Страница 12 из 18
Когда снились сны, я прокручивала их снова и снова перед мысленным взором, чтобы хоть на чем-то держать внимание, кроме сворачивающихся узлом легких и отваливающихся придатков. Снилась пустыня и раскопки. Карты, существа, люди, дворцы, деревья – десятки комнат, обойденных с Нис и Инфором. Сотни поразивших нереальностью видений. Тысячи восторженных или испуганных возгласов. Миллионы «мяу» Нис и, может быть, пара улыбок мага. Он не менялся.
Снился белый шар, светящийся призрачным голубоватым туманом на первом этаже башни. Когда-то он был усеян разноцветными камешками, но теперь почти все они осыпались или были выдраны. Возможно, даже, археологами на сувениры. Мы проходили мимо него каждый раз, поднимаясь на башню. Он завис как-то нерешительно и не к месту, будто убегая, кто-то выбросил его по пути. Или сам он решил переместиться со второго на первый этаж, но не хватило сил. Висел себе рядом с перилами винтовой лестницы. Несчастный, ободранный и одинокий. Лишь голубое свечение извещало о том, что он еще как бы «жив»… Он звал, привлекая внимание, как Ответчик. Когда мы втроем останавливались на лестнице, он начинал медленно вращаться. «Здесь мы» – говорил тогда Инфор. Или «Здесь Милоран… Зальцестер… Воронка… Миренгой» – каждый раз – разное. Но глядя на шар я понимала, что маг все выдумывает. Как на белой поверхности с остатками ничего не значащих разноцветных камней, полным отсутствием обозначений, рисунков, красок – можно было знать, где находится хоть что-либо? Я смеялась, качая головой. Он поднимал свой злой взгляд и молчал.
Мне снился песок, вечный песок и мамина улыбка. Во сне она смеялась. Смеялась ли она наяву? Снился Петир, я просыпалась в слезах. Снился отец. Я не знала что думать. Сердце сжималось болью, и снова начинался кашель. Снился даже Ройс, сам себя назвавший «маленьким чудовищем императора». Я не понимала… не понимала.
Скрючившись от боли, я снова заныла. Кончится ли это когда-нибудь?
Я вспомнила осенний день, когда в моей жизни не было отца, а в сердце жила надежда и счастье. Возможно, мне приснился этот день. В постоянной темноте я терялась между снами и реальными воспоминаниями. В то утро мы сидели с Ройсом над иллюзорной картой в зальцестерской резиденции. В соседнем зале за стенкой находился Петир. Тело помнило о проведенной вместе жаркой ночи, я улыбалась. Впереди было так светло и чисто, что даже Ройс не мог испортить настроения. «Кричать вслух не обязательно. Достаточно громко и целенаправленно подумать» – поморщился он. А Петир поцеловал на прощание. Это был наш последний настоящий поцелуй. Знала бы я тогда…
Кричать не обязательно… Я закашлялась, поднимаясь. Нужна ли я кому-нибудь? Любит ли меня по-настоящему хоть кто-нибудь, кроме мамы? Разве только Нис…
Как неслась она стремительным розовым облаком сквозь пески, нагоняя… Как перепугались эти псионики. Нис… Перед глазами появились черные глазки и полоски-полоски-полоски, на солнце составляющие ее призрачный силуэт. Можешь ли ты меня найти, как тогда – в пустыне? Можешь ли помочь?
Когда послышался металлический лязг, я приняла этот новый звук за продолжение какого-то сна. Лишь когда грубая ладонь рывком сдернула меня с лежака и глаза резанул яркий свет, я выдохнула от неожиданности и закашлялась. Если бы не постоянный кашель, я подумала бы что оглохла. Всегда вокруг была тишина… и теперь, выводя меня на подкашивающихся ногах в коридор, они молчали. Где-то через пять или шесть шагов меня закружило.
Из забытья вывел жар. Я горела, голова взрывалась болью. Подавшись вперед, закричала. Из горла вылетел лишь хрип и снова кашель. Пока кашляла, осмотрелась. Свет резал глаза, усиливая головную боль. Я сидела в наполненной нереально грязной водой ванне. На плечах были чьи-то твердые руки. Подняв голову, снова закашляла. Незнакомая темнолицая сморщенная старуха отдирала кожу мочалкой. Откинув голову на край, я зажмурилась. Как же больно… уберите… пожалуйста… свет. Перед глазами снова поплыло. Лучше умереть. Или хотя бы уснуть.
