Страница 6 из 8
– Если бы могло, то я бы тебе не звонила в такое время.
– Можешь прийти ко мне, я одна.
– Я не могу. Приходи все увидишь, – бросила напоследок Варька и отключилась.
Я продолжала тихо сидеть на полу, кляня себя последними словами, жалея себя всеми силами, в душе моей пробивались крепкие ростки ненависти к Варваре.
– Да почему она мне звонит? У нее есть подруги, с которыми она намного ближе. Ходит с ними по клубам, даже в Грецию ездила в отпуск, вот им бы пусть и звонила. – Я уже переходила на крик и одновременно снимала свою тепленькую пижаму, пахнущую молоком.
Ветер изменил свое направление и развернул струи дождя в мое окно. Я пустила из глаз слезу отчаяния.
* * *
Наш центральный район, которым всегда так гордилась моя семья, и который я тоже любила с самого детства, в последнее время становился все больше похожим на Петербург Достоевского. Которым, впрочем, он всегда и являлся.
Это в нашем районе, близком к Сенной площади, доведенный до отчаяния парень Раскольников убил топором старушку. Здесь блуждала девица Мармеладова. Здесь находили свои истории и черпали вдохновения наши великие русские писатели.
И бабушка с детства помнила, какие темные личности обитали вокруг Сенной площади. Мама моя жила в советской стране, площадь тогда носила название «Площадь Мира», и она долгое время оставалась светлой и веселой. С утра до позднего вечера ее заполнял студенческий люд, спешащий в институты, солидные домохозяйки несли полные авоськи с разными южными фруктами и местными овощами с Сенного рынка.
Я немного застала это время и вспоминала его с удовольствием.
Сейчас времена изменились. Площадь была, как отражение происходящих перемен, словно зеркало. Вновь ее назвали Сенной, и вновь вокруг нее стали появляться темные особи. Многочисленные огромные коммуналки в нашем районе заполнились мутными личностями: строителями с бывших южных республик, иногда переезжающих в Питер всем аулом; торговцами с Апрашки. Или где они там торгуют? Жизнь в нашем районе менялась на глазах.
Площадь даже пытались несколько раз перестраивать, но она яростно сопротивлялась, храня дань своим историческим корням.
Может, бабушка права, и имена играют огромную роль не только в жизни людей, но городов и улиц?
Если я когда-нибудь стану мэром нашего города, первое, что я сделаю – это переименую Сенную площадь. А то, глядишь, скоро у нас появится еще один Раскольников или кто по – хуже.
Да, что – то невеселые мысли заполнили мою несчастную голову перед выходом из дома. А, может, это подсознание подает мне знаки: не выходи, Глафира, в ночь из своей квартиры! Не самый лучший район стал для вечерних прогулок. Да и непогода на дворе.
Я сняла с вешалки старый бабушкин плащ с огромным капюшоном, надела его поверх пижамы и, вздохнув, вышла в свой пропахший кошками подъезд. Мелькнула спасительная мысль – взять с собой Гошку за компанию, но чувство сострадания не позволило мне тревожить товарища. Иначе, чем я буду отличаться от несносной Варвары?
Я деликатно покашляла на лестнице, может, Гошка примет мои сигналы СОС и сам выйдет мне навстречу, но ответом мне было только слабое шебуршание где – то на верхнем этаже. То ли крыса, то ли бомж? Звуки эти оптимизму не прибавили, но зато придали мне некоторое ускорение.
Я быстро скатилась вниз по лестнице, путаясь в широких полах плаща, и вышла в дождливую ночь. Дождь поспешил увлажнить мое лицо холодными струям, а заботливый ветер попытался не выпускать из теплого подъезда, удерживая тяжелую дверь. А когда понял, что со мной ему не справиться – надул мой макинтош парусом и погнал в нужном направлении.
Думаю, что зрелище я представляла устрашающее: полы плаща доходили мне до щиколоток, капюшон закрывал лицо. Ткань топорщилась от ветра, и складывалось впечатление, что это огромный матрац самостоятельно передвигается по узкой улице Гороховой. Редкие прохожие шарахались в стороны, уходя от столкновения со мной на мостовую.
