Страница 2 из 11
Как бы эта поездка не оказалась последней для меня. Мне-то помирать пока ещё рано.
– Держись, майор! Мы ещё повоюем! – заорал я с непонятно откуда взявшимся задором.
Я выбрал момент и снова нырнул с главной трассы в какой-то проулок. А потом минут десять гонял по тёмным извилистым улочкам, подворотням и проходным дворам.
Хватит, конец пути. Я резко дал по тормозам.
– Всё, майор, приехали.
Быстро окинул взглядом окрестности. Справа высилась коробка трёхэтажного заброшенного дома с пустыми глазницами окон, слева зияла пропасть котлована – след когда-то начатой да так и не завершённой стройки, а впереди смутно маячила группа голых деревьев. И жуткая темень вокруг, хоть глаз коли. Фонари все побиты, свет из окон жилых домов сюда не доходит. Как раз то, что надо. И что очень важно, вокруг ни души.
– Слышь, майор, приехали. Кажется, оторвались.
Он не отвечал. Холодок тревоги пополз мне куда-то под куртку.
– Майор, ты в порядке?
Я чиркнул зажигалкой и поднёс огонёк к самому лицу моего пассажира.
Он был неподвижен, глаза закрыты, голова свесилась набок. Никаких признаков жизни. Вот чёрт! Они всё-таки достали его. В самый последний момент, как раз когда мне удалось оторваться от них. Что ж, не повезло бедняге. Увы. И хотя он был причиной всех моих бед в этот вечер, мне было искренне его жаль. По крайней мере, сейчас мне лучше, чем ему. Я как-никак жив, а вот он… Покойся с миром, майор ФСБ Куценко.
Его безжизненные руки продолжали сжимать красную папку. Я попытался аккуратно вытащить её, но безуспешно: его хватка оказалась железной. Я перестал церемониться и потянул сильнее. И тут…
Майор шевельнулся и застонал. Я невольно отпрянул назад.
– Жив! – осенило меня.
Я снова чиркнул зажигалкой – и в слабом отблеске крохотного язычка пламени увидел, как блеснули его глаза. Он смотрел на меня.
– Извини, друг, – прошептал он. – Я подставил тебя…
– Помолчи, – я придал своему голосу побольше строгости. – Я сейчас «скорую» вызову. Ты, главное, потерпи.
– Никакой «скорой», – с неожиданной силой отрезал он. – Поздно… я знаю… и ты знаешь… ты был там, на той войне…
В его словах было больше правды, чем мне хотелось бы признавать. Правды жестокой и неумолимой. Он уходил, жизнь по капле вытекала из его пробитого тела. Я не знал, куда попала пуля (или пули?), но то, что задеты жизненно важные органы, было ясно даже дилетанту. А я дилетантом не был, и смерть повидать пришлось в самых разных её личинах.
– Как… звать тебя, друг? – прошептал он, тяжело дыша.
– Иван.
С неожиданной силой майор вцепился мне в куртку и притянул вплотную к себе – так, что я ощутил его горячее прерывистое дыхание у себя на лице. Он заговорил торопливо и сбивчиво:
– Послушай, Ваня… мне некого больше просить… а ты наш, я это сразу понял… Доведи начатое до конца, помоги сделать то, что я не успел… Это очень, очень важно, понимаешь?..
Интересно, на что это он меня подписывает?
– Говори, майор, не тяни резину. Сделаю всё, что в моих силах.
И кто меня, дурака, за язык тянет?
– Вот эти документы, – судорожным кивком он указал на красную папку, которую прижимал к груди, – необходимо передать одному человеку. Лично в руки… никто другой… ни при каких обстоятельствах их получить не должен. Дело государственной важности… на карту поставлены государственные интересы… интересы страны… Ты слышишь меня, Иван?..
– Слышу, майор.
Слышу и одновременно чувствую, что вязну в этой трясине всё больше и больше. Но отступать было уже поздно. Последняя воля умирающего – закон.
– Найди его и передай папку. Этому человеку можно верить.
– Кто он? Кому я должен всё это передать? Имя?
– Я не могу… назвать тебе его имя…
– Да как же я его найду!
«Пойди туда, не знаю куда»! Так, кажется, это называется. По-моему, майор заговаривается.
