертов под председательством Колкутина установила, что в дипломате-ловушке было 50 г тротила, хотя до этого следствием было установлено, что в кейсе находилось не менее 200 г. «МК» пишет:

«Чтобы прийти к новому сенсационному выводу, минобороновским экспертам во главе с Колкутиным пришлось сильно потрудиться. Для этого они ставили эксперименты почему-то на… березовых брусках (они имитировали ноги человека) и даже перепутали схему расположения предметов в кабинете, где был взорван Дима. Холодов-старший, хороший физик, уличил их даже в том, что они использовали не те формулы для расчетов».

За «заслуги перед отечеством» Колкутин с должности главного судебно-медицинского эксперта Министерства обороны пересел в кресло главного судебно-медицинского эксперта Российской Федерации. В июле 2009 года он стал директором федерального государственного учреждения «Российский центр судебно-медицинской экспертизы Министерства здравоохранения и социального развития», главным внештатным специалистом по судебно-медицинской экспертизе Министерства здравоохранения и социального развития Российской Федерации.

Правда, ненадолго — до декабря 2010 года. Кроме активной хозяйственной деятельности, которая, если следовать Уголовному кодексу, должна быть заменена на лесоповал, ибо речь идет о банальном воровстве, Колкутин превратил государственное экспертное учреждение в акционерное общество абсолютно закрытого типа. Кроме судебно-медицинских экспертиз возглавляемый Колкутиным Центр начал проводить почерковедческие, технические, баллистические, дактилоскопические, автотехнические и другие экспертизы. Эти виды деятельности противоречат уставу Центра, но вопрос не только в формальной стороне дела. Представляю, какое количество невиновных осуждено, а виновных — оправдано благодаря заключению «специалистов». За период, когда Центром руководил Колкутин, было проведено 623 экспертизы, в том числе 200 платных. Что теперь делать с этими экспертизами? А что делать с приговорами судов, по которым осуждены люди?

Я — не прокурор и никаких обвинений Колкутину не предъявляю. Но читатель должен представлять облик человека, который, как я считаю, используя профессиональные знания и навыки, помогал властям России, помогал Путину лгать обществу об обстоятельствах гибели 118 моряков. Именно с дела «Курска» началась повальная ложь российской власти. Мы ей это разрешили.

Но вернемся к основному делу.

У меня было два пути: я мог обжаловать судебные решения по делу о гибели «Курска» в порядке надзора, вплоть до президиума Верховного суда, и мог обжаловать решения в Европейском суде по правам человека.

К сожалению, новый Уголовно-процессуальный кодекс, при всех своих плюсах, изменил порядок обжалования судебных решений в порядке надзора. Если раньше адвокат мог записаться на прием к члену Верховного суда или к кому-то из заместителей председателя, доложить суть жалобы, представить аргументы и доказательства, убедить в незаконности приговора или судебного решения, то сейчас все идет по переписке, ответы часто дают советники, специалисты и помощники. Ответы формальные, без рассмотрения конкретных доводов и аргументов. В 1995–1996 годах в порядке надзора по моим жалобам было отменено 47 приговоров и решений. С момента введения нового порядка обжалования в порядке надзора у меня не было отменено ни одного судебного решения. В такой ситуации смысла обжаловать судебные решения в порядке надзора я не видел.