Страница 38 из 41
– Ричард, можешь не пытаться изображать великую задумчивость. Иди домой. И извинись перед Алвой.
*
Поговорить с Вороном не вышло – тот был все время либо занят, либо хотел чтобы его оставили одного и не мешали. Дикон успокоил себя тем, что уже один раз попытался извиниться, пусть и не слишком удачно, и решил больше не лезть с извинениями. Уж лучше вообще попадаться Алве на глаза пореже, тем более, поручения ему последние дни давал не сам Ворон, а Валме – то ли потому, что терпение Алвы лопнуло, то ли просто все складывалось именно таким образом.
Перед Луизой Арамона он все же извинился. Вышло скомканно и как-то по-детски неуклюже, хоть Дикон и старался вести себя как подобает герцогу Окделлу и Повелителю Скал. Заранее продуманная речь начисто вылетела из головы, когда он вспомнил, где еще видел эту женщину – когда приходил к Катари и собирался поговорить с Айрис. Сестра тогда расцарапала ему лицо и наговорила уйму гадостей. Тогда они казались несправедливым оскорблением, теперь – справедиливым обвинением, но гадостями от этого быть не перестали и от этого было еще паршивее: выкрикнутая с ненавистью гадость была правдой, это понимает и он сам, и мать Герарда. Лицо горело и саднило, словно Айри расцарапала его несколько минут назад. А не давным-давно. Если бы он только знал наперед, чего нельзя было делать ни в коем случае, если бы он только знал…
Разговор о несвоевременном появлении в кабинете перешел на Надор и сестер. На Айрис, матушку, предчувствия и выходцев. Арамона рассказывала, что происходило в замке в последние дни, рассказывала о пересохшем ручье и ушедших Стражах, а Дикон слушал, не в силах задать ни одного вопроса. Да и вопросов не было, кроме одного. Почему? Почему они, а не он? Айри не предавала Ворона, да и Лараки ничего плохого не делали, а уж младшие сестры Дикона – и подавно. Матушка, верно, ненавидела и Олларов, и Ворона, но… Но виноват же был только он!
Арамона не демонстрировала страдание и не поджимала губ, как это любила делать матушка, но после разговора с нею было гораздо хуже, чем если бы его отчитала эреа Мирабелла. То, что он оказался никчемным сыном и братом, он знал и прежде, а сейчас это даже не было сказано, только почему-то хотелось шарахнуть кулаком по стене так, чтобы она рассыпалась, разлетелась на камни.
Мать Герарда спрашивала, что он пытался сделать для тех людей, кто пострадал от землетрясений, Дикон мямлил что-то невразумительное в ответ и чувствовал – а ведь она знает, наверняка знает, что он и тут был бесполезен. Поломать поломал, да и только. И не слишком стремился чем-то помочь. А ведь Алва говорил, что Дикону стоило бы поехать в Надор! Говорил, но не настаивал, не требовал. А ему самому очень не хотелось отправляться в разоренные земли. Вот он и остался…
После этого разговора он никак не мог уснуть. Вспоминал свою никчемную поездку в Надор, вспоминал, как его вскоре вез тем же путем Карваль. Коротышка говорил, что Дикон „заигрался с Альдо и разворотил какую-то сволочь“. Какую-то надорскую сволочь… Он не знал о клятве на крови, не знал о власти – или проклятии?! – эориев. Не знал, но что-то чуял. Как чуют звери. Карваль надеялся, что эта жуть уймется со смертью Дикона, поэтому и притащил его на земли Окделлов. Убить и остановить тем самым то, что проснулось. Расстрел был, но лучше от этого никому не стало. Может, потому, что стреляли другие? Коротышка думал, что лучше и надежней было бы, если бы Дикон сделал все сам, своим кинжалом и на своей земле, но… но вышло иначе. Возможно, к лучшему, что тогда все не закончилось – иначе кто знает, что было бы у синего озера. Хотя наверняка Скалы выбрали бы себе другого Повелителя.
Дикон уснул лишь под утро. Серо-розовый камень и одиноко торчащий сквозь снег куст диких роз. Выщербина, ждущая крови, и тяжелый взгляд. Взгляд камней, взгляд скал. Скалы ждут и должны получить свое. Они смотрят и должны увидеть. Они слушают и должны услышать. Но что сказать им, Дикон не знал.
