Брат Оби-Ван

- Ибо муж есть голова жены, - повторил Оби-Ван, - отец Тук, это ахинея какая-то.

- Уж что есть, - сказал отец Тук, перелистывая Требник. – Там дальше пойдет еще круче, готовься.

- Да ну к ситхам, - шепнул Оби-Ван и громко произнес, обращаясь к сэру Алану и леди Мэрион: - Согласны ли вы оставаться вместе до конца жизни, что бы ни случилось?

- Согласны, - ответил сэр Алан, а леди Мэрион просто посмотрела на своего жениха.

- На том объявляю вас мужем и женой, - объявил брат Оби-Ван. – Да хранят вас Сила, Иисус и святой Дунстан.

Брат Оби-Ван гульнул на свадьбе обвенчанной им пары на всю Силу. Сначала Оби-Ван напоил отца Тука, потом выпил сам, а потом напоил и саму Живую Силу.

«Охальники, - бормотала Живая Сила через пару часов. – Ты тут с Робин Гудом медовуху пьешь, Дуку на Серенно коньяк. Нет, надо вам поджечь Храм, понимаешь, надо!»

Оби-Ван уже собирался пуститься вприсядку, когда Живая Сила снова что-то забормотала ему в ухо.

«Слушай, Оби-Ван, - с пьяной серьезностью сказала Живая Сила. – Тут в будущем такие ужасы. Я просто плачу, - и Живая Сила довольно натурально всхлипнула. – Хочу предупредить».

В этот момент в воздухе просвистела злодейская стрела, и сэр Алан Эдейл упал на землю.

«Упс, - пробормотала Живая Сила. – I did it again. Не успела я».

Оби-Ван вскочил на ноги, мгновенно трезвея. Следующую стрелу, предназначавшуюся ему, он перехватил в воздухе. Живая Сила тут же услужливо повернулась к нему Темненькой Стороной, и Оби-Ван порвал лорда Эдмонда как вуки грелку.

За только что веселым столом воцарилось молчание, и Оби-Ван без помощи Силы почувствовал обращенные на него взгляды.

- Я постараюсь, - пообещал Оби-Ван, склоняясь над телом сэра Алана.

Сэр Алан был несомненно и бесповоротно мертв.

«Эй, Живая! – окликнул Оби-Ван Живую Силу. – Ты меня уважаешь?»

«Уважаю, Оби-Ванюшка, - пьяненько пробормотала Живая Сила. – Ой, как я тебя уважаю! Но помочь не имею права».

«Да тебе просто слабо», - пренебрежительно бросил Оби-Ван.

«Мне слабо? – встрепенулась Живая Сила. – Это Плэгиусу слабо! Это Сидиусу, болтуну бородавчатому, слабо! А мне ничего не слабо!»

Оби-Ван тем временем тихонько вил из Силы веревки, залечивая смертельную рану сэра Алана.

«Да че ты копаешься! – воскликнула Живая Сила. – А мы вот так!»

Сэр Алан открыл глаза и резко вдохнул.

«А мы еще и вот так!» - заявила пьяная вдребодан, но все еще Живая Сила, но что она этим имела в виду, Оби-Вану выяснить не удалось, потому что Сила снова выдала петлю гистерезиса.

========== Эпилог ==========

Девчонкам - Бог его прости! -

уснуть не даст он взаперти,

но знать не будет двадцати

других пороков Робин.

(с) Роберт Бернс

Пролетев турманом мимо живых персонажей поэмы «Прозаседавшиеся» и плюнув одному из них на рукав, Оби-Ван приземлился рядом с Квай-Гоном, который находился в том же состоянии, в котором Оби-Ван его оставил.

- Продолжаем разговор, - заявил Оби-Ван, сталкивая в шахту обрубок меча Дарта Мола, - ну, Живая, помогай снова, во имя святого Дунстана!

«Хрен на рыло, - ответила Живая Сила, которую сильно развезло на свадьбе сэра Алана Эдейла. – Теперь Квай мой, красавчик. Мы с ним сольемся в вечном союзе, - Сила пьяно икнула и вдруг закричала: - Я построю гарем на четыреста мест, будут ситхи, джедаи, павлины…»

- Оби-Ван, - прохрипел Квай-Гон, поднимаясь на локтях и тяжело приваливаясь к стене. – Энакин… обучи парня. Я же не зря последние силы потратил… тебя до Шервудского леса дошвырнул… Вызови учителя… Дуку… он мою тушку заморозит пока…

Оби-Ван кивнул и опустился перед учителем на одно колено, на этот раз правильное.

- Отдай мой меч, - приказал Квай-Гон. – И скажи учителю: я вернусь.

