Страница 12 из 25
Зенитчики израсходовали 18 153 снаряда, причем почти четвертая часть пришлась на 37-мм орудия МЗА, которые в эту ночь вели наиболее интенсивный огонь. Зенитки стреляли по «Хейнкелям», заходившим на Кремль, не только с «наземных» позиций, но и с крыш высотных зданий в центре города: Концертного зала имени Чайковского, гостиницы «Москва», жилых домов на улице Горького и др. Именно их разрывы упомянутый Штробель и называл «блевотиной». 17,5 тысячи патронов расстреляли расчеты счетверенных установок с пулеметами «Максим».
6-й иак в эту ночь выполнил 104 вылета и заявил сразу о 7 сбитых самолетах. При этом было разбито в авариях и катастрофах 4 своих самолета, 3 из которых в 27-м иап. Среди многочисленных пилотов ночных истребителей, поднятых по тревоге в эту ночь, был и И-16 младшего лейтенанта Виктора Талалихина из 177-го иап ПВО. Последний представлял собой типичный образ «сталинского сокола».
Начав трудовую деятельность в 1934 г. на Московском мясокомбинате, Виктор быстро понял, что его призвание – быть летчиком. В ту эпоху это было обычное дело. Тысячи мальчишек и подростков, видя в небе пролетающие во время воздушных парадов самолеты, сразу представляли себя в их кабинах. Именно летчики в середине 30-х были главными героями и идеалами для подражания. В конце концов, это был и своего рода социальный лифт, позволявший выходцам из простых крестьянских и рабочих семей сделать успешную карьеру и прославиться (может быть, на всю страну!). Причем довольно скоростной. Ведь чтобы, скажем, дослужиться до мастера или начальника цеха на заводе, требовались многие годы непосильного труда. В колхозах тоже ничего хорошего, кроме почетной грамоты за трудодни, большинству молодых людей не светило. А вот в авиации подняться «на небо», как в прямом, так и в переносном смысле, было значительно проще и быстрее.
Мечта Талалихина, как и тысяч других, сбылась. В 1937 г. в возрасте 19 лет он поступил в Борисоглебскую военную авиационную школу летчиков, где и получил звание младшего лейтенанта. Во время советско-финской войны Талалихин совершил 47 боевых вылетов, и за ним числилось сбитыми в группе 4 финских самолета. Вскоре последовала и первая боевая награда – орден Красной Звезды.
Войну с нацистской Германией Виктор Талалихин встретил на службе в 177-м иап, защищавшем Москву. Когда начались налеты люфтваффе, летчик много раз вылетал на задания, но всякий раз возвращался ни с чем. Впрочем, это и неудивительно, так как советские ночные истребители отличались от дневных только тем, что летали по ночам. Никаких приборов, РЛС и даже раций на них не было. Пилоты могли полагаться лишь на собственное острое зрение, яркую луну и, иногда, на лучи прожекторов. Поэтому, когда в ночь на 7 августа Талалихин вдруг увидел перед собой силуэт бомбардировщика, он решил, что такой шанс упускать нельзя. После короткой атаки и обмена очередями между ним и бортстрелками летчик в 23.28 пошел на таран. От удара немец получил сильные повреждения хвоста и сразу начал падать вниз. Утром обломки самолета были найдены около деревни Кузнечики Подольского района.
Сбитым самолетом оказался Не-111Н-5 «1Н+HR» из 7-й эскадрильи KG26 «Лёвен», пропавший без вести в эту ночь. 4 летчика, в том числе и командир экипажа штурман лейтенант Й. Ташнер, погибли. А вот пилот – фельдфебель Рудольф Шик выпрыгнул с парашютом и был взят в плен. И-16 Талалихина упал в лес вблизи деревни Мансурово Домодедовского района, а сам он на парашюте приземлился в речку Северку. И уже на следующий день летчику было в срочном порядке присвоено звание Героя Советского Союза.
