Страница 49 из 68
Харитонов спросил:
— Что за бой?
— Не знаю, я только что из подразделений, там все было в порядке.
Ильин тем временем побежал на выстрелы.
Огонь нарастал. Недалеко от нас прошло несколько пулеметных очередей. Прибежал на НП — Карнаушенко был уже здесь. Смотрим, примерно тридцать-сорок фашистов прорываются через наши боевые порядки. По ним ведут огонь 1-я и 2-я роты, а в районе 3-й роты — рукопашная схватка. Карнаушенко передал команду на огневые позиции. Раздались почти неслышные выстрелы минометов — недолет. Карнаушенко делает поправку — и снова серия взрывов. Однако гитлеровцы уже скрылись за бугром.
Что же произошло? Утром Иванников послал одно отделение в разведку. Войдя в рощу, оно натолкнулось на группу вражеских солдат. Разведчики затаились. Подошла еще одна неприятельская колонна, человек сто. Развернувшись, гитлеровцы двинулись на наши позиции. Завязалась перестрелка. 1-й и 2-й ротам мешала находившаяся у самой опушки 3-я рота. Иванников и его бойцы, услышав стрельбу и увидев неприятеля, открыли огонь. Недалеко от Иванникова стоял станковый пулемет, расчет которого успел оборудовать окоп. Пулеметчики, сориентировавшись, тоже начали стрелять. Как раз в это время противник с громким «ура» бросился в атаку, очевидно рассчитывая своим «ура» ввести нас в заблуждение. Дело дошло до рукопашной. Она длилась несколько минут. Пробиться удалось лишь группе фашистов. Их-то мы с Карнаушенко и видели с Нашего НП.
Батальон понес незначительные потери — человек пять-шесть ранеными. Враг — более семидесяти убитыми. Двоих мы взяли в плен.
Едва мы с Мощенко доложили командиру полка о случившемся за ночь и утро, как заметили, что к нам на НП со стороны нашего переднего края идет полковник. Мы с Мощенко не знали, кто это. Встали, представились. И услышали:
— Заместитель командира дивизии полковник Гаев.
Он сообщил, что в самом скором времени нам предстоит продолжать наступление и нужно готовить к этому батальоны. Павел Витальевич Гаев поругал нас за плохую маскировку окопов и ушел.
Спустя несколько часов командир полка вызвал к себе на НП всех комбатов и поставил задачу перерезать железную дорогу, идущую на Харьков.
Боевой порядок полка в один эшелон. На правом фланге 1-й стрелковый батальон, в центре 3-й, а на левом фланге 2-й.
Поддерживали нашу часть дивизионный артиллерийский полк майора М. 3. Войтко и 4-й отдельный истребительно-противотанковый артиллерийский дивизион под командованием майора И. Г. Розанова.
Наступление развивалось успешно: противостоявшие нам небольшие силы фашистов были уничтожены, и все три батальона вышли на железнодорожную линию. Поставленная задача практически была выполнена. Но едва наши роты успели закрепиться, как противник бросил в контратаку до ста танков. За ними на бронетранспортерах следовала пехота. Основной удар пришелся по центру боевого порядка полка — 3-му стрелковому батальону. Когда появилась первая волна вражеских танков, артиллеристы открыли меткий огонь. После первых же выстрелов загорелось шесть машин. Однако «тигры» и «пантеры» продолжали двигаться. Гвардейцы, пропустив их, вступили в бой с пехотой, укрывшейся за бронетранспортерами. На наш батальон гитлеровцы наступали без танков, и мы быстро заставили их залечь.
Под сильным ружейно-пулеметным огнем неприятель стал окапываться. В это время в 3-м стрелковом батальоне разыгралась настоящая трагедия. С нашего НП невозможно было рассмотреть, что именно там происходит. Сперва нам показалось, что Мощенко сопутствует успех. Нефедьев даже вылез из окопа и начал считать:
— Один готов… Горит, второй, третий… Молодцы артиллеристы! Четвертый, пятый…
На поле боя то там, то тут вспыхивали танки и от них валил густой черный дым.
Я спросил Мощенко, как дела. А он: «Подожди, доложу командиру полка». И вот я услышал — мы были на одном проводе, — что за «тиграми» и «пантерами» следуют огнеметные танки и сжигают нашу пехоту. Харитонов ответил:
— Стоять насмерть!
