Страница 14 из 20
К.: Хорошее у нас чувство юмора!
С.: Да, обычно мы мыслим в очень ограниченных терминах. Ум может размышлять лишь в своих границах, однако мы представляем собой нечто гораздо большее, чем ум.
К.: Я давно не смеялась вместе с сыном. Возможно, мне стоит к этому вернуться.
С.: При этом доверяйте своей интуиции. Вам не придётся ничего придумывать. Всё произойдёт само собой. Ум, возможно, будет испытывать недоверие к происходящему, однако вашему сердцу не придётся ничего сочинять. Всё уже будет там. Недоверие, возможно, даст о себе знать: «Неужели я придумала это?» Но если вы присмотритесь, то заметите, что это его тембр голоса, его манера общения. Что в каком‑то смысле вы общаетесь с ним, будь это на самом деле некое ваше отражение или некий контакт с неизведанным. Просто доверьтесь своей «не ведающей» открытости тайне. Не стоит лишь окружать происходящее мистическим или оккультным ореолом, ведь в этом нет ничего особенного. Вашего сына просто больше нет на телесном уровне, но он всё ещё живёт в вашем сердце. И не имеет значения даже источник того, что с вами происходит. Важно лишь то, что в вашем сердце устанавливается общение с ним и вы можете высказать всё, что нужно, и много раз с любовью попрощаться с ним. Ведь, возможно, нечто в вас ещё не попрощалось с сыном, хотя когда вы раздали его вещи, это и правда стало шагом к такому прощанию. Но спешить некуда. Не торопите себя. Не пытайтесь быть человеком, который «поступает правильно». Нельзя поступить правильно или неправильно. Можно лишь поступать от всего сердца, так, как вам кажется естественным в данный момент. По сути, то, что правильно для одного человека, может быть отнюдь не так полезно для другого. Для кого‑то правильным будет уйти из дома, устроить себе пробежку, кричать, орать и топтать ногами землю – и это будет выражением энергии на его сердце. В то же время другой человек нуждается в том, чтобы спокойно поговорить с кем‑то, поплакать и ощутить чужую поддержку. Очевидно, мы действуем вслепую, просто с каждым мигом нащупывая дальнейший путь, и переживание горя делает этот момент как никогда явным.
К.: Да, наверное, я буду чаще с ним говорить в ближайшее время.
С.: Возможно, во время бесед с ним вы испытаете гораздо больше теплоты и чаще будете смеяться, чем ожидаете. Ведь он уже не находится в той ловушке, в которой находитесь вы сейчас. Он знает, что не является телом.
К.: Он был такой интересной личностью. Я всегда наслаждалась беседами с ним. У него было отличное чувство юмора.
С.: Что ж, пусть он и утратил своё тело, но я уверен, что он не утратил чувства юмора. Попробуйте ощутить его присутствие в своём сердце – присутствие любви.
В последние месяцы, пока мы занимаемся подготовкой рукописи этой книги, Карен иногда звонит, и кажется, что каждый раз в разговоре с ней раскрывается новая глубина. В данный момент трудно предсказать, «что она извлечёт из этой ситуации», однако, несомненно, благодаря своей интуиции и принятию своего горя она совершенно по‑новому открылась миру. Она переживает сложнейший в своей жизни процесс очищения, но благодаря своему умению ценить происходящее ей удаётся «просто присутствовать», проявляя глубокое доверие и открытость.
Рядом с умирающим родителем
Том, сын умирающего отца
Том позвонил нам во время ужина в День благодарения:
– Несколько месяцев назад у моего отца произошёл инсульт. А затем появились другие осложнения, включая рак и различные проблемы с печенью. После этого, три дня назад, он впал в кому.
Отец Тома был преподавателем истории в крупном университете и оставил завещание на случай своей смерти: документ, составленный за несколько месяцев до его болезни, где он подробно высказывал, что не хочет, чтобы применялись любые «чрезвычайные или радикальные меры», чтобы сохранить ему жизнь, если его организм будет давать более серьёзные сбои. Теперь его отец находился в коме, и у него началась инфекция дыхательных путей, которая могла привести к смерти, если не применить нужных антибиотиков.
