Бокал звезд

Между репетициями он набросал еще три сценки, полные грубоватого юмора поселенцев, после чего отработал их с Мойрой, а пес послужил единственным восторженным, хоть и озадаченным зрителем. Наконец, однажды вечером они пробежались по всем номерам шоу, оставив «Проделки Мэри Лу» напоследок. Представление прошло как по нотам.

— А теперь устроим пробный прогон прямо здесь в Последнем-из-Могикан, просто чтобы убедиться, — заявил Хейз. — Для этого придется снять местный театр, а чтобы снять театр, понадобятся деньги. — Он зашел в спальню, открыл ящик комода, куда Мойра убрала его вещи, и мгновенье спустя вернулся с платиновой статуэткой Мориса Эванса. По пьедесталу шли слова: «Вручается Николасу Хейзу в год 2186 от Р. X. за выдающийся сценический вклад в роли Эдварда И». Хейз вручил статуэтку Мойре.

— Отвези ее завтра в Звездопорт. Должны дать пару сотен кредитов, для начала хватит.

Мойра застыла, глядя на статуэтку, словно на святое распятие.

— У меня есть деньги, Ник. Тебе не нужно идти на такую жертву.

— У тебя в руках всего лишь кусок платины. Делай как я сказал!

— Но так нельзя, Ник!

— Ладно, съезжу я.

Он потянулся за фигуркой, но Мойра убрала ее за спину.

— Я сама, — сказала она, отводя взгляд. — Ты еще не совсем здоров.

— Договорились. А я тем временем закажу кое-какую рекламу и займусь генератором охранного поля. Когда вернешься, повторим все на сцене. Через пару дней открываемся!

В первый вечер они играли перед полным залом. И во второй, и в третий. Хейза это удивило, но потом он вспомнил, что в дальних поселениях галактики вроде Последнего-из-Могикан нет, по сути дела, никаких развлечений.

Даже притом, что пропадай не был для зрителей открытием, «Проделки Мэри Лу» пользовались оглушительным успехом, да и три предшествующие сценки срывали свою долю смеха. Даже не смеха, а гогота, от которого дрожали стекла. Хейз привык к более взыскательной публике, и подобный прием ему был внове, но он быстро освоился, как и Мойра, а что касается пса, то он словно родился на подмостках и, когда они втроем возвращались в отель после первого представления, безмятежно спал у Хейза на руках.

Можно было бы играть в Последнем-из-Могикан месяц напролет, но Хейза тянуло поскорее отправиться по маршруту, который он заранее набросал, вооружившись «Звездной географией» Хеймза, а еще не терпелось попробовать аудиторию, которой еще не приходилось видеть чудесного пса. Он велел Мойре предупредить хозяина об увольнении.

Как только она отработала положенную неделю, они уложили чемоданы, сели на аэробус до Звездопорта, оформили провоз пса через таможню и купили билеты на Гесем, двенадцатую планету системы голубого Сириуса. Статуэтку оценили в триста кредитов, а выручка за вычетом издержек после гастролей в Последнем-из-Могикан составила больше семи сотен, что в сумме создало капитал приблизительно в тысячу кредитов.

Дело пошло в гору Первую остановку на Гесеме они сделали в захолустном городке под названием Приют В Долине.

В самом городке жила всего горстка колонистов, в большинстве своем торговцы, зато прилегающий округ в четыре миллиона акров насчитывал тысяч десять иммигрантов и две тысячи коренных жителей. За те три недели, что труппа Хейза выступала в общинном зале, каждый из них, включая аборигенов, хотя бы раз нашел возможность приехать в город, чтобы подивиться на «собаку-исчезаку».

Казалось бы, чего еще желать? И Хейз не мог понять, почему не радуется.

Из Приюта В Долине трио переехало сухопутным транспортом в Овечью Купальню, из Овечьей Купальни в Вос-стань-и-Светись, а из Восстань-и-Светись в Сен-Шафран. Там в номере отеля Хейз наткнулся на забытый номер «Спектра», где нашел рецензию на «Двусторонний треугольник». Пьеса успешно дебютировала на ТТВ, с равным успехом шла на сценах Старого Нью-Йорка и имела, по мнению критика, все шансы на повторный показ. Блестящее исполнение роли Гленды — Мэри Лу обеспечило Лесли Лейк прочное место в высших звездных эшелонах, а ее молодой партнер в роли Милтона Помфрета с редким мастерством… Хейз выбросил журнал в мусорную корзину и подошел к окну.

