Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 48 из 68

Дав необходимые указания, вернулся на свой НП. Уже стемнело. Вдруг слышу — Мощенко кричит:

— Исаков, где ты?

— Здесь…

— Веду тебе еще одного Исакова, говорит, твой брат.

Подошел ближе и вижу: действительно, мой двоюродный брат. Василий Никитович Исаков. Надо же такому случиться, столько лет не виделись — и на тебе! — где привелось встретиться. Обнялись, расцеловались. И посыпались вопросы.

Выяснилось, что Василий воюет в 97-й гвардейской стрелковой дивизии, занимает должность помощника командира взвода в разведывательной роте. Сейчас возвращается с задания с группой бойцов. Он сообщил, что примерно в полутора километрах отсюда стоят немецкие танки.

— А где твои сыновья?

— Младший, Федор, погиб на фронте, а Петр — старший лейтенант, летчик-истребитель. Екатерина Васильевна, твоя крестная, осталась одна и живет в Пятигорске.

На этом мы расстались — он ушел в свою дивизию докладывать результаты разведки. В последующем по моей просьбе его перевели в наш полк, и мы воевали вместе.

За ночь все встало на свои места. Дивизия привела себя в порядок. Но полк, кроме тяжело раненного командира гвардии подполковника Щура, потерял и майора Касатова — заместителя командира 39-го гвардейского стрелкового полка по политчасти.

Не стало хорошего человека. При всей своей образованности и начитанности, он был чрезвычайно скромен и не гнушался никакой работы. В периоды доукомплектования полка он направлял свою энергию на то, чтобы по возможности в каждой роте имелись партийная и комсомольская организации, готовил агитаторов и пропагандистов, учил секретарей партийных организаций батальонов партийно-политической работе. Не помню ни одного собрания, на котором не взял бы слова майор Касатов. Он умел удивительно просто разъяснить задачи, поставленные перед полком, помогал гвардейцам наилучшим образом подготовиться к бою, постоянно заботился о быте солдат, сержантов и офицеров, следил за нашим питанием. Для него было не безразлично, как оборудуется оборонительный рубеж и каковы результаты стрельбы, организованы ли занятия по изучению русского языка с воинами нерусской национальности, как проводятся для них политинформации. Касатов многое сделал для того, чтобы опыт лучших воинов стал достоянием всего полка, чтобы отличившиеся были поощрены или награждены, чтобы все раненые были доставлены в медицинские подразделения, а убитые похоронены надлежащим образом. Он находил время писать письма семьям героев и утешать вдов и детей погибших. Его привыкли видеть в ротах и батальонах, с ним охотно делились мыслями. Все мы искренне горевали, лишившись чудесного товарища, настоящего коммуниста.

К 31 августа наша дивизия вышла к совхозу «Первомайский». 39-й гвардейский стрелковый полк находился во втором эшелоне. Вместо А. К. Щура полком стал командовать его заместитель, подполковник Александр Данилович Харитонов, участник боев на Халхин-Голе. В полку снова было три батальона. Командиром заново сформированного 2-го стрелкового батальона был назначен один из ветеранов нашей дивизии разведчик капитан Михаил Александрович Сазонов. Майора Кирина перевели в соседнюю дивизию начальником штаба полка.

Подполковник Харитонов вызвал нас к себе:

— Сейчас пойдем к комдиву. Приказано явиться вместе с командирами батальонов. Садитесь в машину…

НП генерала Бакланова располагался на высоких кручах. Позади поле, впереди лес, кустарник.

— Такой НП, как этот, попадается редко: видно всю дивизию как на ладони, — сказал Бакланов. — Смотрите. Это — Шаровка, а вон там, за рощей, совхоз «Первомайский». Ваша задача атаковать противника… — И он указал рубеж на местности.

Враг оборонялся на просяном поле, дальше просматривалось поле подсолнечника, за ним роща, а за рощей совхоз.

— Скажите, Харитонов, кто у вас наступает в первом эшелоне? — спросил генерал Бакланов.

— Исаков и Мощенко.

— Ну вот, майоры, к исходу дня совхоз «Первомайский» должен быть освобожден. Отсюда мне будет виден каждый ваш боец. Действовать надо решительно, дерзко. — И обращаясь уже к Харитонову, генерал продолжал: — Ввод полка в бой обеспечит 32-й гвардейский артиллерийский полк.

