Страница 21 из 35
И как только я всерьез покрылся холодным потом, в подлеске что-то хрустнуло и зашуршало. Могучий олень с ветвистыми рогами выбежал из леса и пересек дорогу тремя легкими скачками. Секунду спустя за ним выбежали две оленихи. Одна застыла на середине дороги, обернулась и с любопытством уставилась на нас, подергивая длинным ухом. Потом рванулась вперед и скрылась в лесу.
Сердце у меня отчаянно колотилось, я рассмеялся негромким нервным смешком. Посмотрев на Темпи, я увидел, что он выхватил меч. Пальцы его левой руки поджались, выражая смущение, потом сделали несколько быстрых жестов, которых я не понял.
Он убрал меч в ножны – безо всякого пафоса, небрежным, привычным жестом, все равно что руку в карман сунул. Разочарование.
Я кивнул. Я был, конечно, рад, что спина у меня не утыкана стрелами, однако засада, по крайней мере, дала бы нам понять, где искать разбойников. Согласие. Преуменьшение.
И мы молча зашагали дальше в сторону Кроссона.
Кроссон был так себе городок. Домов двадцать-тридцать и густой лес вокруг. Кабы он не стоял на королевском тракте, у него, пожалуй, и названия-то бы не было.
Однако, поскольку Кроссон стоял на королевском тракте, там имелась довольно приличная лавка, снабжающая всем необходимым проезжих путников и окрестные хутора. Была там и небольшая почтовая станция, по совместительству конюшня для наемных лошадей, и кузня, а также небольшая церковь, по совместительству – пивоварня.
Ну и, конечно же, трактир. Хотя «Смеющаяся луна» была чуть ли не втрое меньше «Пенни и гроша», она все-таки была на несколько ступенек выше, чем то, на что обычно можно рассчитывать в подобном городишке, – в два этажа, с тремя отдельными спальнями и баней. На большой вывеске, намалеванной местным маляром, была изображена растущая луна в жилетке, которая покатывалась от смеха, держась за живот.
В тот день я захватил с собой лютню, надеясь, что, возможно, мне удастся игрой заработать себе на обед. Но это был только повод. Я хватался за любую возможность поиграть. Вынужденное молчание томило меня не меньше, чем брюзжание Дедана. Мне еще не приходилось так долго обходиться без музыки с тех пор, как я бродяжничал в Тарбеане.
Мы с Темпи отнесли список нужных припасов пожилой тетке, которая торговала в лавке. Четыре больших каравая дорожного хлеба, полфунта сливочного масла, четверть фунта соли, мука, сушеные яблоки, колбаса, шмат грудинки, мешок репы, шесть яиц, две пуговицы, перья для охотничьих стрел Мартена, шнурки для башмаков, мыло и новое точило взамен того, которое разбил Дедан. На круг товару выходило на восемь серебряных битов из быстро худеющего кошелька маэра.
Мы с Темпи отправились обедать в трактир, зная, что все необходимое соберут не раньше чем часа через два. Как ни странно, я уже с противоположной стороны улицы услышал шум из зала. Обычно в подобных трактирах становится шумно по вечерам, когда там собираются путники, остановившиеся на ночлег, а не среди дня, когда все либо в поле, либо в дороге.
Когда мы отворили дверь, в трактире воцарилась тишина. Поначалу я понадеялся было, что посетители обрадовались, увидев музыканта, но потом я увидел, что все уставились на Темпи в его красной наемничьей одежде.
В общем зале трактира бездельничали человек пятнадцать-двадцать. Некоторые сутулились у стойки, другие расселись вокруг столов. Было еще не так людно, чтобы не найти, где сесть, однако же нам пришлось подождать пару минут, прежде чем единственная замотавшаяся служанка подошла к нашему столику.
– Что кушать будете? – спросила она, отбрасывая со лба потную прядь волос. – Есть гороховый суп с грудинкой и хлебный пудинг.
– Звучит недурно, – сказал я. – Можно нам еще яблок и сыру?
– А пить что будете?
– Мне свежего сидру, – сказал я.
– Пиво, – сказал Темпи и положил на стол два пальца. – Маленький виски. Хороший виски.
Она кивнула.
– Деньги вперед!
Я вскинул бровь.