Но ни того, ни другого мне не позволили, вытащив из ванны. В голове стало легче. Я пыталась сжаться в комок, чтобы не так болели внутренности. Это помогало.
– Да штой прямо! – рявкнула бабка шепеляво.
Вытянув руку, я попыталась оттолкнуть ее. Глазам было больно смотреть. Она дернула за руку, поднимая, но я вывернулась и изо всех сил толкнула ее от себя. Отойдя на шаг от незнакомки, я выставила физическую стенку. Сглотнула, понимая, что защиты от магии здесь нет. Закашлялась, оглядываясь. Ноги не слушались. Все тело крутило. Старуха подбоченилась, наблюдая за мной. Через четверть минуты я осела на скользкий пол, не в силах унять кашель.
– Обрафно ф низ хощешь? – кивнула она вопросительно.
Замотав головой, я подняла взгляд. Нет!
– Одефайся, – кивнула она на ворох зеленой ткани на мраморной лавке.
Я закрыла глаза, собираясь с силами, чтобы подняться. Встала. Пол и лавка шатались, как во хмелю. А потом поехали куда-то в сторону, перед глазами мелькнула темная фигура старухи в движении и все померкло.
Когда что-то невыносимо горячее переместилось по животу, я поняла что это чья-то ладонь. Открыла глаза, морщась. Надо мной стоял тот псионик, что сидел рядом в цинне тогда… месяц или жизнь назад. Обратив внимание на то, что я очнулась, он перевел взгляд на лицо. Я посмотрела вниз, на его руку. Она казалась черной по сравнению с белизной кожи живота. В груди заскреб кашель, начал подниматься, нарастая. Когда я закашлялась, он удовлетворенно кивнул. С изумлением я замечала, что боль в легких уже не так невыносима. Закрыла глаза, понимая, что в данную минуту этот человек мне не враг.
«Киф твой?»
Я вздрогнула, открывая глаза. Мужчина снова смотрел мне в лицо, переместив руку еще чуть ниже. Я утвердительно моргнула: моя.
«Твоя жизнь в обмен на мою. Согласна?»
Я вскинула брови, не понимая.
«Ты глупая корова, шлюха босяка. У тебя в руках киф и ты вспомнила о нем лишь через месяц. Я убью тебя, как только он появится во дворце. Если ты не пообещаешь мне жизнь. Сейчас» – сказал он мне прямо в мысли, в глаза, придавив своим взглядом. Я выдохнула, прикрывая веки. От ладоней же по-прежнему шло доброе, благое тепло. Чего ты так сильно боишься?
– Хорошо, – прошептала я, не в полной мере понимая, чем именно вызван его страх. Чем Нис так опасна? Что они могут знать о ней, чего не успела узнать я?
Когда он закончил, отняв руки от ступней и замерев на минуту, я поднялась на локтях. Указав в сторону, мужчина вышел из комнаты.
На плоском креслице с низкими подлокотниками и спинкой, лежало зеленое прямое платье. Надев его, я перевела взгляд на черный каменный столик, отполированный до зеркального блеска. В серебряном бокале застыло питье. В такой же тарелке – лепешка, начиненная мясом. Рот мгновенно наполнился слюной. Присев, я помедлила и с усилием отвела взгляд. Нет…
Проведя пальцами над бокалом, разогрела жидкость. Чтобы там ни было, я не пила горячего уже месяц. Отхлебнула и закашлялась. Горло обожгло, а по груди потек жар. В голову мгновенно ударил хмель. По привычке подобрав ноги от пола, я зажмурилась. Нис…
Через пару минут дверь открылась и двое здоровенных мужиков в белых безрукавках и будто бы юбках из белой ткани зашли внутрь. Один кивнул мне на выход. Я поднялась. Если буду проходить мимо хоть какого намека на солнечный свет, подожгу обоих и…
– Не стоит… – хрипнул один из них, и я вздрогнула. Как же быстро я отвыкла от живой речи.
Один из них шел впереди, второй сзади меня. Скорее всего, я чего-то не знала, наблюдая самоуверенную спину перед собой. Рисковать не решалась. Мы шли долго, поднимаясь, петляя по нескончаемым коридорам и таящимся в сумраке залам. Когда остановились, мои ноги дрожали. Хотелось сесть на пол. Грудь и живот болели. И снова было страшно…
– Я все думал, почему босяк не реагирует на твое исчезновение… – послышался голос. Я обернулась к проему в стене, откуда шел свет. – Удивительно, как долго ваши гильдии умудрялись скрывать его плачевное состояние…