Были уточнены время атаки и разграничительная линия между батальонами, увязаны вопросы взаимодействия с артиллеристами. Танков нам не обещали.

Мы отправились к себе. Проводную связь от командира полка тянули только за мной потому, что провода было мало, а 3-й батальон должен был иметь с нами локтевую связь и по радио.

Исходные позиции мы заняли под вечер. Подступы к рубежу атаки были скрытые — кустарник, высокая трава, поэтому неприятель нас не заметил.

1-й батальон наступал справа, 3-й слева. Огневой налет артиллерии был не очень сильным, и мы дополнили его залпами своих минометов. По установленному сигналу подразделения поднялись в атаку.

Командир полка Харитонов беспрерывно уточнял, где мы находимся. Отступая, гитлеровцы цеплялись за каждый более или менее выгодный рубеж, но перевес был на нашей стороне — не столько в силах, сколько в желании, я бы даже сказал, в умении воевать: каждый боец действовал смело, решительно и инициативно.

Наступили сумерки. Фашистам удалось остановить нас. Мне не терпелось пройти к ротам. Но у телефонистов, как на грех, кончился кабель, и Харитонов не разрешил мне отлучаться.

— Будь у аппарата.

— Так ведь батальон движется дальше! Что же я буду один сидеть в кукурузе или в подсолнухах, присматриваться и гадать, что там делается? — взмолился я.

— Сейчас посылаю катушку кабеля, — последовало в ответ. — От телефона не уходи.

Откуда-то вынырнул Мощенко.

— Ну что? — спросил он.

— Говорит, не отходи от аппарата. А провода нет. И у тебя фрицы уперлись?

— Ерунда! Думаю послать одну роту в обход, разведчики доложили, что можно обойти их правый фланг.

— Хорошо. А потом пусти ракету — и вместе атакуем. Совхоз-то еще у противника.

Долго ждать не пришлось: Мощенко подал сигнал — и оба батальона пошли вперед. Запыхавшийся телефонист притащил катушку кабеля. Правда, его хватило только до опушки леса, но я был рад и этому.

Преследуя отступавших фашистов, подразделения овладели совхозом «Первомайский», обойдя рощу слева. С соседом справа связи не было, и где он находится, мы не знали. Я опасался, что в роще, которая осталась в тылу 1-го батальона, затаились остатки фашистской пехоты, но послать туда ночью людей для прочесывания не решился. На сердце было неспокойно, муторно, будто вот-вот должна стрястись какая-то беда.

Тем временем справа послышался стук колес и топот лошадей. «Немцы!» — подумал я, но оказалось, что это наша минометная рота. Мы узнали голос старшего лейтенанта Карнаушенко, отпускавшего в адрес лошадей «ласковые» словечки. Чтобы избежать недоразумений, я вышел на дорогу и, окликнув Карнаушенко, указал ему неподалеку от рощи место для огневых позиций, с которых можно было вести огонь и по подступам к совхозу.

Минометчики въехали в подсолнухи, сняли минометы и подготовили их к бою. От Карнаушенко я узнал, что по этому же маршруту следует минометная батарея капитана Сокура.

Под утро, завершив организацию обороны, мы с Ильиным выбрали место для НП в каком-то огороде, откуда хорошо наблюдался весь батальон, и оставили там разведчиков отрыть щель. Когда спустились в лощину, через которую проходила дорога, увидели группу военных. Они стояли у кухни и получали завтрак. Это были люди из 3-го батальона. Я сказал офицерам, что в роще, возможно, находится противник, так как мы ее не прочесали, и потому кухню нужно убрать в более безопасное место. То же самое повторил и появившемуся здесь Мощенко.

— Да ты, Иван, сдурел! — захохотал Мощенко. — Если бы они были в роще, то мы тут не стояли бы…

Вместе с Ильиным я пошел к минометчикам, чтобы оттуда доложить командиру полка местонахождение батальона. Не успел сказать и двух слов, как в районе наших стрелковых рот завязалась интенсивная перестрелка, раздались взрывы гранат и крики «ура».