Страница 4 из 18
Сегодня среди «пассажиров» ее трамвая то и дело попадались полупрозрачные дамы, наряженные в свадебные платья и кавалеры, в костюмах с розами в петличках и выходить они никуда не желали, кружась вокруг Илоны, навевая совершенно неправильные, нерабочие мысли.
– Хм…, – погладив перчатку в сумочке, девушка вышла из трамвая. Она работала в большом офисном здании – царстве стекла и хромированных деталей, всегда исправного рабочего механизма, ровно тикающего офисного времени.
Правда, в кабинете Илоны мебель резко отличалась от общего корпоративного стиля, но она вполне могла себе позволить выделяться, ровно настолько, насколько ей этого хотелось. Светлый ковер, по которому было приятно в конце рабочего дня пройтись, скинув туфли, шкаф и стол теплого, орехового цвета, офисные папки скрыты за резными дверцами большой «библиотеки», а на разноцветных стеклышках дверей, играет солнце, когда оно заглядывает в огромное всегда чистое окно.
На диване можно вытянуть ноги и разложив бумаги вокруг себя, вооружившись остро отточенным карандашом, выгонять все лишнее оттуда. Илона была идеальным личным помощником. Этаким «серым кардиналом», при управляющем компанией. Она всегда все помнила, знала, что и как делать, и часто была просто талисманом шефа, когда он брал ее с собой на сложные для него мероприятия. Иногда, он и сам ловил себя на мысли, что если у него что-то не получается, достаточно лишь позвать Илону, пусть не для того, чтобы она помогла, а просто взглянула в монитор и тогда под ее строгим взглядом все буквы и цифры вставали в правильной, нужной последовательности.
И часто, оставляя вместо себя зама, шеф Илоны спокойно уезжал, зная, что никто не наделает без него глупостей.
Илона вошла в кабинет, положила на стол перчатку, подумала немного и подвинула ее так, чтобы перчатке было лучше видно, словно она была живая.
Конечно, хотелось вытряхнуть обрывки и попробовать собрать хотя бы одну целую фотографию, но это было равносильно вмешательству в чужую жизнь. Ведь кто-то не просто так порвал их? И выкинул в окно?
С другой стороны мозаики придумали очень давно и мало кто отказывался от искушения собрать их.
Илона высыпала несколько обрывков на ладонь и повертела их. Как много может помещаться в одном сантиметровом кусочке фотобумаги. Взгляд, жест…Что-то еще…
Разглядывая обрывки, Илона поняла, что в них не так. И достав из ящика стола косметичку, Илона вытянула оттуда упаковку влажных салфеток для снятия макияжа, и, вытряхнув все обрывки на деревянный поднос, чтобы они не «разбежались» по всему кабинету, девушка осторожно протерла каждый, на котором была грязь. Осторожно, очищая, она сама не понимала, зачем это делает. Зачем очищать порванные и выброшенные обрывки фотографий? Просто Илона любила порядок.
Аккуратно все почистив и подсушив, девушка сложила все обрывки в прозрачную пластиковую коробочку и занялась работой, которая уже нетерпеливо поджидала ее у рабочего стола.
Прошло два дня, Илона не забыла про фотографии, но и не возвращалась к ним, потому что это было уже сделанное дело. Ее лишь охватывало чувство приятного удовлетворения, когда она смотрела на пластиковую коробочку, стоящую теперь на кухне, на подоконнике, в корзинке со всякой мелочью.
В это субботнее утро, девушка отлично выспалась и стоя у окна, в пижаме и толстых носках пила кофе, когда во двор въехала машина. Из нее чуть стесняясь своего счастья, выбрался пожилой господин в нарядном, чуть старомодном, но от этого еще более очаровательном и слегка чудаковатом костюме тройке в тонкую полосочку. У Илоны было отличное зрение, и она жила не так уж и далеко от земли и всего самого интересного – на втором этаже. И она отлично разглядела розу в петличке. Открыв дверь, господин помог выйти из машины своей леди. На ее кокетливо уложенных седых волосах красовалась изящная шляпка, а платье было нежно-розового, очень идущего ей цвета. Илона сразу узнала эту пару. Пусть они были лет на двадцать старше тех, кто был на фотографиях, но смотрели друг на друга с той же любовью, нежностью и трогательной радостью.