Но и без этой команды никто не пытался отходить. Создалось драматическое положение: обычные танки прошли через боевой порядок 3-го батальона, а огнеметные — их было шестнадцать — жгли полуокопавшихся гвардейцев. Артиллеристы делали все, чтобы уничтожить «тигров» и «пантер», надвигавшихся на совхоз «Первомайский», а саперы во главе с полковым инженером капитаном Николаем Бейгулом бросились устанавливать на пути врага противотанковые мины.
Остатки пехоты 3-го батальона под напором огнеметных танков и пехоты противника вынуждены были отойти. Темнело. Наша артиллерия продолжала единоборство с прорвавшимися танками. Темп их продвижения падал.
На невысокий холмик, в сотне метров от которого стояла одна из противотанковых пушек, медленно поднимался желтый «тигр» с черными крестами. Пушечка рядом с ним выглядела игрушкой. Мы подумали, что расчет ее вышел из строя. Но вдруг орудие ожило, и «тигр» споткнулся, словно перед ним выросло что-то непреодолимое. До нас донесся звук разрыва. Ствол танковой пушки беспомощно опустился вниз. А к стрелявшему орудию подкатил тягач. Расчет под огнем прицепил к нему пушечку и быстро переместился на новую позицию.
Какое мужество, выдержку и хладнокровие нужно было иметь, чтобы подпустить фашистский танк на столь близкое расстояние, зная, что промах, осечка или какое-либо повреждение могли стоить жизни.
Это был расчет из противотанкового дивизиона майора Ивана Григорьевича Розанова.
Атака гитлеровцев, хотя им и удалось продвинуться на полтора-два километра, захлебнулась: они потеряли более двадцати пяти танков. Но и наш полк понес потери и был выведен во второй эшелон дивизии. Погиб и Николай Бейгул, вместе с которым было немало пережито и в тягостные дни отхода в сорок первом году, и в Сталинграде, и в этих, ставших для него последними, боях. В нашем общем горе, а Николая в полку очень любили, утешало лишь то, что он успел узнать и счастье наступления, и вкус побед… В полку снова осталось фактически два батальона—1-й и 2-й. Однако спустя несколько дней мы продолжали успешно наступать и освободили несколько населенных пунктов, в том числе Червоный Прапор и Марьино.
11 сентября, выйдя к исходу дня в район Настеновки, мы начали закрепляться. Кругом кукурузные поля. Мы с Михаилом Сазоновым присели под копной в ожидании, когда подъедут кухни: люди были голодны. Погода стояла отвратительная. Более суток шел проливной дождь. Чернозем раскис, ноги увязали, липкая грязь наматывалась на колеса повозок, ездовые ругались и часто останавливались, чтобы очистить ходовую часть.
Приехал подполковник А. Д. Харитонов, чтобы уточнить расположение переднего края. Непосредственно перед нами противника не было. Мы предложили командиру полка разделить с нами трапезу, но он отказался. «Нужно продвинуться вперед еще на несколько километров, — сказал он, — и овладеть Настеновкой». Честно говоря, идти дальше не хотелось. Все устали. Артиллерии с нами не было — где-то застряла.
Поев, мы снова двинулись в путь. Направляющим был 1-й батальон. Шли колонной. Ночь. Тьма такая, что хоть выколи глаза. А дождь лил и лил. Солдаты накинули на себя плащ-палатки и стали какими-то горбатыми, неуклюжими.
Ориентировались с трудом, и потому темп был невысокий. Мы с командиром 2-го стрелкового батальона Михаилом Сазоновым, разведчиками и радистом находились метрах в двухстах-трехстах впереди колонны. Сазонов и я договорились, что, если немцы откроют огонь, 1-й батальон развернется влево, а 2-й — вправо от дороги и с ходу пойдут в атаку.
Приблизившись к Настеновке, вдруг услышали гул мотора. Похоже, бронемашина. Остановились. Посланный с двумя разведчиками сержант Атаканов подтвердил, что, действительно, это неприятельский броневик. Мы не стали задерживаться: до Настеновки оставалось каких-нибудь полкилометра. Чувствовался запах гари, очевидно, село сожгли. Атаканов несколько раз обращался ко мне: что, дескать, будем делать, бронемашина-то близко? Мне это надоело, и я не очень вежливо, во всеуслышание оборвал его: