Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 36

– Изъявление воли… – пробубнил Грэм в кружку. – Думаю, я просто попрошу его написать доверенность, а там уж как он ее официально назовет, так пусть и будет.

Он поднял взгляд на трактирщика.

– Думаю, найдутся и другие, кто захочет чего-то в этом роде. Времена-то нынче какие…

На миг могло показаться, будто трактирщик раздраженно хмурится. Но нет, ничего подобного. Он стоял за стойкой таким же, как всегда, и лицо его сохраняло миролюбивое и дружелюбное выражение.

Коут небрежно кивнул.

– Он вроде говорил, что собирается открыть лавочку около полудня, – сказал он. – А то вчерашние события его несколько выбили из колеи. Так что, если кто вдруг явится раньше полудня, боюсь, ничего у них не выйдет.

Грэм пожал плечами.

– Да какая разница? Все равно до обеда в городке и десяти человек не останется.

Он отхлебнул еще пива и посмотрел в окно.

– День-то какой, все в поле будут!

Трактирщик, похоже, чуть поуспокоился.

– Он останется тут до завтра. Так что ломиться к нему прямо сегодня нужды нет. У него лошадь отобрали под Эбботсфордом, он теперь пытается добыть новую.

Грэм сочувственно цыкнул зубом.

– Вот не свезло так не свезло! Где ж теперь лошадь добудешь, когда уборка урожая в самом разгаре? Даже Картеру не найти замену Нелли после того, как этот паук напал на него у Старокаменного моста.

Он покачал головой.

– Все-таки как-то это неестественно, когда такое творится всего в паре миль от твоего порога. Вот в былые времена…

Грэм запнулся.

– Господь и владычица, я говорю словно мой папаша!

Он втянул подбородок и загудел басом:

– «Вот в былые времена, когда я был юнцом, погода была как погода, а не как теперь! И мельник не придерживал весов, и люди не лезли не в свое дело!»

Трактирщик грустно улыбнулся.

– А мой отец говаривал, что пиво было слаще и на дорогах было меньше ухабов.

Грэм тоже улыбнулся, но улыбка быстро исчезла. Он потупился, словно ему было не по себе от того, что он собирался сказать.

– Коут, я знаю, что ты не местный. Это тяжело. Некоторые думают, будто чужак и утро от вечера не отличит.

Он перевел дух, по-прежнему не глядя в глаза трактирщику.

– Но мне кажется, ты знаешь много такого, чего другие не знают. У тебя вроде как кругозор шире.

Он поднял голову. Взгляд у него был серьезный и усталый, под глазами залегли темные круги от недосыпа.

– Что, неужто и впрямь все так плохо, как кажется в последнее время? Дороги поганые. Людей на них грабят. Да еще…

Было заметно, что Грэм с трудом удержался, чтобы не взглянуть еще раз на пустое место на полу.

– Налоги эти новые, жизни совсем не стало. Парни Грейденов вот-вот лишатся своей фермы. Паук этот опять же…

Он отхлебнул еще пива.

– Неужели действительно все так плохо? Или я просто старею, как мой папаша, и теперь все кажется горше по сравнению с теми временами, когда я был мальчишкой?

Коут долго протирал стойку, словно ему не хотелось отвечать.

– Я думаю, жизнь всегда плоха, не так, так эдак, – сказал он наконец. – Может быть, дело в том, что только мы, пожилые, способны это заметить.

Грэм кивнул было, но тут же нахмурился.

– Но ведь ты-то не пожилой, верно? Я все время об этом забываю.

Он смерил рыжеволосого взглядом.

– Ну, в смысле, ты и ходишь как старик, и рассуждаешь как старик, но только ты не старик, верно? Могу поручиться, что ты вдвое меня моложе!

Он прищурился, глядя на трактирщика.

– Сколько тебе лет-то, а?

Трактирщик устало улыбнулся.

– Достаточно, чтобы чувствовать себя старым.

Грэм фыркнул.

– Ты слишком молод, чтобы кряхтеть и жаловаться. Тебе бы еще за бабами бегать и влипать в неприятности! Предоставь уж нам, старым пердунам, ныть о том, что мир нынче не тот и все идет насмарку!

Старый плотник отодвинулся от стойки и повернулся к двери.

– Я зайду сегодня поговорить с твоим писарем, когда у нас будет перерыв на обед. И не я один. Куча народу хочет обустроить свои дела официально, пока есть возможность.

