Игры мудрецов

– Они им не нужны, – возражает Флавий, поддерживая под локоть, пока я захожу в автобус, – проезд давным-давно бесплатный.

Чувствую себя дурой, пока усаживаюсь на свободное кресло. Хорошо живет столица, ничего не скажешь.

– И насколько давно? Такое только в Равэнне?

– Третий цикл. Нет, во всем секторе, – отвечает капитан, вставая рядом со мной и держась за поручень, – вы забыли, дарисса?

– Я не знала.

Поднимаю глаза и натыкаюсь на удивленный взгляд Флавия. Смотрит на меня так, словно хочет спросить, как я себя чувствую? Не ударилась ли головой, раз не помню о таких простых вещах?

– Просидела взаперти шесть циклов и пропустила этот момент, – поясняю я.

Пациенты психиатрии не пользуются городским транспортом. Капитан понимает это и с гримасой боли трет лоб.

– Простите мою бестактность, Дэлия.

– Все хорошо, – останавливаю его, – не нужно извиняться. Скажите, а с чего вдруг такая щедрость? Муниципалитет внезапно разбогател?

Бывший либрарий расстроен, но отвечает ровно:

– Муниципалитету всегда средств не хватает. Плата за проезд низкая, и без хорошего финансирования автопарк пришел в упадок. Они собирались вовсе его закрыть, но тут вмешался генерал Лар. Дело в том, что рядовые и лейтенанты тоже пользуются городским транспортом. Если его не станет, то пятой армии все равно придется выделять дополнительные средства на проезд. Его Превосходство решил не изобретать ничего нового, а выкупить у муниципалитета автобусы. Просто перевести их с одного баланса на другой.

Благодарю за ответ и молча обдумываю услышанное. Странный поступок для правителя. Экономически нецелесообразный. Вкладывать средства в убыточную отрасль, да еще и от дохода отказываться, ради чего? Военные в городе бывают только в увольнительных и отпусках, а это несколько раз в год. Зато горожане до работы каждый день добираются бесплатно, и так во всем секторе. Не ожидала подобного от Наилия. Это что угодно, но только не жесткая диктатура.

Выходим из автобуса на окраине. У границы обширного жилого квартала за высоким забором прячется здание психиатрической клиники. Флавий невозмутимо печатает шаг по дорожке к воротам, а у меня слабость в ногах. Перед глазами белые тени с пустыми взглядами, медленно бредущие по парку на ежедневной прогулке. Всегда кто-то сидит на скамейке и качается, обняв колени руками. Стоит только расслабиться и забыться, как взвивается истеричный смех или плач. Да, я вырвалась отсюда. Но шизофрения – это навсегда. Если через несколько циклов станет хуже, встретят здесь, как родную.

Охрана в будке безразлично скользит взглядом по документам Флавия и открывает доступ в первую зону: комната для посетителей и кабинеты врачей. Мы идем сразу к главному.

– Капитан Прим, дарисса, – приветствует нас хозяйка клиники.

Строгая дарисса в старомодном платье под белым халатом.

– Петрония, спасибо, что согласились нас принять, – благодарно кивает Флавий.

– Ну что вы, всегда рада помочь нашей армии, прошу.

Выбеленные стены до половины окрашены зеленой краской. Цвет должен успокаивать психику, но, когда вокруг только он, то наоборот раздражает неимоверно. Иду по узким коридорам и думаю, что технический прогресс обошел клинику стороной. Вся техника сосредоточена в ординаторской и кабинете главврача. А у пациентов только койки, тумбочки и голые стены. Психиатры считают, что большего не нужно. Главное – это покой и умиротворение после очередной дозы препаратов.

– По одному приводить или всех сразу посмотрите? – деловым тоном интересуется Петрония.

Ждет ответ с вежливой улыбкой, а мне кажется, что сейчас возьмет за локоть и вкрадчиво спросит: «Почему вы не в палате, и что за странный наряд?

– Сразу всех, – поспешно отвечаю и борюсь с желанием спрятаться за спину Флавия.

– Тогда в общую комнату. Посторонних сейчас уберем, оставим только ваших.

