Поклонник вулканов

В результате мы прожили там до конца года. Так что мне пришлось покинуть своего Джо, думала — на время. Однако все вышло к лучшему, так как вскоре подвалился Кэдоган, ну а после него я с дочкою уже не расставалась. Она для меня была больше, чем дочь. Она следила и ухаживала за мной, все-все рассказывала, ничего не утаивала. А если и шастала туда, куда мужики позовут, но завсегда и меня прихватывала. А когда она поселилась у своего ухажера, то я стала вести у них в доме хозяйство, сделалась навроде экономки.

Как же я гордилась ею. Еще бы, иметь такую красавицу-дочь, которой восхищаются многие. Даже когда она была еще маленькая, многие мужики не могли противиться ее красоте. Но она родилась не пустоголовой, как хотелось бы сэру Гарри. Он был первый и худший на ее пути, наверное, так обычно и получается с первым. Он и его друзья только тем и занимались, что цельными днями охотились, ловили рыбу да носились в фаэтонах по дорогам, меся грязь, а все вечера напролет играли в карты, кости, загадывали друг дружке шарады да глушили из кувшинов портвейн и пунш. А игры в угадайки-шарады всегда заканчивались тем, что кто-нибудь из них снимал с себя одежду и нагишом отправлялся в постель. А моя дорогуша старалась изо всех сил и все смотрела своими прекрасными блестящими глазенками и примечала, как ведут себя богатеи и во что они одеваются. А сэр Гарри учил ее верховой езде, а она была такая интересная и горделивая, когда правила лошадью. Иногда к нам приезжал на недельку-другую Чарлз, и она любила вести с ним разговоры. А в доме было много разных слуг, служанок, но я не ходила у нее в служанках, мы даже жили с ней в одной комнате. Я была ее мать.

Прожив у сэра Гарри с полгода, она написала письмо Чарлзу и умоляла помочь нам. Сэр Гарри казался лучше, чем Чарлз, потому что был побогаче. Но лишь узнал о скором рождении ребенка, он только и думал, как бы выпереть нас. А поскольку иного выхода не нашлось, мы должны были смириться и держать у себя незаконнорожденного ребенка сэра Гарри. Я не хотела, чтобы она привязывалась к своему ребенку, как привязывается мать. Я помнила, как разрывалось мое сердце, когда моя дочурка хватала своей ручонкой мой палец и тянула к себе. Ребенок вообще самое великое счастье для женщины. Я ничего не имею против мужиков, я их до черта перевидала на своем веку, бывали у меня и светлые денечки, а кое-кто даже был без ума от меня. Но любовь матери и ребенка — это все же самое лучшее и светлое чувство.

Мы вернулись в Лондон и стали ждать ответа от Чарлза, чуть ли не голодая, я знала, какой следующий шаг предстоит сделать молодой женщине в ее положении — неужели и моей дорогуше придется заняться этим? Но тут наконец пришел ответ от Чарлза, и наша участь изменилась. Он захотел, чтобы она пожила с ним, но без меня дочка нипочем бы не поехала, поэтому он не возражал. Так мы прожили долгие годы. Я ужилась с Чарлзом, я всегда лажу с мужчиной, который любит мою дочь, а он к тому же совсем не походил на сэра Гарри, хотя и был его другом. Поскольку он был не богат, то почти не прикладывался к бутылке и все не расставался с книгой. Он захотел научить мою ненаглядную читать книги, писать письма, разливать чай и принимать гостей вместе с ним, будто она его жена. И я была там, была с нею, так что он смог экономить на жалованье прислуге, поскольку, как он говорил, больших денег у него не было. Он учил ее записывать тонким изящным почерком на левой странице тетради сверху вниз названия разных товаров: хлеб, баранья нога, сахар, лес, иголки, нитки, свинина, швабра, мускатный орех, горчица, формированная свеча, сыр, пинта портера и другие, а потом писать их в строчку. А на правой странице записывать под диктовку цифры и складывать их сумму. И так он учил ее каждую неделю и говорил, что гордится ее экономным и аккуратным почерком. Но потом позволил мне делать записи вместо нее. Мне хотелось, чтобы у нее было побольше свободного времени и она подольше бывала бы с ним, улучшала свои манеры, копируя Чарлза и его порядочных друзей, и чтобы она говорила, как они, а не как я. Один из друзей Чарлза положил на нее глаз и вообразил в ней Бог знает что и попросил посидеть с ним, пока он будет рисовать, а потом сказал, что другую модель он больше даже приглашать не станет. Мистер Ромней боготворил ее, говорил, что она гениальна и во всем мире не сыскать подобной ей женщины, а они ведь даже и любовниками-то не являлись. Моя дочь была очень разборчива в таких делишках.