Трактирщик сделал глубокий вдох и медленно выпустил воздух.

– Грэм!

Плотник, уже взявшийся за ручку двери, обернулся.

– Дело не только в тебе, – сказал Коут. – Дела действительно плохи, и нутром чую, что дальше будет хуже. Так что не вредно будет подготовиться к суровой зиме. И, быть может, позаботиться о том, чтобы суметь себя защитить, если дойдет до этого.

Трактирщик пожал плечами:

– Вот нутром чую.

Грэм сурово поджал губы и угрюмо кивнул:

– Что ж, рад, что не только мое нутро это чует.

Потом заставил себя улыбнуться и принялся подворачивать рукава рубашки.

– Однако пока светит солнце, надо косить сено!

Вскоре заехали Бентоны с телегой поздних яблок. Трактирщик купил половину того, что они привезли, и весь следующий час занимался тем, что перебирал и сортировал яблоки.

Самые зеленые и крепкие отправились в кадки в подвале. Заботливые руки трактирщика выложили их ровными рядами, пересыпая опилками, и заколотили крышки. Более спелые отправились в кладовку, а побитые и помятые пошли на сидр. Их порезали на четвертинки и покидали в огромное жестяное корыто.

Пока рыжий перебирал и упаковывал яблоки, он выглядел спокойным и довольным. Но если приглядеться, было заметно, что, хотя руки его были заняты, глаза смотрели куда-то в пространство. И хотя он был спокоен и даже улыбался, улыбка эта была безрадостной. Он не мурлыкал и не насвистывал за работой. И не пел.

Управившись с переборкой, он поволок жестяное корыто через кухню к черному ходу. Стояло прохладное осеннее утро, за трактиром был маленький, уединенный тенистый садик. Коут вывалил четвертинки яблок в деревянный пресс и опустил массивную крышку на винте до тех пор, пока она не перестала свободно двигаться.

Коут засучил длинные рукава рубахи выше локтей, ухватился длинными изящными руками за ручки пресса и принялся крутить. Крышка пошла вниз, сначала сдавливая, потом дробя яблоки. Повернуть – перехватить. Повернуть – перехватить.

Если бы кто-то мог видеть Коута, он бы непременно заметил, что его руки не похожи на мясистые руки обычного трактирщика. Когда он тянул и толкал деревянные ручки, на предплечьях вздувались мышцы, тугие, как канаты. На коже виднелось множество накладывающихся друг на друга старых шрамов. Большинство из них – бледные и узкие, как трещинки на зимнем льду. Другие были багровые и злые, отчетливо выделявшиеся на бледной коже.

Руки трактирщика толкали и тянули, толкали и тянули. Слышалось лишь мерное поскрипыванье дерева и дробный стук струйки сока, текущей в подставленное ведро. В этих звуках был ритм, но музыки не было, и взгляд трактирщика казался отстраненным и безрадостным, и его зеленые глаза выцвели настолько, что могли бы сойти за серые.

Глава 2

Остролист

Хронист спустился в общий зал «Путеводного камня» со своим плоским кожаным портфелем на плече. Стоя в дверях, он нашел взглядом рыжеволосого трактирщика, который склонился над стойкой и усиленно корпел над чем-то.

Хронист вошел в зал и кашлянул.

– Извини, что я так заспался, – начал он. – Боюсь, что…

Он запнулся, увидев, что находится на стойке.

– Ты что, пирог печешь?

Коут, который деловито защипывал кромку, поднял голову.

– Нет, пирожки. А что?

Хронист открыл было рот, подумал и снова закрыл. Его взгляд метнулся к мечу, который висел на стене за стойкой, серый и безмолвный, потом к рыжеволосому человеку, который по-прежнему старательно защипывал пирожок.

– И с чем же пирожки?

– С яблоками.

Коут выпрямился и принялся аккуратно накалывать готовые пирожки вилкой.

– А знаешь, как сложно испечь по-настоящему вкусные пирожки?

– Вообще-то нет… – признался Хронист, потом с тревогой огляделся по сторонам. – А помощник твой где?

– Да бог знает, где его может носить, – сказал трактирщик. – А ведь это достаточно непросто. Я имею в виду печь пирожки. Можешь себе представить, оказывается, там столько тонкостей! Вот хлеб испечь несложно. Суп сварить несложно. Пудинги там всякие. А пирожки – это сложно. А ведь ни за что не подумаешь, пока сам не возьмешься их печь.