*
Валме сказал, что до обеда ни Дикон, ни Герард ему точно не понадобятся. Ему! Не Алве, ему!
Закипавшая злость разбилась о слова Герарда, что раз они пока что не нужны ни соберано, ни эру Марселю, то можно прогуляться – день выдался солнечный, киснуть дома без дела в такую погоду глупо.
Наверное, Кальперадо прав. Тем более, Алва с самого начала предупреждал, что Герард с Диконом будут не столько при нем самом, сколько в подчинении у нав… у виконта Валме, кошки его раздери. Алва предупреждал, Дикон согласился, так что теперь ныть бесполезно.
Но обидно все равно было. Ну почему все одно к одному?! И Валме этот, и разозлившийся Ворон, и напоминающая о неприятной правде мать Герарда, и задирающий нос Придд…
Дикон сунул руку в карман, пальцы наткнулись на что-то тяжелое. Колпачки для шпаг, так и забыл вынуть.
– Так ты идешь? – окликнул его Герард.
Пришедшая внезапно идея сначала показалась смешной и глупой, но… чем Леворукий не шутит!
– Ты же фехтовать умеешь, да?
Герард смущенно пожал плечами:
– Я бы сказал, что умею держать шпагу в руках. Фехтую я посредственно. И давно не тренировался. А что? – взгляд у него стал настороженным. – Только не говори, что ты умудрился вызвать кого-то на дуэль. Или что тебя вызвали. Чем бы такая выходка ни закончилась, соберано очень разозлится.
– Не скажу, – довольно ухмыльнулся Дикон. – Просто подумалось, что я давно не разминался. Эр Рокэ сейчас на такие дела время вряд ли будет тратить, так что… Может попробуем?
Скажи он, что вызвал на дуэль того же Придда, Герард растерялся бы меньше – по крайней мере, так показалось Дикону. Но Герард согласился и даже оказался вполне сносным противником, если учесть, что и сам Дикон фехтовал последний раз много месяцев назад.
Техника Герарда показалась Дикону знакомой, особенно в сочетании с умением. Когда-то у него уже был такой противник, когда-то был… Понимание обожгло и оглушило. Альдо. Альдо фехтовал очень похоже – посредственная техника, топорные движения, мало изобретательности и опыта. Только у Альдо любой проигрыш вызывал досаду, от которой Дикону было досадно и самому – ну зачем так нелепо обижать сюзерена?! Сюзерен не обязан быть лучше его в фехтовании… не обязан. Был. Быть. Лучше. В фехтовании. Но обязан был не лгать и не предавать тех, кто был ему верен. И не толкать на подлости!
Со злости он обрушил на Герарда целый каскад выпадов, стал теснить друга к воротам и, только почувствовав на себе чей-то взгляд, смог взять себя в руки. Первая мысль была о камнях. Камни смотрях и наблюдают, судят и осуждают. Но стоило оглянуться, как все встало на свои места. Хуан, чтоб ему в Закат провалиться. Пришел проверить, не убивает ли герцог Окделл новоявленного рея. Увидел колпачки на шпагах и убрался восовяси.
– Работорговец… – выругался Дикон сквозь зубы. Очень тихо, но Герард расслышал.
– Соберано говорил, что рея Суавеса и других адорских моряков обвинили ложно, – выпалил Герард то ли возмущенно, то ли просто запыхавшись. Скорее все же второе: он опустил шпагу и остановился – говорить и фехтовать одновременно у него не получалось.
Дикон недоверчиво хмыкнул и тоже остановился:
– Ну ты сам-то его физиономию видел? Разбойник и есть разбойник! Ему же ни за что верить нельзя. Мало ли что он Ворону солгал! Впрочем, Ворон и с висельниками дело имел, если надо было.
– Монсеньору лучше знать, что правда, а что ложь! – вот теперь Герард точно возмущался. – Приговор был несправедлив. В отличие от соберано, который сделал Хуана Суавеса реем. Демис Гастаки хотел добиться торговых санкций против Ардоры, поэтому он оболгал ардорских моряков. Ложь была наглой – мориски не пускают дальше Межевых островов тех людей, которые родились в Золотых землях. Это запрещает их вера. В Багряных землях не нужны женщины, которых якобы увозили туда моряки. Но Палата дожей поверила в обвинения, ввела санкции против Андоры и вступила в союз с Гаифой. Они отменили приговор рею Суавесу прошлой весной!