Страница 4 из 16
В 1794 г. Суворов был брошен на подавление восстания Т. Костюшки. И с этой задачей русский полководец справился блестяще, утопив надежды поляков в их собственной крови, и получивши за свои действия алмазный бант на шляпу, чин генерал-фельдмаршала и Кобринское имение в 7 тысяч душ. А после его побед остатки Речи Посполитой были разделены в 1795 г.; с тех пор поляки лишились собственного государства, а наиболее деятельные из них вынуждены были скитаться по свету.
Египет и Сан-Доминго
В египетском походе (1798–1799 гг.) Наполеона польские подразделения не принимали широкого участия. Однако без них не обошлась и эта авантюра Корсиканца – как, впрочем, и большинство бесчисленных больших и малых сражений, которые вела в эпоху наполеоновских войн Франция.
Некоторые польские офицеры в качестве добровольцев приняли участие в африканской экспедиции. Довольно много солдат Первого польского легиона попало на корабли, отправляющиеся в Египет «случайно» – они занимались транспортировкой снаряжения для египетской армии.
Египетская война Наполеона вместо желанной Индии принесла неудачу, разочарование, напрасную гибель многих тысяч солдат и закончилась полнейшим провалом. Но и в этой бессмысленной и трагической для французов военной операции поляки были на высоте.
Поход на Каир, уже в самом начале кампании, поверг наполеоновскую армию в глубокое уныние. «Было то время года, когда уровень Нила самый низкий, – пишет в мемуарах Наполеон. – Все колодцы высохли, и, начиная с Александрии, армия нигде не могла найти воды до самого колодца Беда. Она не была подготовлена к маршу по такой местности. Она сильно страдала от жаркого солнца, отсутствия тени и воды. Она невзлюбила эти обширные пустыни и особенно арабов-бедуинов».
Вскоре французы начали остро испытывать недостаток продовольствия; не хватало лошадей и, конечно же, незаменимых в этом климате верблюдов. Польский генерал Зайончек и генерал Андреосси вели свои кавалерийские бригады – каждая по 1500 человек – за неимением лошадей пешим строем.
Древняя земля фараонов не желала терпеть пришельцев с севера, с непобедимой армией Наполеона происходило что-то необычное. Как пишет сам командующий, «армия была охвачена смутной меланхолией, которую ничто не могло преодолеть, она была подвержена приступам тоски, и несколько солдат бросились в Нил, чтобы найти в нем быструю смерть».
Даже некоторые поляки, которые отличались выносливостью, не выдерживают египетского ада. Рассказывает М. Брандыс:
«В первых днях сентября вынуждены были покинуть Египет «из-за подорванного климатом здоровья» три добровольца-легионера: полковник Юзеф Грабинский, майор Юзеф Шумлянский и капитан Антоний Гауман…
Протекции Сулковского все трое были «обязаны» своему участию в египетской экспедиции. Невеселым должно было выглядеть это расставание четырех израненных польских офицеров. И если у кого-то были в это время так называемые «дурные предчувствия», то они быстро и в точности сбылись. Сулковский погиб через несколько недель. Три легионера, «захваченные в пути турецкими корсарами, были брошены в Семь башен и подвалы Терсаны стамбульского арсенала». Молодой отважный капитан Гауман не выдержал страшной турецкой тюрьмы и умер в Стамбуле, двум выжившим после нескольких лет мучений удалось оттуда выбраться. Полковник Грабинский впоследствии попал на Сан-Доминго, майор Шумлянский во времена Варшавского Княжества был адъютантом князя Юзефа Понятовского».
Арабы на своих резвых лошадках, словно вороны в ожидании будущей добычи, кружили неподалеку от войска, шедшего по левому берегу Нила. Их постоянное присутствие не позволяло отрядам отделяться от армии для поисков продовольствия. По признанию будущего императора французов, положение спас польский бригадный генерал:
«Генералы Зайончек и Андреосси высадились со своею бригадой в дельте и двинулись параллельно армии по правому берегу, не будучи вынуждены вести бои ни с арабами, ни с (другими) врагами; они заготовили припасы в изобилии и доставили их армии. За несколько дней они добыли сотню лошадей, что позволило им вести разведку».