Час был поздний, на улице ни души. В смежной комнате уставшая после долгой дороги Мойра готовилась ко сну.

Глухо шлепали по полу ее босые ноги, с шорохом открывались и закрывались ящики комода, куда она складывала одежду. Пропадай крепко спал в изножье кровати за спиной Хейза.

Внезапно накатило жуткое чувство одиночества.

Выйдя из номера, он спустился в холл, не нашел там ни души и шагнул за дверь.

В ночном воздухе, по-зимнему свежем, уже ощущался аромат зелени. В Сен-Шафран пришла весна. Вскоре вдоль обочин и лесных тропинок закивают голубыми и желтыми головками прелестные цветы, которые дали городку название. Запоют птицы.

Хейз пошел вдоль улицы. Городок стоял на пологом склоне, а ниже расстилалась глубокая долина с редкими огоньками ферм. Сверху ее накрывала перевернутая долина неба, и там тоже горели огоньки-звезды.

Одной из звезд было Солнце.

В Старом Нью-Йорке сейчас лето. Там всегда лето. В Старом Нью-Йорке много смеха и ярких огней, и ты никогда не бываешь одинок. В Старом Нью-Йорке, если ты достаточно хорош, можно выйти на волшебную сцену, и телекамеры размножат тебя в сотню миллионов раз. Ты окажешься в каждой гостиной на Земле и на Марсе, и люди будут знать, что ты жив. Конец, конец, огарок догорел! Конец, конец краткой карьере Николаса Хейза!

Улица закончилась. Не влилась в другую улицу, как это бывает с большинством улиц, а просто перестала существовать, потому что было незачем. Дальше к ней вплотную подступали деревья, и в темноте фосфоресцировал знак «Тупик».

Хейз устало повернулся и пошел назад тем же путем. И тут понял, что больше не один. Кто-то бежал рядом: зверушка со вздернутым носом и золотистыми раскосыми глазами.

— Тряпка! — удивился Хейз. — Что ты тут делаешь так поздно? Давно пора баиньки.

— Р-р-афф! — Песик взглянул на него так, как, бывало, смотрела публика, когда громом аплодисментов вызывала с товарищами на сцену после выступления. И внезапно исчез.

«Боже! — подумал Хейз, — умей я телепортироваться, вернулся бы на Землю со всей быстротой крыльев света… Угу, и прибыл бы мертвым и окаменевшим лет через восемь. Впрочем, я и так считай что покойник и просто тупо вальсирую среди звезд».

Да, но разве так уж обязательно оставаться мертвым? Разве он так глуп, что не придумает способ вернуться к жизни? Нет, не глуп. Только не он, не Николас Хейз. Вопрос не в том, как найти конец. Это просто вопрос выбора!

Когда Хейз вернулся в номер, пес снова спал в изножье кровати. В смежной комнате было тихо. Может, лучше дождаться утра? Нет, не стоит.

Он постучал в дверь:

— Мойра, не возражаешь, если я загляну поговорить?

Тишина, затем щелчок лампы.

— Конечно, Ник, входи.

Бледно-желтые, словно первоцвет, в мягком сиянии прикроватного светильника, ее волосы разметались по подушке, словно сама весна. Голубые, как летние колокольчики, глаза взглянули на Хейза.

— У тебя все нормально, Ник?

— Да. — Он подтянул стул к кровати и сел. — Сегодня вечером я ходил прогуляться, и меня посетила идея. Идея театра-корабля.

— Да, Ник?

— Знаешь, столетия назад на Земле по фортам поселенцев разъезжали шарлатаны в крытых фургонах и устраивали так называемые медицинские спектакли. Сами представления были бесплатными и имели целью просто привлечь толпу, чтобы шарлатан мог продать свои чудодейственные микстуры. Потом изобрели подпространственный двигатель, народ повалил на другие планеты, и сейчас у нас здесь опять что-то вроде Дикого Запада. Колонисты расселились так быстро и так широко, что их невозможно обеспечить всем необходимым, в частности, лекарствами. Вот представь: мы с тобой купили старенький грузовоз, переоборудовали, чтобы жить в нем, установили сцену и набили трюм универсальными аптечками. Оставили от нашего шоу одни лишь «Проделки Мэри Лу» и вместо входных билетов продаем аптечки… А прибыль установим минимальную и не будем терзаться, что обманываем легковерных людей. Более того, мы будем им помогать. Само собой, никогда не разбогатеем, но на пристойную жизнь вполне хватит, и, хотя все время будем в пути, бездомными не окажемся, потому что наш дом всегда останется с нами… Что скажешь, Мойра?