Страница 38 из 57
Так сидя рядом с мисс Джоунс, следя за каждым движением ее губ, видя частый взмах ее черных ресниц над ис-синя-голубыми глазами, он почувствовал, что к ним в дом пришел сентябрь месяц и сидит в гостиной. Внезапно чувство глубокого умиротворения охватило Денби. Богатые, полные изобилия сентябрьские дни проходили длинной чередой перед его глазами, и он понял, чем они отличались от остальных дней: осенние дни были полны содержания, красоты и спокойствия, ибо их голубое небо вселяло надежду и уверенность, что наступят дни еще более богатые и содержательные..
Они отличались тем, что были полны смысла.
Мгновение было столь мучительно сладостным, что Денби страстно хотел, чтобы оно оказалось вечным. Даже мысль, что оно пройдет, потрясла его невыносимой болью, и он инстинктивно сделал то единственное, что мог сделать: он повернулся к мисс Джоупс и обнял ее за плечи.
Она не шелохнулась и продолжала сидеть спокойно, грудь ее равномерно вздымалась и опадала, длинные черные ресницы взмахивали словно крылья птицы, скользящей над голубыми прозрачными водами…
— Скажите, чем вам не понравилась вчерашняя постановка «Ромео и Джульетта»? — спросил он.
— Она просто ужасна, сэр. Это же по сути пародия, дешевка, где красота шекспировских строк или искажена, или утрачена совершенно.
— Вам известны эти строки?
— Да, часть.
— Прочтите мне их, пожалуйста.
— Хорошо. В конце сцены у балкона, когда двое влюбленных расстаются, Джульетта говорит:
А Ромео отвечает:
— Почему они выбросили это, сэр? Почему?
— Потому, что мы живем в обесцененном мире, — ответил Денби, удивленный собственной проницательностью, — а в дешевом мире, таком, как наш, драгоценности души ничего не стоят. Повторите, пожалуйста, еще раз эти строки, мисс Джоунс.
— Позвольте я закончу. — Денби сосредоточился:
Вдруг мисс Джоунс резко встала.
— Доброе утро, мадам, — сказала она.
Денби встать не удосужился. Да и ни к чему хорошему это все равно не привело бы. Он достаточно хорошо знал свою жену. Она стояла в дверях гостиной в новой пцжаме, разрисованной кадилеттами. Когда она крадучись спускалась по лестнице, ее босые ноги не вызывали ни шороха. Двухместные кары на ее пижаме выделялись ярко-красными пятнами на золотистом фоне, и, казалось, Луара опрокинулась навзничь, а они неистово носятся по ее телу, дефилируя по ее роскошной груди, животу, ногам…
Он увидел ее заострившееся лицо, холодные безжалостные глаза и понял, что бесполезно ей что-либо объяснять, что жена не захочет, да и не сможет его понять. Он увидел с потрясающей ясностью, что в мире, в котором живет, сентябрь ушел на долгие годы, и четко представил, как этим утром грузит коробку с учительницей на машину и везет ее по сверкающим городским улицам в маленькую лавочку подержанных вещей. Ему отчетливо представились двери магазина, но тут он очнулся и, посмотрев по сторонам, увидел, как мисс Джоунс стоит в какой-то нелепой позе перед Луарой и повторяет словно испорченный патефон: «Что случилось, мадам… Что случилось…»
Несколько недель спустя Денби вновь захотелось побывать в баре Френдли Фреда и пропустить пару пива. К этому времени они с Луарой уже помирились, но то был уже не прежний мир. Денби вывел автомашину, выехал на улицу и погнал к сверкающему огнями бульвару. Стоял чудный июньский вечер, звезды булавочными головками утыкали небо и сверкали над залитым неоновым светом городом.
Сосисочная, что строилась на углу улицы, была открыта. У сверкающего хромированного прилавка виднелось несколько посетителей, а у пламенеющей жаровни официантка переворачивала шипящие шницеля. Было что-то странно знакомое в том, как она двигалась, в ярком каскаде ее платья, в мягких, цвета восходящего солнца волосах, обрамлявших кроткое лицо… Ее новый владелец стоял в некотором отдалении, грузно склонившись над прилавком, и о чем-то оживленно беседовал с клиентом.
В груди Денби тревожно заныло. Он резко остановил машину, вылез и, перешагнув цементный порог, направился к буфетной стойке — кровь ударила ему в голову, в нем все напряглось, как перед боем. Есть вещи, мимо которых вы не можете пройти равнодушно, вы непременно вмешиваетесь, не задумываясь над последствиями. Он подошел к прилавку, где стоял хозяин сосисочной, и уже собирался, перегнувшись через стойку, ударить по толстой загорелой физиономии, кал вдруг увидел маленькое картонное объявление, прислоненное к горчичнице, на котором было написано: «ТРЕБУЕТСЯ МУЖЧИНА…»
От сентябрьского класса школы до сосисочной лежит долгий путь, и учительница, раздающая жареные сосиски, не идет ни в какое сравнение с учительницей, разносящей вокруг мечты и надежды. Но коли вам чего-то страстно хочется, вы любой ценой, но своего добьетесь.
— Я могу работать только вечерами, — сказал Денби владельцу сосисочной — Скажем, от шести до двенадцати…
— Что ж, прекрасно, — ответил тот. — Правда, боюсь, что я не смогу платить сразу помногу. Понимаете ли, заведение только открылось…
— Не беспокойтесь, — сказал Денби. — Когда мне приступить?
— Чем скорее, тем лучше…
Денби обогнул буфетную стойку, зашел за прилавок и снял пиджак. Если Луаре это не понравится, пусть катится к чертям. Впрочем, он знает, что дома будут довольны, ибо деньги, которые он здесь заработает, дадут жене возможность купить предмет ее мечтаний — новый кадилетт.
Он напялил на себя фартук, что вручил ему владелец сосисочной, и присоединился к мисс Джоунс, стоящей у жаровни с настоящим древесным углем.
— Добрый вечер, мисс Джоунс, — сказал он.
Она обернулась, и ему показалось, что глаза ее вспыхнули, а волосы засверкали словно солнце, встающее туманным сентябрьским утром.
— Добрый вечер, сэр, — ответила она, и по сосисочной в этот июньский вечер прошелся сентябрьский ветерок. Стало похоже, что после бесконечно длинного скучного лета наступил новый, полный смысла учебный год.
ПРОПАДАЙКА
Он лежал спиной на замерзшей земле. За ночь холод сковал руки и плечи, наполнил грудь — тело почти уже стало частью земли. Оставалось либо вырваться, либо пропасть навсегда.
Усилием воли он отогнал череду слепящих огненных кошмаров, повернулся на бок и разлепил глаза. Да, вот это загул! От уютного бара на площади Телетеатра в Старом Нью-Йорке — в дальний космос, зажигать среди звезд. Отыграл, откривлялся краткий час на сцене, побегал, пошумел — и вот конец.
Заря вышла из своего серого обиталища на востоке и уже зажигала розовые свечи, освещая задворки этого мира. Мира, которого Николас Хейз не помнил, хотя и знал, что уже видел его. Видел из темных глубин опьянения, сквозь туман, в котором нет ни боли, ни воспоминаний, с обманчивых высот никогда не наступающего завтра. Видел, но успел забыть.
Вокруг раскинулось поле. Сжатая стерня в бороздах перемежалась полосами мерзлых сорняков. За полем виднелся лес, а за лесом — холмы.
16
Перевод Т. Щепкиной-Куперник.