«Она утонула...»

В сентябре 2003 года Савенков А. Н. привлек к дисциплинарной ответственности первого заместителя военного прокурора ФПС РФ полковника юстиции Шавкеро Александра Павловича по надуманному предлогу, а фактически за то, что Шавкеро, которому он лично ставил задачу, не обеспечил реализацию фирме Онищенко А. А. через РФФИ изъятых с судна „Вассан“ 49 тонн крабовой продукции.

В том же месяце Савенков А. Н. дал указание полковнику юстиции Шавкеро А. П. убыть в гор. Южно-Сахалинск, где обеспечить реализацию изъятых пограничниками на судне „Микан“ 210 тонн крабовой продукции через фирму Онищенко А. А. Исполняя это указание, Шавкеро А. П. необоснованно возбудил уголовное дело, организовал перегруз продукции в холодильники, хотя оснований для этого не имелось, обеспечил передачу продукции в РФФИ для последующей реализации через Онищенко А. А.

Находясь в гор. Южно-Сахалинске, Онищенко А. А. вошел в контакт с местными жителями из криминальной среды, которые за обещанное вознаграждение предоставили в его распоряжение автомобили и оказывали ему всяческое содействие в г. Южно-Сахалинске. На предоставленных автомашинах Онищенко А. А. вместе с Шавкеро А. П. и новыми знакомыми ездили на встречи, неоднократно посещали рестораны, обсуждая вопросы реализации крабовой продукции и извлечения прибыли. Онищенко А. А. заявлял присутствующим о том, что действует под покровительством Савенкова А. Н. и работает на него, демонстрировал удостоверение работника прокуратуры, неоднократно обсуждал с Савенковым А. Н. по мобильному телефону детали сделки, угрожал связями Савенкова А. Н. в случае, если не будут приняты его условия. Обещал Шавкеро А. П. за оказанную помощь в декабре 2003 года присвоить звание генерал-майора. Но если что-то не получалось, то Онищенко позволял себе повышать голос на Шавкеро в присутствии посторонних, угрожал ему увольнением от имени Савенкова.

Получив в результате неправомерного приобретения у РФФИ крабовой продукции по цене картофеля ($3 за 1 кг краба, — имеется статья в сахалинской областной газете) и последующей ее реализации за рубеж, Онищенко получил огромную сумму денег в долларах США.

В целях легализации полученных доходов Савенков издал книгу об истории органов военной прокуратуры, которую сейчас дарит всем в целях своей популяризации. При этом деньги на ее издание были собраны с офицеров военной прокуратуры, все материалы он „позаимствовал“ у других авторов без их согласия (Сутормин, Ушаков и другие). Автором книги он назвал себя».

Факты, которые приводятся в «Справке», я не проверял и, естественно, не могу отвечать за их достоверность, однако по стилистике поведения Савенкова в ходе расследования дела о катастрофе «Курска» и по другим делам они дают основания в них верить.

Как только пресса сообщила, что я буду представлять интересы родственников членов погибшего экипажа, со мной связался начальник Следственного управления ГВП генерал майор Виктор Шеин, знакомый по прежним делам. И в его присутствии у меня состоялась первая встреча с главным военным прокурором. Высокий, несколько полноватый генерал-лейтенант Савенков рассыпался комплиментами, высоко оценивая мои профессиональные качества, предложил регулярно встречаться и обсуждать все проблемы, касающиеся дела «Курска», прямо с ним, минуя следователя и надзирающих прокуроров. Мне такое предложение заместителя генерального прокурора показалось неожиданным и настораживающим.

Поначалу все шло лучше некуда. Родственников признали потерпевшими, и они получили право знакомиться с материалами уголовного дела. Правда, воспользовались этим правом единицы. В основном потерпевших интересовали обстоятельства гибели их детей или мужей. Вскоре Александр Николаевич объявил мне, что дело полностью рассекречено, читать можно даже те тома, на которых раньше стоял гриф «секретно». Впрочем, какие там тайны? Самой большой из них, наверное, является та, что ситуация на флоте напоминает пожар в публичном доме во время наводнения.

