Страница 34 из 73
Я потянулась к голубому свету и только сейчас заметила, как он потускнел. Нет, он все так же оставался ярким и голубым, как и в нашу первую встречу, но что-то изменилось. Из него вымыли краски. Если раньше он походил на излучение десятка ламп по яркости, то сейчас внутри словно садилась батарейка. Мне показалось это неправильным. Ведь магия должна сверкать. Раньше его голубой свет плотно переплетался со светло-серыми переливами, что было видно и по его волосам и по его овалу. Я думала, что так и должно быть, но тот бирюзовый столб света мне показал, что этот воин умеет сверкать, просто почему-то этого не делает. Мне тогда, несмотря на боль, это понравилось.
А вот сейчас в этом цвете не было привычной серой дымки, а была именно тусклость, как у игрушки, у которой вот-вот кончиться завод. Я человек своего времени. Воспитанная на ярких мультиках и ярких фильмах. Мне хочется видеть яркие цвета, когда речь заходит о магии. Ведь магия — это сказка, мечта. Она должна быть яркой. Где-то на задворках памяти всплыли картинки красивых спецэффектов. Захотелось увидеть яркость, блеск. Наверное, в прошлых жизнях я была сорокой. Тянет меня на все яркое. В какой-то момент желание яркости словно выплеснулось из меня, просочилось через каждую пору из душной клетки тела и поспешило к бирюзе, растворяясь в ней. В висках появилось странное чувство, словно десяток жучков прохаживались по коже своими лапками. А затем виски резко сдавило тисками. Точечное давление быстро превратилось в обруч, опоясывавший голову, но я не придала этому особого значения. Терпимо, хоть и неприятно. Миг и лазурь засверкала сотней разных оттенков. Я залюбовалась красотой вокруг меня. В душе распускалась настоящая радость, как у маленького ребенка. Теперь этот свет выглядел намного чище и живее.
Грудную клетку снова обжег знакомый утюг, но я только отмахнулась. Человек такое существо, что быстро ко всему привыкает, и к этой боли я тоже, как выяснилось, могу привыкнуть. Ничто сейчас не могло испортить мне настроения. Бирюза вокруг танцевала. Потоки энергии переплетались, я попыталась погладить их, как с черным пламенем, потянулась первой, но не смогла. Рук у меня не было, не было ничего, чем можно было бы прикоснуться к этой красоте. Теперь это был небесно-голубой, цвет летнего неба. Я такой оттенок видела только на картинках или в особо теплые дни, когда выбиралась с мамой в деревню. В душе появилась какая-то тоска от того, что я больше никогда не увижу такого неба. И не потому что его больше не бывает, а потому что у меня изменился взгляд. Я перестала быть ребенком и разучилась радоваться красоте мира, в котором жила. Меня стали заботить вещи намного более грязные и нелепые, чем просто безграничность небосвода в ласковых лучах солнца. Я забыла, когда последний раз просто смотрела на небо, а в детстве замечала даже росу на листьях травы. Стала старше, а то яркое небо осталось далеко в прошлом, и туда уже не попасть. Мне очень захотелось, чтобы эта яркость никуда не пропала, чтобы я еще не раз смогла ее увидеть, хотя бы в магии безликого. Голову сдавило еще сильнее, а в груди появился странный ком и пополз куда-то по глотке вверх. В памяти всплыл образ лака. Вот бы покрыть этот свет таким лаком, чтобы он никогда не потускнел, не стал бледнее, не потерял той яркости, что напоминает о далеком прошлом. Белые искорки перед глазами, и все схлопнулось.