Вот такая сложилась у нас жизнь с Чарлзом, о лучшей я и не мечтала, в большом доме, где зимой было тепло, я имела комнату, а дочь все время, без передышки, училась лучше выглядеть. Большего мне и не хотелось, как только быть рядом с ней. Потом я, правда, встретила Кэдогана, и мое сердце прикипело к нему. Он был чертовски хорош, и спустя неделю я сказала Чарлзу, что меня позвали приехать в деревню проститься с сестрой, которая якобы умирала от золотухи, оставляя сиротами девять малых детей. Ну а если говорить по правде, то отправлялась я туда с моим Кэдоганом, и моя ненаглядная дочка знала об этом, так как от нее я секретов никогда не держала. И вот мы поехали в фургоне в Суонси, где у его брата был трактир, и я вкалывала там целых семь месяцев, ночуя на чердаке, а потом он умотал с какой-то вертлявой говнюшкой, которую подцепил тут же, в трактире, а его братец выкинул меня на улицу. Я поплелась назад в Лондон пешкодралом, а по пути натерпелась всяких пакостей от сельских мужиков, ну да Бог с ними, и все же добралась в целости и сохранности, а моя драгоценная доченька разозлилась на меня, но потом все же быстро простила.

Она так радовалась, снова увидев родную мать. Мы наврали Чарлзу, что в деревне я вышла замуж за одного местного лопуха, думая, что мне придется жить там, а вот моя сестра вовсе не умерла, а поправилась, и я вернулась в Лондон, потому как сильно скучала по своей дочери. В общем-то, так оно и было.

Не знаю, почему я выбрала для своей новой роли замужней женщины имя Кэдоган, о чем должна была сказать Чарлзу. Наверное, потому, что так звали того валлийца, который разбил мое сердце. С таким же успехом я могла сказать ему, что вышла замуж за мужика по имени Купер или еще с каким-нибудь другим именем. Но я особо не разбиралась и по простоте душевной решила назваться миссис Кэдоган и стала ею. У нас, женщин, завсегда несколько имен. Ежели мужчина сменит свое имя четыре раза за всю жизнь, то все подумают, что ему есть что скрывать. Но про женщину, менявшую свои имена, так не подумают. Вот только представьте себе мужика, который меняет свое имя каждый раз, когда женится (или же говорит, что сменил). У меня такое вызывает только смех. Да тогда все в мире пойдет шиворот-навыворот.

Ну как бы там ни было, эта фамилия стала моей, а Кэдоган — последний мужчина в моей жизни, и я была так рада, что вернулась назад. И с тех пор на этой миленькой старинной ферме я, хоть была еще совсем не старухой, перестала вообще обращать внимание на свою внешность. Это ведь мужчины заставляют женщин быть молодками, а я с мужиками завязала и думала только о своей ненаглядной и помогала ей. И никогда прежде не была я так счастлива, потому что это и есть самое великое счастье. Мужики, они все поганцы, я уже говорила об этом. Они только и думают о своем удовольствии и могут ни за что обидеть женщину, особливо когда напиваются. Я же ни в жисть никого не обижала, когда выпивала, а выпить я люблю не хуже любого мужика, готова поспорить на что угодно. Но женщины вообще-то — они ведь разные. Мужики, те все сволочи, скажу вам еще разок и успокоюсь, но без них и нам труба, и я так рада, что без них ничем не занималась, как те ирландские девушки, которые сидят в своих монастырях и оттуда носа не кажут по гроб жизни. Католическая церковь такая жестокая, я никак не могла взять в толк, зачем моя драгоценная в конце своей жизни, ну да ладно, это уж совсем про другое, а я сейчас говорю про мужчин. И все же нам, женщинам-бедолагам, они нужны, и мы бегаем к ним, летим, как все равно мотыльки на огонь, и ничего с собой поделать не можем, но лучше всего — родить ребенка. Вот где возникает настоящая любовь, любовь матери к дитяти.