Страница 4 из 28
Глава 2
Дом на берегу в стиле модерн был построен с размахом, но без учета прибрежного местоположения. Белый волнорез уходил далеко в стоячую, заросшую водорослями бухту, при этом до ближайшего песчаного пляжа было не менее двух миль. Привязанная к волнорезу, на воде покачивалась двадцатифутовая рыбачья лодка. Дом арендовали у некой сомнительной личности из Нового Орлеана: срок - три месяца, оплата наличными, никаких вопросов. Его временно использовали как убежище, потайное местечко, где при необходимости мог переночевать кое-кто из весьма важных людей.
На террасе, нависавшей высоко над водой, четыре джентльмена коротали время за выпивкой и беседой в ожидании гостя. Хотя в сфере бизнеса они обычно были непримиримыми врагами, сегодня эти мужчины сыграли партию в гольф, после чего насладились креветками и устрицами на гриле. Теперь вот сидели и выпивали, глядя на черную воду далеко внизу. Им было ненавистно то, что приходится терять вечер пятницы здесь, на побережье залива, вдали от своих семей.
Но именно здесь назревало предприятие жизненной важности, оно требовало временного перемирия и делало пребывание на побережье едва ли не приятным. Все четверо были представителями советов директоров больших частных корпораций. Активы каждой из этих корпораций, игравших огромную роль на Нью-йоркской фондовой бирже, превышали 500 миллионов долларов. Наименее крупная из них в прошлом году провернула сделки на шестьсот миллионов, самая крупная - на миллиард. Все они имели рекордные прибыли, огромные дивиденды, счастливых держателей акций и советы директоров, зарабатывавших своей деятельностью миллионы.
Каждая представляла собой некий конгломерат различных дочерних подразделений, которые давали солидную прибавку к бюджету; назывались они весьма невыразительно, к примеру, "Трелко" или "Смит Грир", для того чтобы отвлечь общественное внимание от того факта, что на самом деле выходили за рамки обычных компаний, торгующих табаком. Каждая из этих компаний, составлявших Большую четверку, как называли ее в финансовых кругах, вела свое происхождение от табачных брокеров, еще в XIX веке обосновавшихся в Каролине и Виргинии. Они делали сигареты - на долю этих четырех корпораций приходилось девяносто восемь процентов всех сигарет, продававшихся в Соединенных Штатах и Канаде. Производили они также кукурузные хлопья и краски для волос, но, копнув глубже, нетрудно было обнаружить, что основную прибыль давали им сигареты. Фирмы сливались, меняли названия, предпринимали всевозможные усилия, чтобы обелить себя в глазах общественности, но часть потребителей, врачи и даже политики подвергали Большую четверку обструкции и поливали ее грязью. А теперь за них принялись адвокаты и родственники умерших от рака легких. Стали утверждать, что их продукция является причиной рака легких, и требовать от них огромные денежные компенсации. Уже состоялось шестнадцать процессов, Большая четверка табакопроизводителей выиграла их все, но давление росло. Стоит суду присяжных присудить какой-нибудь вдове несколько миллионов, и плотина будет прорвана. Судебные обвинители станут неуправляемы, раззвонят повсюду, что есть прецедент, и будут подбивать курильщиков и родственников умерших курильщиков возбуждать все новые и новые дела.
Обычно эти мужчины говорили на другие темы, но сейчас виски развязало им языки. Они исходили злобой. Опершись на перила террасы и глядя на воду, они на чем свет ругали адвокатов и американское гражданское право. Каждая из компаний тратила миллионы на подкуп неких людей в Вашингтоне, пытавшихся инициировать пересмотр гражданского законодательства, с тем чтобы корпорации, подобные этим табачным монстрам, оказались освобожденными от судебной ответственности. Требовался щит, способный оградить их от нападок предполагаемых жертв. Но пока ничего не получалось. И вот они маются здесь, в этом захудалом Миссисипи, в ожидании очередного процесса.
Для борьбы с возросшим давлением со стороны судов Большая четверка создала общий денежный фонд, который назывался просто Фондом. Он не имел официального статуса, никому не был подотчетен. Его как бы и не существовало вовсе. Предназначался он для применения самых радикальных мер: чтобы нанимать самых лучших и наименее щепетильных адвокатов, самых ловких экспертов и консультантов - наиболее изощренных в подборе присяжных. Полномочия тех, кто распоряжался Фондом, были безграничны. Одержав шестнадцать побед в суде, они почти обрели уверенность, что Фонд всесилен. Каждая компания отстегивала в Фонд ежегодно по три миллиона и "водила" эти деньги по счетам до тех пор, пока они, не оставив никаких следов, не оседали в Фонде. Ни один бухгалтер, ни один аудитор, ни один распорядитель ни разу не "поймал" этих "левых" денег.
Управлял Фондом Рэнкин Фитч - человек, которого они дружно презирали, но к которому тем не менее прислушивались. При необходимости они даже повиновались ему. Сейчас они ждали именно его, собравшись по первому его зову. Они вообще расходились и собирались по его команде. Покуда он выигрывал дела, они, смиряя гордыню, оставались у него на побегушках. Фитч без потерь вывел их уже из восьми процессов. Кроме того, в двух разбирательствах он инсценировал процессуальные нарушения, что, разумеется, было недоказуемо.
На террасе появился помощник с подносом, он принес коктейли, смешанные в соответствии со вкусом каждого из присутствующих. Едва мужчины успели поднять стаканы, как кто-то произнес: "Фитч приехал". Как по команде, все четверо быстро опорожнили стаканы с крепкими напитками, поставили их на стол и перешли внутрь берлоги, пока Хосе парковал машину перед парадным входом. Помощник принес Фитчу минеральную воду без льда - тот не пил, хотя в былые годы осушил целую реку спиртного. Фитч не стал благодарить помощника, он даже не заметил его присутствия; пройдя к ложному камину, он остановился там, ожидая, пока все четверо рассядутся вокруг него на диванах. Еще один помощник отважился приблизиться к нему с тарелкой оставшихся жареных креветок и устриц, но Фитч сделал ему знак убираться. Ходили слухи, что иногда он все же ест, но никому не удавалось застать его за этим процессом. Результат был налицо: толстая, колышущаяся грудь и смазанная линия талии, обвисший подбородок под эспаньолкой, грузность фигуры. При этом Фитч одевался в темные костюмы, никогда не расстегивал на людях пиджак и умел носить свою тушу с непередаваемой важностью.