– Слушай и запоминай, друг… На Ярославском вокзале, в камере хранения, – он назвал номер ячейки и код, потребовал повторить, – оставишь вот этот спичечный коробок… – он с трудом вынул из кармана обычный коробок с остатками спичек, ничем не примечательный и довольно потрёпанный. – Это условный знак, ничего более. Получив его, они свяжутся с тобой…
– Кто это «они»?
– Друзья… Получишь от них инструкции… действуй строго в соответствии с ними. Они выведут тебя на того человека. И запомни: папку никто не должен видеть… ни один человек на свете… спрячь её понадёжнее… до поры, до времени…
Говорить ему было всё труднее и труднее. Я едва улавливал смысл слов, которые срывались с его губ вместе с последними каплями жизни. У меня к горлу подступил комок, который я никак не мог проглотить.
– Крысы… крысы кругом… – горячо зашептал он, схватил мою руку и судорожно её сжал. – Берегись крыс, слышишь!..
По-моему, он начал бредить. Агония. Всё, сейчас будет конец.
– Как звать тебя, майор? – выдавил я из себя, протолкнув слова сквозь комок.
Он долго молчал, потом вдруг сильно закашлялся, изо рта его брызнула кровавая слюна.
– Семён… – прохрипел он через силу. – Семён Егорович…
– Хорошее имя. Русское. И редкое. Семён, да ещё Егорыч… Сейчас таких имён днём с огнём не сыщешь. Слышь, майор? Редкое, говорю, у тебя имя. Да ты не молчи, говори что-нибудь. Я ведь многое ещё хотел у тебя спросить… да вот все вопросы куда-то улетучились.
Я нёс всякую чепуху, лишь бы скоротать минуты (секунды?) ожидания смерти какими-нибудь отвлечёнными шумовыми эффектами. Пустая болтовня – лучший способ добиться таких эффектов.
Майор не отвечал. Я снова чиркнул зажигалкой, осветил его лицо.
Невидящие глаза стеклянно блеснули в дрожащих отблесках пламени зажигалки, на губах майора застыла чуть заметная усмешка. По подбородку на воротник пальто стекала тоненькая струйка крови.
Майор Куценко Семён Егорович умер.
2.
Я сидел в своей раздолбанной машине рядом с трупом фээсбэшника и трясся в сильном ознобе. Нет, не от холода – то была запоздалая реакция на стресс. Дрожь, сотрясавшая моё тело, разогнала туман в голове, и я вдруг с поразительной отчётливостью понял, в каком дерьме снова оказался. По самые уши.
Во-первых, я только что чудом избежал смерти. В меня стреляли, причём стреляли сильно и много и не попали лишь по чистой случайности. Однако со смертью Куценко охота не закончилась. Охотились не столько за ним, сколько за папкой – это я уже понял. Поскольку же матёрый чекист завещал её мне, объектом охоты автоматически становился я.
А это значит, что мне нужно убираться отсюда, и немедленно.
Во-вторых, я потерял машину. Моя ржавая колымага приняла на себя настоящий шквал огня и тем не менее сумела выстоять в этой неравной схватке. Более того, она смогла уйти от могучего джипа, напичканного бандой вооружённых отморозков. Но ущерб при этом ей был нанесён невосполнимый. В понятие «страховой случай» все эти повреждения ни в коей мере не входили.
А это значит, что мне дешевле будет её бросить, чем ремонтировать.
Прощай, моя старушка! Отслужила ты мне верой и правдой, сколько уж лет – теперь и не вспомнить. Пора и на слом. Что ж, всему приходит конец. Но своей кончиной ты можешь гордиться: смерть в бою всегда почётна. Вот возьму и поставлю тебя на гранитный пьедестал, где-нибудь в укромном уголке нашего двора, подобно тому легендарному вагону на Малой Земле, в котором пробоин теперь вряд ли больше, чем в тебе. И будешь ты восхищать взоры дворовой детворы героическим своим видом. Аминь.
В-третьих, по машине не трудно будет вычислить и её хозяина. Пробить номера для профессионалов – раз плюнуть. Даже если я благополучно доберусь до дома, они найдут меня и там. Вопрос только в одном: как быстро? Очень быстро, решил я, уже сегодня. Окончательно уничтожить свои следы я всё равно не смогу, но усложнить для них задачу – в моих силах.
А это значит, что я должен снять с машины номера и изъять из салона всё, что облегчило бы им поиски владельца. Сутки в этом случае я, глядишь, и выиграл бы.