Прыжок Волчицы

Он был одинок – багатур, сошедший с Золотых вершин. Двигаясь на закат, призывал он людей следовать законам Степи извечным, почти забытым ныне в бедствиях непрекращающихся. Своими свершениями доблестными стал он врагом злейшим для жужаней – нынешних хозяев степи, возвысившихся разбойников, не имеющих отцов. Жужани владели сердцем обескровленной Степи, но из-за дальних пределов, из-за Идели могучей, доходила молва о Западном крае, великой державе в Тэнгри, справедливым и мудрым правлением каганов своих достигшей могущества и благоденствия высочайших. Говорили, что там законы Степи превыше всего, и это было угрозой разбойничьей орде жужаней.

Туда, в Западный край направлялся багатур, деяния которого направлены на возрождение законов, не имеющих силы здесь, на востоке, но могущих вернуться на зов Матерей с Золотых гор, и это будет то, что сможет положить конец разбойничьему владычеству. И нельзя было этого допустить жужаням, встающим на пути багатура…

В песнях Матерей да пребудет с ним благословение Умай…

Под щитом Тэнгри да выйдет он к чистым водам Джаика, где не имеют жужани слова…

След Волка да приведёт его к Идели, началу Западного края…

. . . . .

Путь его был на запад, за солнцем, – и шёл он долго,… дожди сменялись снегами, холода – зноем…

Старые песни оживали…

Новые песни рождались, – в свете солнца, и в свете луны…

Он шёл вперёд, к солнечному закату; но не искал путей безопасных, покровительствуемый Небом, наделившем его силой и устремлённостью. Аймаки были на его пути, и кочевья были на его пути, были и поселения, были и города, часто враждовавшие между собою. Шёл он через одно селение и, не отклоняясь от пути, шёл к другому, воевавшему с первым насмерть. Никому не становился он врагом. Никто, из слышавших его слова, не посмел бы упрекнуть его в коварстве или затаённой хитрости. А те же из воинов, которые, завидев иноземца, намеревались поразить его стрелою из укрытия, не находили в себе решимости натянуть тетиву, не осознавая потом причин своей неуверенности, но и не удивляясь ей.

Рассказывали люди, что видели в степи всадника, одинокого, бесстрашного воина безупречной уверенности и отваги, в которых не сомневались, хотя никто не видел оружия в его руках – лука или клинка обнаженного…

Кто-то говорил, что это посланник великой державы Востока, Золотых гор, сердца всей Большой Степи. Другие говорили также, что идёт он с Золотых гор, но не как посланник какой-либо державы, а как наследник власти Адель-кагана, наделённый неоспоримым правом. Кто же мог верить в такое? Невозможность подобного осознавалась ясно, но лишь в умах, – не там, где живут надежды. В словах людей звучало небесное имя: Кокул.

Звали же его Аслан-багатур…

. . . . .

Было раннее утро, ещё не взошло солнце.

Руван скакал на своём коне на северо-восток, и уже виден был ему огромный курган, с запада возвышающийся над городищем сарагоров. Там, в этом поселении, что расположено на правом берегу великой Идели, должен был остановиться на сегодняшнюю ночь караван торговцев с юга, богатая добыча. Именно к нему, к этому богатому каравану и возвращался Руван, выполнив поручение брата. Брат его был предводителем воинов, что нанялись два дня назад для сопровождения этого каравана через земли сарагоров.

Этой ночью Рувану пришлось много и быстро скакать, утомляя своего коня, но дело было сделано. Скоро уже, с рассветом, должен караван отправиться дальше, на север, и значит,.. будет удачный день для Рувана и его товарищей, которые умело обманули торговцев, нанявшись стражами.

Но вот какой-то всадник показался там, впереди. Конь его движется шагом, и рядом с ним запасной. Их направление – запад, и пути их с Руваном не пересекутся. Он один, а значит, далеко ему не уехать по этой стране. Не торопится, но и не медлит.

Но кто там ещё показался? Руван разглядел другого всадника, который также ехал со стороны поселения. Но этот, в отличие от первого – который уже удалялся, двигаясь на запад, – наоборот, быстро скакал прямо навстречу Рувану. Это был сам его брат, первый из лучших конных стрелков, Урай-батыр. Случилось что-то значительное, если он покинул свой отряд и караван торговцев. Вот он уже близко, на быстроногом своём гнедом скакуне.