С ума сходят не только мудрецы. У большинства местных пациентов диагнозы оправданы и не связаны со способностями. Но бывает, что за потенциальный барьер прорываются звезды или ремесленники, и разум оказывается слишком слаб, чтобы жить в двух мирах. Дело не в скрытой истине или запретных знаниях. Банальное ощущение себя не таким как все способно унести от реальности слишком далеко.

Санитары уводят их из общей комнаты по одному и парами, некоторые тянут к нам руки и блаженно улыбаются. Худые почти все, но не от жадности кухни. Не хотят пациенты есть. Забывают или впадают в кататонический ступор. Тогда их кормят насильно через зонд в пищеводе.

За спиной у нас кто-то громко хохочет и хлопает в ладоши. Флавий вздрагивает, но не оборачивается, только сильнее втягивает голову в плечи. Сам бледнеет и умолкает, усаживаясь в общей комнате за стол. Здесь семь пациентов в белой одежде. Мужчины и женщины.

– Пустые взгляды пусть вас не обманывают, – негромко начинаю рассказывать капитану, – здесь все подавляет и ввергает в депрессию. Спрашивайте, о чем думают, и внимательно слушайте. Двойки всегда начинают с главного и рассуждают о вечном. Устройстве Вселенной, общества, больницы. Их теории логичны и цельны, даже если кажутся бредовыми. Основное отличие от единичек – завершенность, результативность. Всегда есть что-то одно, где они чувствуют себя профессионалами, а единички распаляются сразу на все. Фрагментарными выглядят, поверхностными. Двойки же копают вглубь все дальше и упорнее.

Флавий достает планшет и делает пометки, привлекая внимание цзы’дарийца с водянистыми глазами. Лысого, но заросшего трехдневной щетиной. Пациент, не стесняясь, пересаживается ближе к нам.

– Единички чувствуют восторг от каждой новой мысли и спешат ею поделиться, – продолжаю я. – В то время как двойки молча обкатывают идею до вывода и стараются встроить в теорию или картину своего мира. Первые ищут, вторые изучают. Одни торопятся, а другим уже скучно, как художнику, рисующему десятую копию картины.

– А вам скучно, дарисса? – спрашивает небритый пациент.

Не часто здесь бывают посетители, любой интересен. Особенно капитан в форменном комбинезоне. Как воспоминание, что когда-то единичек содержали в особом центре.

– Нет, потому что я не двойка, – включаюсь в беседу. Мужчина смотрит на меня так пристально, будто вспоминает. Действительно мог видеть на первом этаже, пока я не переехала выше к Создателю и остальным.

– Тогда опишите это место, – просит пациент, – как можно подробнее.

Планшет Флавия гаснет, уходя в спящий режим. Капитан откладывает его в сторону и сдвигается так, чтобы сидеть между мной и мудрецом. Следит не только за нами, но и за остальными пациентами. Неуютно ему здесь, опасность мерещится.

– Темно, холодно и мало воздуха. Здесь снятся кошмары о падающем на голову потолке и осколках битого стекла, – отвечаю я и углубляюсь в подробности, как просил.

Прохожу тест на открытость, доставая свое отчаянье и бессилие. Жаль, не умею в стихах, как Поэтесса.

– Достаточно, – улыбается пациент, – я так и думал. А теперь расскажите, как вы перескочили на новую линию жизни, мысленно оставаясь на старой?

Чувствую себя рыбаком, увидевшим, как поплавок дернулся и ушел под воду. Хотя мудрец уверен, что это я заглотила его наживку. Спрашиваю то, что он хочет услышать:

– О какой линии жизни идет речь?

– О траектории движения через информационную структуру, называемую пространством вариантов, – с наслаждением излагает пациент, дорвавшись до благодарных слушателей. – В нем записано все, что когда-то было, есть и будет. Одна большая черная Вселенная и наша жизнь на ней, как пятно света от фонарика. Какой вариант подсвечивается, такой и реализуется. Каждый, как спектакль с актерами и декорациями. Близкие по сценарию варианты выстраиваются в линию жизни.

Слушаю и киваю. Теория цельная и уже адаптированная, судя по тому, как красиво и метафорично он делает вступление в простых и понятных образах, а потом переходит к сути, сам отвечая на свой вопрос про линию жизни.