Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 40 из 195

Еще раз процитирую Александра Покровского: «О причинах взрывов говорить можно до утра, одно бесспорно — они погрузили неисправную торпеду для этой стрельбы. Кроме того, она переписная. Согласен, торпедисты на „Курске“ именно этой торпедой чуть ли не первый раз в жизни должны были стрелять. Я не знаю, какой Попов командующий (не берусь судить), но то, что торпедисты были „сырые“, это на его совести и на совести его офицеров».

Александр Покровский не изучал материалы уголовного дела, ему неизвестны фактические обстоятельства подготовки корабля и экипажа, но он попал в яблочко.

Вопрос о готовности корабля к выходу в море — один из наиважнейших. Готов корабль к выходу в море — есть разрешение на выход, не готов — выход запрещен. На вопрос о готовности «Курска» Устинов в своей книге прямого ответа не дает:

«Из заключений экспертов, в частности вице-адмирала В. Д. Рязанцева, можно было бы сделать косвенный вывод, что к учениям подводная лодка не была подготовлена полностью должным образом. Но это не стало и не могло стать причиной катастрофы. Однако такое предположение необходимо было подтвердить тщательным и полным расследованием. Повторюсь, версий в первое время было очень много».

Устиновская книга вышла после окончания расследования, и если следствие не сделало выводов и не связало установленный факт неготовности корабля к выходу в море и к стрельбе перекисно-водородной торпедой с последующей трагедией — это проблема следствия и самого Устинова, а также свидетельство того, что того самого устиновского «тщательного и полного расследования» не было. Придя к таким выводам, которые Устинов излагает в книге, его прямая обязанность — возобновить предварительное следствие.

Но одно дело — словесное утверждение, что экипаж не был подготовлен к стрельбе перекисно-водородной торпедой, а другое — наличие документальных подтверждений того, как фактически экипаж «работал» с этой торпедой. В постановлении о прекращении уголовного дела (с. 15) сказано: «Погрузку боезапаса на подводную лодку также контролировал флагманский минер капитан II ранга Кондратенко А. В. Он же контролировал подключение торпеды после ее загрузки на автоматизированный стеллаж к системе контроля окислителя».

Но флагманский минер остался на берегу!

По утверждению Валерия Рязанцева, старшина команды торпедистов «Курска» попросил знакомого торпедиста — мичмана, контрактника с соседней подводной лодки — показать ему, как производится подключение торпед к системам контроля окислителя. Именно этот безымянный мичман и подключил боевые торпеды на борту «Курска» к системе контроля окислителя и поинтересовался у приятеля, могут ли торпедисты эксплуатировать эти торпеды.

Мы имеем беспрецедентный случай неготовности экипажа к боевому применению и эксплуатации оружия, которое ему вверено. Но, как я уже говорил, это не вина экипажа, это его беда.

Есть еще один важный момент, который не упоминается в материалах уголовного дела. Ходили слухи, что торпеду во время транспортировки уронили. Однако этот факт, что называется, под протокол никто не подтвердил. Генеральный конструктор «Рубина» Игорь Спасский по этому поводу написал следующее:





«Необходимо иметь в виду, что при транспортировке торпеды от технической базы, при ее погрузке на подводную лодку и затем — в торпедный аппарат корпус торпеды даже при самых идеальных условиях выполнения операций несет определенные нагрузки, в основном изгибные. Это обстоятельство может существенно повлиять на развитие скрытых дефектов в швах корпуса торпеды и вызвать протечку перекиси. Если предположить, что в течение восьми дней нахождения большой практической торпеды на стеллажах в отсеке протечки не были обнаружены, то это значит, что негерметичность появилась и развивалась после погрузки торпеды в торпедный аппарат, которая осуществляется обычно за три часа до стрельб».

