Вован-дурак

- Конечно, нет! – хихикает Дора. – Кажется, я потихоньку начинаю понимать русских, как же они так умеют.

- Даст Бог, переберемся скоро жить в Россию, хоть что-то уже знать будем.

- Ты всерьез хочешь туда поехать?

- Когда я был насчет этого несерьезен? Мне вся эта аристократическая Англия в пень не сдалась. Если бы я с самого начала не игнорировал подчеркнуто все подряд здешние традиции, так меня давно бы уже загнали в Гриффиндор, объявили «верным сторонником Дамблдора» и натаскивали ради одной цели – чтобы я вышел защищать всю эту чистокровную мразь с одной лишь палочкой наперевес и героически при этом лег. А оно мне надо?

- В самом деле, и чем они думали…

- Вот и я тебе про что. Там, в России, всей этой дутой славе не придают никакого значения. Живешь, людям не мешаешь, антиобщественных действий не совершаешь, так и живи себе с Богом. А коли кто и чем мешает, так разбираются всем миром. Не, отсюда однозначно надо валить. Пойдет «Ленин» домой, так и я у них билет себе выбью. Хочешь, поехали со мной, я поговорю с кем надо.

- Я подумаю, – ответила Дора. – Секунд пять… Да, Гарри, конечно, поеду!

- Дора, милая, куда ж я без тебя!

- Это мне тут без тебя никуда… – захохотала девушка.

Я проводил ее до каюты, поцеловав в щеку на прощание, после чего отправился спать и сам. Той ночью мне опять приснился солнечный Крым, дом с видом на синеву Черного моря и гору Аю-Даг, и девушки, собравшиеся на террасе под разросшимся виноградом. И снова узнаю знакомые лица. Дора никуда не делась, а вот лицо второй подруги в этот раз таки прояснилось, чем-то на Свету похожа.

Что ж, будем надеяться, что в наступившем году я стану хоть на чуточку ближе к своей мечте…

[90] Земляне «Трава у дома» (сл. А.Поперечный, муз. В.Мигуля)

[91] Песняры «Беловежская Пуща» (сл.Н.Н.Добронравов, муз.А.Н.Пахмутова)

[92] Песня из телесериала «17 мгновений весны» под названием «Где-то далеко» (сл.Р.Рождественский, муз.М.Таривердиев). Вован зарядил вариант в исполнении Леонида Агутина, который он некогда слышал в передаче «Старые песни о главном».

[93] «Фантом» (сл. и муз. народные)

[94] Ялла «Учкудук – три колодца» (сл.Ю.С.Энтин, муз.Ф.К.Закиров)

[95] Любэ «Всё зависит от Бога» (сл.А.Шаганов, муз.И.Матвиенко)

====== Глава двадцать четвертая. Нет здесь никакой рыбы, совсем нет! ======

Дамы в Париже меняют свои туалеты,

Плащи на летние платья и шляпы от солнца,

В центре Парижа уже начинается лето,

На улицах запахи кофе и звуки шансона…

А у нас как всегда, всё не так, как в Париже,

Снегу в апреле выпало вам по колено,

Я готов доставать уже зачехлённые лыжи,

И что странно, я сегодня в Париж не хочу

Совершенно…

ЧайФ «А у нас как всегда»

Смысл второй задачи, по словам Бэгмана, скрывался внутри золотых яиц. Но, как ни пытался я открыть свой трофей, из-под сбитого дракона вытащенный, ничего упорно не проявлялось. И руками вскрывал, и отверткой поддевал, и даже зубилом пробовал – ни в какую. Как верещало из яйца, словно пожарная сирена, так и продолжало верещать. Значит, все же недобрый дедушка Дамблдор, чтоб ему на собственной бороде повеситься, решил следовать канону, и двадцать четвертого февраля мне предстоит вытащить из воды, точнее, из деревни русалок, что находится где-то на глубине озера, неизвестно кого, точнее, того (или ту), кого борода многогрешная сочтет наиболее ценным для моего внимания.

Причем список вероятных кандидатур на извлечение из озера не ограничивается только лишь моими подругами. Зная директора и его порой патологическую заинтересованность в моем времяпровождении, он вполне может подсунуть в качестве приманки для меня или Рона, или Гермиону, или Джинни.