– А что, бывают проблемы?
Она вздохнула и закатила глаза.
Я отдал ей три полпенни, и она убежала прочь. Теперь я был уверен, что мне не померещилось: люди, сидящие в зале, действительно смотрели на Темпи неприязненно.
Я обернулся к мужику, который сидел за соседним столиком и молча уплетал свой суп.
– У вас сегодня что, ярмарочный день, что ли?
Он посмотрел на меня как на придурка, и я увидел у него на скуле свежий синяк.
– В Кроссоне ярмарочных дней не бывает. Тут ярмарки нету.
– Я тут был недавно, все было тихо. Что делают все эти люди?
– Да то же, что и всегда, – сказал он. – Работу ждут. Кроссон же последняя остановка на тракте, прежде чем начнется настоящий Эльд. И небольшие караваны обычно нанимают пару лишних охранников.
Он приложился к кружке.
– Но в последнее время в этих лесах слишком много народу ощипали. И караваны теперь ходят редко.
Я окинул взглядом зал. На присутствующих не было доспехов, но теперь, приглядевшись, я разглядел в них признаки ремесла наемника. Их вид был грубее, чем у обычных поселян. Больше шрамов, больше перебитых носов, больше ножей, больше наглости и развязности.
Мужик бросил ложку в опустевшую миску и встал.
– Можете забирать мое место себе, мне плевать, – сказал он. – Я торчу тут седьмой день, и за все время тут проехало всего четыре телеги. К тому же надо быть дураком, чтобы наняться отсюда на север за поденную оплату.
Он поднял большой заплечный мешок и вскинул его на плечи.
– А сейчас, когда столько народу пропало с концами, надо быть дураком, чтобы нанимать лишних охранников в таком месте, как это. Я вам это забесплатно говорю: половина этих вонючих ублюдков наверняка перережет вам глотку в первую же ночь в дороге!
Широкоплечий мужик с лохматой черной бородой, стоящий у стойки, насмешливо расхохотался.
– Ежли ты не могешь выкинуть дубля, это еще не значит, что я бандюк, паря! – сказал он с густым северным выговором. – А ишшо тако скажешь – получишь вдвое против вечорашнего. С процентами.
Человек, с которым я разговаривал, сделал выразительный жест – не нужно было быть адемом, чтобы его понять, – и направился к дверям. Бородач расхохотался.
Тут нам принесли заказанные напитки. Темпи единым духом выпил половину виски, испустил долгий удовлетворенный вздох и расслабился. Я принялся прихлебывать сидр. Я-то рассчитывал поиграть пару часов и тем расплатиться за обед. Но я не настолько глуп, чтобы браться за лютню в трактире, полном безработных наемников.
Не то чтобы это не имело смысла. Через час они бы уже хохотали и подпевали мне. Через два они роняли бы слезы в пиво и просили прощения у служанки. Но делать это ради обеда не стоит. Разве что другого выхода нет. В трактире пахло неприятностями. Еще немного, и вспыхнет драка. Ни один бродячий актер, который не даром ест свою соль, не мог ошибиться в таком деле.
Широкоплечий взял со стойки свою деревянную кружку и с наигранной небрежностью направился к нашему столу. Он выдвинул стул, сел, улыбнулся себе в бороду широкой неискренней улыбкой и протянул руку в сторону Темпи.
– Здоров! – сказал он достаточно громко, чтобы слышали все присутствующие. – Меня Тэм звать. А ты хто?
Темпи пожал протянутую руку. Его собственная рука выглядела тонкой и бледной в волосатой лапище бородача.
– Темпи.
Тэм осклабился в улыбке.
– А сюда пошто пожаловал?
– Мы так, прохожие, – сказал я. – Встретились на дороге, и Темпи был столь любезен, что согласился меня проводить.
Тэм пренебрежительно смерил меня взглядом.
– Я, малой, не с тобой толкую, – проворчал он. – Не лезь, когда старшие базарят.
Темпи молчал, глядя на верзилу со своим обычным безмятежным выражением лица. Я увидел, как его левая рука коснулась мочки уха – жест, которого я не знал.
Тэм стал пить из кружки, не сводя глаз с Темпи. Когда он поставил кружку на стол, черная борода возле губ была мокрой, и он утерся рукавом.