Советская пропаганда извлекла максимум из тарана Талалихина, порой явно перегибая палку. «Фашистский стервятник был сражен сталинским соколом, – писала пресса. – При осмотре трупов на месте падения «Хейнкеля» оказалось, что экипажем руководил подполковник, награжденный Железным крестом…» Больше всех старалась журналистка Елена Кононенко: «Бомбардировщик тяжело плыл по небу. Холеный гитлеровский подполковнику командир экипажа, матерый фашистский волк, злобно предвкушал, как он будет бомбить столицу Советского Союза… Охваченный жарким пламенем и дымом, «Хейнкелъ» рухнул вниз… Виктор напрягает всю волю, все силы и выбрасывается с парашютом. Приземляется в небольшое озеро. Он жив. Он полон счастья, любви к родной земле, к Москве, к советским людям. Вот они бегут прямо к берегу, прямо к нему. Родные руки обнимают его, родные губы целуют его мокрые, грязные щеки…»
Заметим, что в самом начале войны командование и правительство не особо поощряло воздушные тараны, это считалось чуть ли не сознательной порчей матчасти. Ведь на то летчику и даны пушки и пулеметы, чтобы разить врага очередями! К тому же считалось, что наша авиация лучшая и самая сильная в мире, к чему бы пилотам таранить «слабых», а не сбивать их из бортового оружия? Поэтому многие ранние тараны не были замечены пропагандой, о них не писалось в газетах, наградами летчиков тоже не баловали. И только после того, как ВВС РККА понесли огромные потери, а события на фронте приняли катастрофический характер, появился лозунг «сбивать врага любой ценой». Этот переход произошел примерно к началу августа, так что таран Талалихина пришелся как раз ко двору.
Германская пропаганда в эти дни тоже буйствовала и нагло врала. Берлинское радио сообщало: «Люфтваффе подвергают Москву уничтожающей бомбардировке… Заводы и фабрики, расположенные вокруг Москвы, настолько разрушены, что всем иностранцам запрещен выезд за пределы Москвы. Кремль и почти все вокзалы разрушены, Красной площади не существует. Особенно пострадали промышленные районы. Москва вступила в фазу уничтожения».
Как видно, в большинстве вылетов против советской столицы силы люфтваффе не несли никаких потерь либо теряли максимум по одному-двум самолетам. Таким образом, противовоздушная оборона Москвы была сильной только в количественном отношении. Зенитные батареи и ночные истребители вроде обычных И-16, Як-1, И-153 и МиГ-3 оказались малоэффективны против мелких групп немецких бомбардировщиков, особенно действовавших на большой высоте.
«Сровнять с землей» не удалось, но разрушили много
Из трудов, описывавших налеты на Москву, складывается впечатление, что немецкие летчики на аэродромах пребывали в унынии и обсуждали ужасы противовоздушной обороны. Однако не стоит забывать, что подобные вылеты были для большинства из них привычным делом. На фронте все жили одним днем, и впечатления от бомбежек быстро сменялись бытовыми проблемами. Так, тот же Альфред Штробель, накануне бомбивший Московский Кремль, на следующий день столь же «драматично» описывал, как они со своим экипажем «Цезарь-Цезарь» поймали в окрестностях аэродрома свинью и зажарили ее. Среди обслуживающего персонала эскадрильи оказался опытный забойщик Хубер, который сначала оглушил животное молотком по голове, а потом, неторопливо сходив за ножом, зарезал его. В результате перед очередным вылетом летчики хорошенько поужинали свежим жарким.
В следующие две ночи налетов на Москву не было. 7 августа 6-й иак выполнил 131 вылет и провел 3 воздушных боя. В которых, по докладам летчиков, были в разных местах атакованы 3 Do-215, 2 из которых сбиты.
В 13.25 в районе станции Дорохово звено Як-1 в составе политрука Вихрова, лейтенантов Обухова и Грачева из 12-го иап на высоте 2000 м встретило Do-215. Летчики тотчас ринулись в атаку. Однако у Грачева ответным огнем был сразу же пробит расположенный под фюзеляжем радиатор, вся вода вытекла, вследствие чего летчику пришлось совершить вынужденную посадку на брюхо. Погоню продолжали два оставшихся Яка. Многочисленные очереди проходили мимо цели, при этом бортстрелок «Дорнье» не подпускал наши истребители на близкую дистанцию. В итоге Вихров, как и подобало политруку, призванному личным примером вдохновлять подопечных, пошел на таран. Но во время сближения в Як-1 попала очередная пулеметная очередь, и он мгновенно вспыхнул. Вихров покинул самолет с парашютом. Оставшись в одиночестве, Обузов продолжал преследование Do-215 до Вязьмы, где якобы и сбил его.