Неоднократно в египетских мемуарах Наполеона упоминается храбрый адъютант-поляк Сулковский. Его последним подвигом стала битва с отрядом арабов, который в числе 700–800 приблизился к Каиру и надеялся вызвать антифранцузское восстание в городе:
«Адъютант Сулковский выехал из Каира с 200 всадниками, перешел через канал по мостику, атаковал бедуинов, убил некоторых из них и преследовал остальных на расстоянии нескольких лье. Он очистил все окрестности города, но сразу же после этого был ранен. Под ним убили лошадь, он упал на землю и был пронзен десятком копий. Сулковский был поляком, хорошим офицером, членом Института Египта. Его смерть явилась чувствительной потерей».
Впоследствии, большая мечеть с очень высокими стенами, которая господствовала над северной стороной Каира, была превращена в форт; он мог вмещать несколько батальонов солдат и склады. Назвали форт в честь Сулковского.
Адъютанта Наполеона становится жаль еще больше, когда узнаешь, что он обладал феноменальными способностями; и то, что Наполеон назвал Юзефа Сулковского хорошим офицером – самое малое достоинство талантливого во всем человека. Вообще, этот юноша родился явно не для того, чтобы сжимать в руках саблю. Сохранилось воспоминание о нем генерала Михаила Сокольницкого:
«Этот молодой человек был одним из тех блистательных феноменов природы, столь трудно повторимых и столь быстро угасающих, что нам редко удается проникнуть во все их возможности… Я познакомился с ним на девятом году его жизни. Он был известен как чудо-ребенок, его называли „маленьким ученым“… Память его вобрала все сокровища всеобщей истории, географии и мифологии. Он великолепно разбирался в латинской и греческой литературе и абсолютно свободно, говорил на нескольких живых языках… Он не только знал имена всех известных авторов, но и названия их трудов, а при надобности мог цитировать целые куски малоизвестных произведений… При этих огромных познаниях он никогда не выскакивал, наоборот, ему было неприятно, когда его без нужды заставляли блистать этими изумительными знаниями…»
Похоже, Юзеф Сулковский довольно скоро утратил интерес к наукам и стал готовить себя к военной карьере. На десяти- или одиннадцатилетнего мальчика имеется другая характеристика:
«Бог даровал ему все таланты, необходимые для того, чтобы стать добрым христианином, благородным человеком и достойным гражданином своего отечества… Но он не любит систематической работы. Привык к тому, чтобы его воспитывали мягкостью и призывом к чести его, не выносит никакого принуждения. Хотел бы уже в полной мере пользоваться свободой. Имеет непомерно высокое мнение о своих познаниях… Слишком много спит, работает только по приказанию, голова забита фантастическими прожектами… Физическое состояние хорошее, поелику с молодых лет был приучен к различным климатам, различным кушаньям и различным житейским условиям. Не боится ничего… но воображение имеет слишком живое… Короче говоря, находится в том опасном возрасте созревания, когда он может вырасти или очень хорошим, или очень дурным…»
Подрастающий Юзеф по-прежнему удивлял окружающих своими необычными способностями; он развлекал гостей игрой на фортепиано, скрипке, флейте, но более всего Сулковского интересует военное дело, битвы, осады городов, выдающиеся военачальники… В конце концов, дядя Юзефа, князь Август, был вынужден взять его подхорунжим в свой полк.
Сулковский в 1792 г. с оружием в руках защищает Конституцию 3 мая, а после подавления волнений, как и многие поляки, скитается по свету. Судьба забросила его в Париж; предчувствуя место, где будет жарко, Сулковский просится в Итальянскую армию. И вот, как пишет Брандыс, «в результате многосторонних стараний и протекций «гражданин» Юзеф Сулковский постановлением Директории от 1 мая 1796 года был зачислен в армию Республики в чине капитана a la suite (ожидающего вакансии) и получил направление в штаб-квартиру генерала Бонапарта».