На одной из таких еженедельных встреч Савенков предложил мне посетить Главкома ВМФ Владимира Куроедова. В комнате отдыха мы выпили по рюмке коньяка, я с удовольствием осмотрел мини-музей легендарного Главкома ВМФ СССР Николая Герасимовича Кузнецова. Эти встречи продолжались и на моей территории — на борту дома-фрегата «Надежда». Не вызывало сомнения, что меня обхаживают. Я не сопротивлялся, когда речь шла о застольях, но при опасности попасть в зависимость я мягко уходил.

Однажды Савенков и Куроедов завели разговор о том, что было бы неплохо моему адвокатскому бюро взять на обслуживание Военно-морской флот России с его огромной недвижимостью, с правовыми проблемами базирования флота за рубежом, заходила речь и о возможности коммерческого использования вспомогательного флота. Я сказал, что у меня нет принципиальных возражений, но это невозможно, пока я занимаюсь делом «Курска».

Иногда я, как бы случайно, «проговаривался» по делу «Курска» и внимательно следил за психологической реакцией главкома и главного военного прокурора. Иногда мне удавалось понять, что я вытащил пустышку — тема, которая меня заинтересовала, не стоит внимания, но чаще видел, что попадаю в цвет.

Я не мог не воспользоваться знакомством, чтобы попытаться раз решить некоторые из моих дел прошлых лет. Примерно в октябре 2002 года я передал Савенкову две жалобы.

Одна касалась приговора по делу осужденного на 12 лет солдата срочной службы Данилы Агафонова, который за неделю до демобилизации расстрелял в Чечне двух контрактников, издевавшихся над ним, обворовавших и избивших его до сотрясения мозга. Вторая — в защиту бывшего начальника Главного штаба Военно-морского флота России адмирала Игоря Хмельнова, который в бытность командующим Тихоокеанским флотом, как сочли следствие и суды, незаконно распределял квартиры, превысив должностные полномочия.

Если по делу Агафонова в качестве главного довода приводилось заключение специалистов Государственного научного центра социальной и судебной психиатрии им. Сербского о том, что у солдата-срочника имел место физиологический аффект, а следовательно, ему не могли назначить меру наказания свыше 5 лет, то по Хмельнову я представил документы о том, что квартиры, которые он якобы незаконно распределял, являются муниципальными и никогда не принадлежали Министерству обороны. Следовательно, Хмельнов не мог злоупотребить полномочиями, поскольку не обладал ими.

Вскоре Александр Савенков дал понять, что судьба моих прошений зависит от того, будет ли подана жалоба по делу «Курска». Для ответа у прокуратуры был месяц, но я не получил ответов на свои жалобы ни в ноябре, ни в декабре. Однако как только я передал Савенкову 30 декабря 2002 года жалобу по делу «Курска», от подачи которой он меня исподволь отговаривал на каждой нашей встрече, отказы на мои жалобы посыпались, как из рога изобилия: по сержанту Агафонову — 31 декабря 2002 года, а по адмиралу Хмельнову — 4 января 2003 года.

После подачи ходатайства по делу о гибели подводной лодки «Курск» 30 декабря 2002 года (см. приложение № 22) ни с Александром Савенковым, ни с Владимиром Куроедовым встреч больше не было.

Простите меня, Данила, простите, Игорь Николаевич, за то, что вы стали заложниками моей позиции по делу «Курска».

Любопытное совпадение: ровно пять лет спустя, 29 декабря 2007 года, я подал ходатайство правительству США о предоставлении политического убежища. Были ли у меня колебания по поводу того, подавать или не подавать жалобу? Был ли соблазн согласиться с предложениями Куроедова и Савенкова и отказаться от попыток докопаться до истины?

И колебания были, и соблазн был, но каждый раз я видел лица ребят в 9-м отсеке, мысленно рисовал картины их последних дней и часов… Ну, не мог я через это переступить. Осознавал ли я тогда в полной мере, что моя позиция может сказаться на моей собственной судьбе? В общих чертах осознавал, но не представлял, что окажусь на берегу Гудзона по обвинению, да еще такому бредовому.