Налицо целый ряд нарушений инструкций и приказов по эксплуатации, хранению и использованию перекисно-водородной торпеды калибра 650 мм. Каждое из них может находиться в причинной связи с взрывом торпеды, приведшим к гибели корабля и экипажа. Однако, поскольку точную причину утечки пероксида водорода установить невозможно, Главная военная прокуратура сделала вывод, что доказать вину того или иного должностного лица, допустившего мелкое, среднее или крупное нарушение, нельзя.

Существует философский закон перехода количества в качество.

Множество ошибок, которые объединены не очень цивильным, но емким словом «бардак», привели к катастрофе. А за нее должно отвечать командование Северного флота. Форма ответственности очень проста: выпуск неподготовленного корабля и экипажа привел к его гибели и смерти 118 подводников, а это значит, что между халатностью и тягчайшими последствиями есть причинная связь.

Генеральный прокурор Владимир Устинов пишет о каких-то «косвенных выводах». Простите, но такого понятия нет ни в теории права, ни в юридической практике. Могут быть косвенные доказательства.

За псевдонаучными фразами Устинов скрывает факты и доказательства, а названием своей книги «Правда о „Курске“» скрывает эту правду. Давайте посмотрим на выводы эксперта так, как пишет Артур Егиев в постановлении о прекращении уголовного дела (с. 35–39):

«Как следует из заключения эксперта Рязанцева В. Д., заместителя начальника Главного управления боевой подготовки Вооруженных сил РФ, от 13 мая 2002 г., отработка и сдача задачи Л-1 личным составом экипажа АПРК „Курск“ 22 июня 2000 г. проведена некачественно, во многих случаях формально отработано большинство элементов специальных курсовых задач по боевым частям и службам подводной лодки и в целом вышеуказанной задачи.

Так, в журнале „Планы тренировок, занятий минно-торпедной боевой части АПРК „Курск““ имеются отметки о том, что 30 мая 2000 г. с личным составом минно-торпедной боевой части проведено восемь занятий и три тренировки по специальности. Планы занятий и тренировок БЧ-3 утверждены командиром АПРК „Курск“ 31 мая 2000 г., то есть после проведения этих занятий. Судя по отметкам в данном журнале, с личным составом БЧ-3 в период с 30 мая по 14 июня 2000 г. были проведены занятия и тренировки в объеме годового плана специальной подготовки личного состава БЧ-3, что практически невозможно сделать. Разработанные командиром БЧ-3 и утвержденные командиром АПРК „Курск“ планы занятий и тренировок не соответствуют методике разработки подобных занятий, существующей в ВМФ. Организационные приказы БЧ-3 не откорректированы с 1998 г. План подготовки личного состава БЧ-3 к выходу в море 10 августа 2000 г. на комплексную боевую подготовку не утвержден командиром подводной лодки и не согласован с флагманским минером. Формуляр системы контроля окислителя не заполнен после погрузки 20 июля 2000 г. торпед. В журнале минно-торпедной боевой части нет записи о погрузке практической торпеды калибра 650 мм от 3 августа 2000 г., хотя записи о погрузке других торпед имеются. Экипаж АПРК „Курск“, в нарушение КАПЛ-87, требующего, что при подготовке экипажей подводных лодок первой линии „в целях поддержания достигнутого уровня боевой подготовки, установленной боевой готовности подлежат обязательному выполнению боевые упражнения НТ-3, НТ-4 (НР-4), ПТ-3 (ПР-3)“ (то есть, ежегодно выполнять хотя бы одну стрельбу практической торпедой), не выполнял торпедные стрельбы практическими торпедами с 1998 г…

В журнале осмотра корпуса, устройств и систем корабля с 18 декабря 1999 г. отсутствуют записи о работе постоянной корабельной комиссии по осмотру корпуса, устройств и систем АПРК „Курск“… Боевая подготовка перед выходом АПРК „Курск“ в море на учения в августе 2000 г. осуществлялась со значительными недостатками, многие мероприятия боевой подготовки проводились совместно с другими мероприятиями, которые по своему назначению не могли совмещаться друг с другом.