Весь этот год Дамблдор, скрипя зубами, был вынужден наблюдать, как я бегаю туда-сюда на советский пароход. Но ничего изменить он не мог, ибо я был избран представителем сборной СССР и должен был периодически являться в лагерь своей команды.

Не радовало его, я так подозреваю, и то, что я совершенно не общаюсь с упомянутой ранее троицей, более того, даже вынужден применять «русский военно-морской командирский нефильтрованный язык» в случае особой прилипчивости со стороны кого-то из них. То, что я наотрез отказался влачить жалкое существование у Дурслей, предпочтя отправиться в дом к Тонксам, где был принят как свой, да еще и пришел на Бал с их дочерью, тоже подливало масла в огонь.

Но ничего поделать он не мог. Я избегал встречи с директором, как только получалось. Ну, а после Нового года вообще частенько ночевал в своей каюте на борту парохода «Ленин», дабы избежать ненужных мне вызовов.

Оба чекиста были в курсе дела, и они даже иногда появлялись в замке, накинув чужую личину. Что они там в процессе накопали, об этом я так никогда и не узнал, да и не особо стремился, если честно. Меньше знаешь – крепче спишь, а я и так тут как секретоноситель прохожу. Совершенно случайно узнал, кстати, во время одной из бесед с товарищем комиссаром в присутствии Светы.

- А знаешь ли ты, Гарик Вованыч, что ты у нас по разработке проходишь?

- Это как, тащ комиссар? В каком качестве?

- В качестве ценного для общества свидетеля под шифром «Пионер».

- Вот как?

- Это все Светланы идея была. Она тогда, как ты впервые в наше поле зрения попал, так и предложила. Так и назвали.

- Чем сие грозит лично мне, тащ комиссар?

- Пока ничем, если не будешь нарушать советских законов. Но в дальнейшем постараемся тебя вытащить к нам, дать гражданство и поселить, куда ты укажешь.

- Вот за это большое Вам спасибо. Могу, кстати, в знак признательности своей передать в дар Советскому государству библиотеку некоего мэтра Николя Фламеля.

- Чего? Фламель? Николя Фламель, тот самый знаменитый ученый-алхимик средневековья? – опешил товарищ комиссар.

- Тот самый, создатель философского камня. Совершенно случайно я был с ним знаком, уже в этой, разумеется, жизни.

- А самого его уговорить никак?

- Увы, тащ комиссар, поскольку прошлой весной он покинул сей бренный мир. А свои книги завещал нам с Дорой. Всё в доме семейства Тонкс, адрес я Вам давал, письмо, если нужно, напишу. Лично мне, если быть честным, алхимические фолианты будут без надобности, все равно я латынь не понимаю, а вот у вас или в Академии наук такому приобретению будут очень рады.

- Не то слово «рады»! – воскликнул товарищ комиссар. – Если бы ты знал, ЧТО ты нам только что подарил! Этим книгам цены нет! Никаких денег не хватит, чтобы законную четверть клада выплатить. Это уже не только гражданством, – чекист усмехнулся. – Это уже чем-то посущественнее пахнет. Так что пиши свое письмо, а мы уже разберемся. Как там твою подружку, кстати? Дора? Не та ли особа с сиреневыми волосами, что к нам приходила Новый год встречать?

- Она самая. Четвертый год уже ее агитирую в Союз перебираться. Судя по всему, она не против.

- Правильно делаешь, что агитируешь. Ей, кстати, в таком случае тоже повезет с гражданством. Русский язык хоть учит?

- Сам же ее и учу, песни, во всяком случае, понимает.

- Тогда поймет и остальное.

- Это ж они, тащ комиссар, тогда с Гариком познакомились, когда я его за книжками водила три года назад, – вставляет слово Света. – Да Вы помните, я в своем отчете сообщала.

- Помню, помню. Тонкс, Нимфадора Андромеда, семьдесят четвертого, не была, не имеет, двоюродная племянница некоего Блэка, Сириуса Ориона. Особые приметы – метаморф, имеет способность изменять собственное лицо и тело, как ей вздумается, хотя прибегать к этой своей способности очень не любит. В общем, для нашей конторы был бы ценный сотрудник, да только вряд ли она захочет. Ладно, в следующий раз появится здесь – дайте знать, я с ней поговорю сам. А ты, Гарик, сообщи своей подруге, что, пожелай она перебираться к нам, место на пароходе ей гарантировано. Капитана я предупрежу. Договорились?

- Договорились, тащ комиссар.