– Наверное, ей никогда не нравилось то свадебное платье. А другого не было. Вот она и выбрала новое, и фотографии тоже будут новыми, – решила Илона. И замурлыкав себе под нос рождественскую песенку Илона подумала, что она все сделала правильно. А фото, которые она все же склеила, отдаст им когда-нибудь потом.
И никакого чуда тут нет. Люди поругались, потом, помирились. И все равно она чувствовала себя немножко… Совсем немножко, волшебницей. Пусть и в масштабе одного двора и сохранённых старых фотографий.
Много новых слов
Ольга часто вела сама с собой странные разговоры. В голове, конечно, но, когда ее никто не слышал, то и вслух. Вокруг было столько всего интересного – Ольга подмечала каждую деталь, каждый звук, случайно сказанные фразы, жесты, движения и рассказывала об этом самой себе.
– Ты живешь не своей жизнью, – категорично говорила ей тетя. Тетя считала, что надо жить своей жизнью, а не чьей-то другой. И всегда пыталась об этом сказать Ольге, когда та рассказывала ей про подслушанные разговоры, про то, что пани Маздя пролила кофе на платье, и пан Ярек, наконец-то женился, а ведь еще в прошлом году собирался, именно Ольга помогала ему выбирать кольцо на помолвку. В городе так удобно собирать слова и жизни, наверное, у него и самого уже, отличная коллекция.
– А какой мне жизнью жить? – с искренним любопытством спрашивала Ольга, и тетя пожимала плечами, называя племянницу «блаженная». А Ольга шла домой, собирая все, что происходило вокруг нее и мысленно рассказывая и обсуждая это же сама с собой.
Иногда она тихо начинала говорить вслух, дома, чаще всего или в кафе, где помогала маме и бабушке. На самом деле, семейное кафе, это далеко не так хорошо, как кажется, потому что ты практически все время в пределах досягаемости своих родственников, притом в прямом смысле этого слова. Например, когда замечтаешься и начнешь рассказывать самой себе, как сегодня утром две мусорные машины во дворе играли в догонялки, бабушка может подкрасться и легонько стукнуть тебя полотенцем по спине – чтобы не ссутулилась, не расслаблялась, прекратила валять дурака. И болтать сама с собой, и чтобы знала, что бабушка всегда рядом и поможет, если что.
Они так умеют. Одно движение, а столько мыслей! Ольга, наблюдала как сказанные ею слова, больше похожие на бессвязный поток мыслей заполняют все вокруг, гуляя по пустому, утреннему залу кафе, словно сквозняки, прогоняя все лишнее и подбирая все нужное. Вот, оброненное кем-то в спешке «Извини», в начале, конечно, это было «Извини, я спешу», но «спешу» ушло с тем, кто это сказал своей даме, а «Извини» обвилось вокруг ножки стола и, когда днем за этим столом поругались двое, он, вдруг, сам не понял – откуда из него вырвалось это «извини»? Он вроде и не собирался, нет, потом, конечно, да, но не сейчас, ведь он так зол… Но слову лучше знать, когда разыграть свою партию.
«Я люблю кофе и еще вот эти лимонные пирожные, очень, хочешь, угощу тебя?» Пирожные быстро кончились, лишние слова из фразы кончились вместе с ними, истончились, тая, осталось самое важное: «я люблю тебя» и Ольге было очень интересно, кому же оно достанется? Вон, как плотно приклеилось к стойке с пирожными.
Потом, Ольга открывала кафе и там, где не хватало слов – добавляла свои. Например, когда она молола, а потом заваривала кофе, она рассказывала ему, что именно этот сорт самый полезный, он не возбуждает, а наоборот, успокаивает и дарит радость и хороший сон, особенно, если выпить его с корицей и капелькой липового меда и тот, кому доставался этот кофе, шел домой и вместо того, чтобы пытаться уложить не желающего спать ребенка с помощью нервных окликов, сидел рядом и рассказывал сказку про то, как месяц на небе простудился, и его кормили липовым медом, и голосе сказочника был слышен кофейный аромат, нотка корицы и веки тяжелели и хотелось спать, но как же, вылечили месяц? Хотя об этом можно спросить у папы завтра.