– Что случилось, Урай, брат мой? – спросил Руван, когда они встретились и остановили своих коней. – Я выполнил твоё поручение.

– Кое-что изменилось, Руван и теперь надо остановить Гунми-батыра: – караван мы не тронем.

Странно было слышать такое от бесстрашного батыра.

– Нельзя? Но почему же? У них влиятельный покровитель? – удивился Руван, вспомнив почему-то увиденного недавно одинокого всадника, который и сейчас ещё был виден.

– Не то. Нет у них никакой поддержки, что могла бы остановить нас. Но всё же мы их не тронем. Это решил не только я, но и остальные. Ты езжай к нашим воинам; они, как и договорились с купцом Утулаем, будут охранять его караван до Сарытау. Старшим я назначил Тугула, до моего возвращения. Сам же я отправлюсь навстречу Гунми-батыру, чтобы отговорить его от задуманного. Надеюсь, мне хватит слов для этого, и, надеюсь, Небо поможет мне в этом.

Руван вспылил:

– Что ты говоришь, брат?! Это же была верная наша добыча! Гунми-батыр уже скачет сюда! Какие слова смогут остановить его?

Указывая рукой на одинокого всадника, что почти невидим уже в западном горизонте, спокойно ответил Урай:

– Те, что я слышал от него.

– Как это может быть? Кто он такой?

– Его имя – Аслан. Он прибыл вчера в то поселение, где мы остановились, переправившись с восточного берега овечьей переправой.

– И что же такого он тебе сказал? Чем, или кем, он тебе пригрозил?

– Он видел, как ты уезжал, Руван, и сразу всё понял. Он подошёл ко мне, не к купцам, и спросил: кто управляет этой страной? Я не знал, что ответить, и тогда он заговорил с нами. Не как проситель, чужеродный странник, а как равный нам. Это было дерзко с его стороны, но никто из нас не осмелился остановить его. Как будто его защищает охранный амулет великого могущества, невидимый щит настоящего волшебства. Сердцем я чувствовал в его словах дух великой силы. Слова Аслана напомнили нам о недавнем ещё прошлом, когда никому в нашей Степи не было нужды в охране и защите.

– Но ведь гунны и их каганы утратили власть над этой страной. Агасиры покорны нам, и не помышляют о сопротивлении. Здесь теперь мы хозяева и никто не накажет нас именем Адель-кагана.

– Да, конечно же, страха перед великой властью уже нет, Руван. Но ведь при ней действовал Единый Закон Степи, о котором мы все помним, и он был справедлив. Тогда и ты, Руван, и мы все знали о том, что нарушение его не останется без последствий. Наши отцы и деды соблюдали его, и страна их была великой.

Аслан-багатур поведал нам о жужанях, отказавшихся от заветов отцов и не признающих Закона. Ты ведь слышал о них сам, Руван и знаешь об ужасе их владычества. Это оттого, что они попрали Закон Степи. Так не уподобимся же мы им и постараемся сохранить лицо всадников, несущих Небесный Огонь. Я уверен, что Гунми-батыр всё поймёт.

– А кто этот Аслан-багатур? Он пришёл оттуда, с восточных пределов? – спросил Руван.

– Да, и пришёл один. Он – по-настоящему великий багатур.

– Вот ещё что, Руван, – ты говорил о власти гуннов и о наказании. Теперь я знаю, что сила и могущество не оставили Степь: там, в западном крае, раздался уже вой Волка, призывающий силу Небес. Об этом знали в стране Золотых гор, откуда начался путь Аслан-багатура.

– Золотые горы? Я всегда думал, что это сказка…

. . . . .

Охотник Артагес лишился единственного своего коня. Пока он таился в засаде, ожидая приближения сайгаков к водопою, лошадь его, оставленная привязанной далеко в стороне, исчезла – была украдена кем-то. И теперь, сжимая в руках охотничий свой лук, стоял он на краю ивовых зарослей, покрывавших обильно берега Медвежьего ручья, и смотрел на восточный горизонт, в открытую степь. Оттуда приближался всадник, не из местных, судя по его необычному одеянию, и вёл он в поводу запасного коня. Можно было затаиться, спрятаться, и, выждав, убить иноземца стрелою (Артагес был метким стрелком), и завладеть его лошадьми и прочим имуществом.