– Врач настаивает, чтобы я разрешил дать ему пенициллин, чтобы бороться с этим заболеванием. Он утверждает, что это отнюдь не «чрезвычайные меры», но лишь «самое обычное лекарственное средство, которое применяется самым обычным образом». Я действительно не знаю, что делать. Я хочу соблюсти волю своего отца, но многие окружающие люди говорят, что не стоит так быстро сдаваться. Как знать, возможно, он не переживёт эту болезнь, а возможно, будут обнаружены какие‑то новые подходы к лечению.
Когда я разговаривал с Томом по телефону о его умирающем отце, до меня фоном доносились голоса наших детей, которые шумели и выкрикивали свои юношеские военные гимны – песни возмужания и громогласных заблуждений. Я отец этих детей, которым, возможно, однажды придётся делать такой же мучительный выбор, перед лицом которого сейчас находится Том. Нет сомнений, что связь между нами неразрывна. Каждый из нас – это другой.
Стивен: Ваш отец говорил вам, что он не хочет продолжать жить, если придётся поддерживать жизнь искусственным образом?
Том: Да. Он сказал: «Я прожил жизнь, хорошую жизнь. Я не хочу скончаться так, чтобы из моего носа и тела торчала куча трубок. Когда наступит мой час, позволь мне отдать душу Богу по‑человечески». Однако моя мать, его жена, настаивает, чтобы мы сделали всё возможное, чтобы сохранить ему жизнь, и теперь, когда он не может высказывать своё мнение с характерным для него красноречием учёного, решение легло на мои плечи. Разве я могу допустить, чтобы мой отец умер?
С.: А как вы сможете избежать этого, если он уже начал умирать? Долго ли вы сможете сопротивляться силе гравитации, чтобы удерживать в воздухе некую вещь, которая по своей природе тяготеет к земле?
Т.: Врачи говорят, что он может годами жить в таком состоянии. Возможно, раз в несколько месяцев у него будет развиваться пневмония или другая подобная инфекция, которую можно устранить с помощью дозы антибиотиков, что позволит ему ещё шесть месяцев страдать против своей воли. Я знаю, что не хотел бы, чтобы подобное делали со мной, особенно если до этого я просил об исключении подобной ситуации.
С.: Да, конечно, ситуация сложная. И, по сути, здесь нет «правильного» решения. Важно лишь то, что вы сердцем ощущаете как правильное. Конечно, ваша мать хочет, чтобы её муж «поправился». Но поскольку этого не происходит, ей кажется, что лучшее решение в таком случае – просто поддерживать его жизнь. Безусловно, она чувствует глубокую обязанность оберегать вашего отца и заботиться о нём. Для многих людей оберегать другого человека означает по крайней мере не дать ему умереть. Здесь мы сталкиваемся с серьёзным вопросом: какова цена жизни? Наше привычное представление о том, что нужно «выживать любой ценой», противоречит нашему стремлению к «качеству жизни», особенно если в настоящий момент жизнь невыносима.
На этот вопрос каждый может ответить только самостоятельно. Однако если другой человек заявил и попросил о том, чтобы не принималось никаких «чрезвычайных мер» для продления его жизни, конечно, у него есть моральное и духовное право на принятие такого решения. Закон даже указывает, что у человека есть юридическое право на такое решение, что подтверждается самим существованием «завещания на случай смерти».
Т.: Но врач убеждает нас, что это не «чрезвычайные меры», и даже угрожает, что если мы не согласимся давать отцу антибиотики, он перестанет заниматься этим пациентом, и мой отец на сможет оставаться в больнице, поскольку мы не предоставляем ему «требуемого лечения», а значит, его нужно будет перевести в какой‑нибудь восстановительный центр. Они буквально прижимают нас к стенке.
С.: Врачи разрешат вам забрать его домой?