В горле запершило, как при бронхите. Я закашлялась и едва не заорала от ужала. На моих руках была кровь. Моя кровь! Я что, кашляла кровью?! Где-то совсем рядом послышался шорох. Я трудом оторвала взгляд от собственных ладоней и ахнула. На полу лежал безликий и пытался подняться на ноги. Я вскочила с кровати и помогла ему усесться обратно в кресло. Он не сопротивлялся, а для меня это оказалось просто, словно он ничего не весил. Хакт явно был в полубеспамятстве или бреду. Еле слышно постанывал. Мокрые от пота волосы полностью закрывали его лицо. Я убрала несколько прядей и остолбенела. На месте уже привычного мне живого овала было нормальное, человеческое лицо. Широкий нос, с чуть опущенным кончиком. Высокий лоб, с несколькими неглубокими морщинами. Четкий овал лица. Прямой подбородок. Аккуратные гармоничные скулы, ни намека на щетину. Большие миндалевидные глаза в окружении множества морщинок, как у очень уставшего человека, который не спал несколько дней. Темные синяки под глазами. Густые длинные ресницы, если бы не знала, что настоящие, то подумала бы, что накладные. Тонкие, такие же густые брови. Верхняя губа уже, чем нижняя, причем намного, но на его лице это смотрелось красиво. Вообще его лицо было на редкость красивым, хоть и необычным. Его красота была какая-то уникальная, с изюминкой. Ну и, конечно, цвет. Цвет, оттенок его кожи был каким-то синюшно-серым, как и овал его лица до этого момента. Только сейчас я поняла, что овал с теми переливами был его маской или чем-то вроде того. На лбу и над верхней губой выступили крупные капли пота. Я легко перепрыгнула через его ноги и бросилась к столу, на котором собрала все склянки. Там Веорента оставила кувшин с водой, если я захочу пить. Не думала, что пригодится. Быстро налила в кружку и вернулась к Дэмиану. Наклонилась, уже хотела напоить его, хотя соображалка подсказывала, что можно просто облить его водой, как за запястье меня схватили длинные пальцы с широкими фалангами. Раньше я видела его только в перчатках, а сейчас вот удалось рассмотреть в свете луны руки. Красивые и сильные, как у пианиста. Я охнула и едва не выронила чашку.
— Зачем… Зачем ты это сделала?! — простонал он.
— Что? — не поняла я. — Ты… Вы потеряли сознание, наверное, вы еще не до конца поправились. Я сейчас приведу Хемаха, и он вам поможет.
— Зачем? — снова простонал он.
— Сейчас, — я старательно пыталась освободить руку из его захвата.
Он резко выпрямился, так что его лицо оказалось прямо около моего. Глаза горят, лицо искажено яростью. В темноте не понять какого они цвета, но все равно это намного приятнее, чем смотреть на непонятный овал.
— Зачем? Я тебя спрашиваю! — и зубы у него белые, не клыки, что не может не радовать.
— Да что я сделала-то? — возмутилась я. Уже не первый раз замечаю странность, что если на меня начинают орать, то и я повышаю голос. Раньше такой не была и предпочитала молчать и стесняться. Сейчас мне тоже страшно, если на меня орут, только и молчать уже не получается.
Его лицо резко из гневного стало удивленным, а потом и изумленным до крайней степени.
— Ты не понимаешь, что только что сделала? — спросил он уже намного спокойнее.
— Я всего лишь принесла воды! — возмутилась я. — А перед этим подняла вас с пола…
— Нет! — резко перебил он. — До этого, что ты сделала, когда я проверял целостность оков на черном пламени… что ты сделала?
— Да ничего я не делала! — буркнула я, тоже успокаиваясь.
— Да? — спросил он, проведя большим пальцем мне по подбородку. — А это тогда что такое? — в лунном свете тускло блеснула моя кровь у него на пальце.
— Не знаю! Отпустите меня! — я еще раз попыталась дернуться.
Переживания за его самочувствие быстро уступило место раздражению. Я не люблю, когда меня трогают! А этот его жест уж слишком смахивает на наказание котенка, когда он нагадит не в том месте. Еще бы сказал: "Фу, нельзя!".
Его пальцы отпустили мою руку и я наконец смогла выпрямиться. Дэмиан обессилено откинулся на спинку кресла. Прикрыл одной рукой глаза. Вторая безвольной плетью повисла на подлокотнике. Я быстро вытерла подбородок.
— Могучий Велер, да что же это?! За что?! — бормотал он. — Ты видишь, я больше не могу это выносить! Что же теперь делать?!
Я стояла, боясь пошевелиться и привлечь в себе внимание. Неожиданно он взглянул на меня сквозь пальцы и грустно ухмыльнулся уголком рта.
— Ты бы хоть оделась.
Я охнула. Опять забыла! Ну нет у меня ощущения, что я обнаженная, хоть ты тресни. Не вижу разницы между этим странным телом и одеждой. Мне она кажется карнавальным костюмом, а под ним мое настоящее тело- тело земной девушки Милоники. А шкурка Ники это так…камуфляж.