Когда блеклое корускантское солнце становится совсем слабым и за окном начинает кружиться снег, Энакин грустит. Конечно, он знает, что грустить ему незачем, потому что теперь он свободный человек, у него есть своя комната в Храме и самый лучший в мире учитель, похожий на контрабандиста из татуинского космопорта. В общем тренировочном зале учитель рассказывает Энакину о Кодексе, о контроле над эмоциями и учит его фехтовать, и только Энакин понимает по выражению его лица, что учитель Кеноби врет и раскидывает чернуху. Поэтому Энакин любит даже те уроки, от которых другие падаваны готовы выть на все четыре корускантские луны. Ведь он знает, что потом они с учителем пойдут обедать в кабак, и Энакин будет чувствовать себя совсем взрослым, хотя Оби-Ван не разрешит ему выпить и необидно щелкнет его по носу. А сам Оби-Ван все же выпьет стопочку и расскажет Энакину одну из своих баек: про Робина или про отца Тука, или про Вилли Статли, или про сэра Алана Эдейла и его любовь. И хотя байки Оби-Вана намного короче тех душеполезных джедайских трактатов, которые Оби-Ван скучным и немного насмешливым голосом пересказывает Энакину на официальных занятиях в Храме, Энакин всегда сразу понимает, в чем смысл того, о чем они с учителем говорили в Храме, а в чем, по мнению учителя, смысла и вовсе нет.

А еще у Энакина есть очень смешная Живая Сила, которая живет у всех в головах и похожа на девчонку: если очень добиваться ее внимания, она важничает и молчит, но если махнуть на нее рукой, тут же начинает сама тебя доставать. Тут у нее можно просить что угодно, даже поговорить с дядей Кваем, который зачем-то живет в Живой Силе, хотя это ему не нравится. Так что Энакину совсем не приходится скучать. Но когда дни становятся короткими и за окном воет ветер и кружит непонятный татуинскому мальчугану снег, Энакин все равно грустит. В такие вечера он идет к учителю и, тихонько отворив дверь, присаживается рядом с ним у края его стола.

«Спой, учитель», - просит Энакин, и Кеноби, усмехаясь, снимает со стены удивительный музыкальный инструмент, который он сделал сам после гибели Квай-Гона, потому что во всей Галактике другого такого не найти. Кеноби садится на ручку кресла, подпирает лютню левым коленом и поет:

В деревне парень был рожден,

Но день, когда родился он,

В календари не занесен.

Кому был нужен Робин?

Энакин знает, что эту песню учитель написал для своего друга, которого звали Робин Гуд, но, как бывает со всякой хорошей песней, ему кажется, что песня про него:

Немало ждет его обид,

Но сердцем все он победит.

Парнишка будет знаменит,

Семью прославит Робин.**

Иногда на звуки лютни заходит магистр Дуку. Он не простой магистр, а еще и граф, и поэтому он чаще бывает на своей планете, которой правит вместо «энергетических антраша и бесплодных домогательств», как он называет упражнения остальных джедаев по единению с Силой. Дуку суров, у него резкий и властный голос, но Энакин знает, что Дуку любит его учителя: после смерти Квай-Гона, который был его учеником, Дуку больше не с кем поделиться своими взглядами на состояние Ордена, тянущими в совокупности на государственную измену и попытку свержения джедайского строя. Сначала Дуку не хотел говорить с Кеноби при Энакине, но учитель настоял, и теперь Энакин знает о Совете больше, чем любой из его членов.

Для Дуку учитель поет совсем другие песни: о Сиде, верным мечом смирившем врагов и защитившем честь своей семьи, о Роланде, павшем в неравном бою и вспоминавшем в последней молитве своего короля.

Роланд скончался, он в раю теперь.

Карл в Ронсеваль вернулся наконец.

Там ни тропинки, ни местечка нет,

Где б не лежал убитый на земле…

Энакин всегда думает, что Роланд – это магистр Квай-Гон, тело которого в боевой одежде и с мечом в руке лежит в ледяной глыбе на Серенно, а скорбящий о племяннике император Карл – это Дуку, который всякий раз в этом месте скорбно подпирает правым кулаком щеку, а пальцами левой барабанит по кривой рукояти своего меча. Энакин прекрасно помнит, что Квай-Гона убил ситх, и хотя Оби-Ван тогда отомстил за учителя, должен быть еще второй. Поэтому Энакин не удивляется, когда после песни Дуку наклоняется к нему и, вглядываясь в его глаза своими угольными глазами, тихо говорит: «Когда он будет переманивать тебя, ты меня не подведи. Только позови меня, слышишь?» Энакин не совсем понимает, почему ситх должен открыться именно ему: над легендой об Избранном и непорочном зачатии Дуку и Оби-Ван всегда смеются. Но Дуку он верит.