Я несколько приободрилась, почувствовав себя в некоторой безопасности. Мне слегка льстило, что опасность исходит от меня, и я ускорила шаг.
Варька жила недалеко. К ее дому можно было пройти и хитрыми ходами проходных дворов, но я предпочла маршрут несколько длиннее, зато безопасней. Пробежав с ветерком по Гороховой, я повернула на Фонтанку. Тут было оживленнее: мимо мчались машины, оставляя за собой фонтаны грязной воды и окатывая редких прохожих.
Меня тоже накрыла ледяная волна, забрызгав полностью и бабушкин макинтош, и мое лицо. Некоторое время я стояла на месте, приходя в себя, но наткнувшись на заинтересованный взгляд молодого таджика, поспешила скрыться в подворотне.
Я лихорадочно набрала код домофона и долго ждала, когда Варвара изволит мне ответить и впустить в свой подъезд. За спиной ветер продолжал играть моим капюшоном – парашютом, то накидывая мне его на голову, то сдирая, решив, что с непокрытой головой мне симпатичнее. Темные тени надвигались на меня со всех сторон, или это тоже была игра больного воображения, или шутки ветра – хулигана. Я уже ничего не понимала от страха и холода.
Наконец, недовольный голос Варвары спросил:
– Кто там?
Складывалось ощущение, что обо мне забыли или не ждали.
– Варя, открывай скорее, это Глаша!
– А, Глаша! – и снова удивление в голосе.
Домофон пискнул, дверной замок щелкнул, и меня впустили в темное нутро старинной парадной. Точнее, это была «черная лестница». Лифта не было, зато был высокий пятый этаж.
Давным-давно, родители Варвары устроили грандиозный обмен соседей. Все, кроме одного вредного соседа покинули старую коммуналку, а этот уперся, что не собирается покидать родные стены. Тогда квартиру разделили. И одна ее жилая часть с большой кухней и парадной лестницей отошли соседу, а семья Варвары стала обладательницей темного уголка, который кухней назвать было нельзя, даже при большом желании, но зато жилье было отдельным, лишенным соседей. Со временем родители Вари купили себе кооператив, а эту площадь оставили дочери.
Я поднималась по высоким ступеням, размышляя: не в этом ли кроется секрет Варькиной стройности? Если проходить несколько раз в день такой тренажер, то и лишние килограммы тебя не догонят? Я на свой третий заползаю на скрипучем лифте.
Варвара уже ждала меня на площадке, открыв широко дверь и освещая мне последние метры.
На ней был короткий полупрозрачный халатик розового цвета с черной пеной кружев. Потрясающие стройные ноги были открыты, высокая грудь утопала в кружевах, оставляя большую часть на обозрение восторженного зрителя. Казалось, Варька вышла навстречу своему жениху, а не мне.
– Спасибо, что пришла, – нехотя признала Варька мой подвиг. – А что на тебе надето? Что это за маскарад?
– Бабушкин макинтош. Очень правильная вещь для такого вечера, – снова пустилась я в оправдание.
Войдя в небольшую прихожую, я остановилась и уставилась на Варькино лицо. Под левым глазом расплывался огромный синяк, ее аккуратные губки были в ссадинах и кровоподтеках. В вечернем свете с синяками и без косметики Варя была не такой уж красавицей. Ну, кроме фигуры, конечно.
– Варя, это кто? – я плюхнулась на узкую скамью у входа.
– Думаешь, мне сначала представились, а потом отобрали сумку и ударили по лицу? – лицо Варвары исказила гримаса боли.
– Прости, я не подумала.
– Теперь, понимаешь, почему я позвонила именно тебе?
– Нет, – развела я руками.
– Ну, как бы я показалась на глаза своим подругам в таком виде? Вот дала бы повод для веселья и сплетен.
Я немного не поняла ее слов. Если она думает, что над ее бедой будут смеяться подруги, значит, она их таковыми не считает, а тогда зачем дружить, тратить время на общение? А я, значит, подруга номер один, если меня можно вызвать в ночь и предстать передо мной во всей красе. Но я, действительно, сочувствую Варваре. Представляю, что она пережила.