Проигравшая сторона

Роше отложил использованный кусок ткани, которым успел обработать часть порезов на ладони Йорвета, подлил ещё немного краснолюдского спирта в почти опустевший пузырёк — тяжёлый резкий запах повис в воздухе, отвлекая от воспоминаний. Рука потянулась к фляге — долить в раствор воды — но он вдруг передумал, щедро полил почти неразбавленным содержимым пузырька новый кусок ткани, и, бережно придерживая искалеченную ладонь снизу, с силой прижал пропитанную спиртом ткань к ранам. Йорвет зашипел от боли, попытавшись рефлекторно отдёрнуть руку.

— Извини, — произнёс Роше без тени сожаления в голосе, снова разжимая его пальцы и сыпя на раны порошок из склянки. — Осталось наложить бинт. Но если ты хочешь заняться этим самостоятельно, не буду тебе мешать.

Йорвет не ответил, уставившись в стену с показательным безразличием. Остаток процедур они проделали в тишине, обменявшись за всё время лишь парой малозначительных фраз. После этого Йорвет кое-как натянув рубашку, кровь на которой уже успела высохнуть, завернулся в свой плащ и лёг на покрытый мхом пол, отвернувшись к стене. Роше собрал в сумку остатки медикаментов и только тогда понял, насколько же он устал. Он походил вокруг костра, выбрал себе место посуше и помягче, и последовал примеру Йорвета.

Он уснул почти моментально, даже не успев толком подумать о том, что его ждёт завтра. Сны были хаотичными и обрывочными, но не пугающими — простое наслоение случайных образов. В какой-то момент его разбудил тот самый вой. Он вскочил, чувствуя, как подступающий ужас перехватывает горло и ожидая, что вновь окажется в сырой траве посреди ночного леса, наполненного призраками. Но леса не было — был зал с высокими сводами и полуразрушенными барельефами на стенах, по которым плясали тёплые отблески костра. Вой раздался снова, откуда-то издалека — теперь Роше уже явно это расслышал. Йорвет, не просыпаясь, прошипел что-то сквозь зубы на старшей речи — Роше не смог разобрать, что именно. Он прислушался. Дыхание было ровным, похоже, доносящиеся снаружи звуки не слишком его побеспокоили, а жар окончательно отступил. Роше закрыл глаза и снова провалился в сон, на этот раз уже без всяких сновидений.

========== Глава 5 ==========

В следующий раз Роше проснулся уже намного позже. Костёр успел погаснуть, по полу ощутимо тянуло холодом. Он привстал, пытаясь согнать остатки сна, скользнул взглядом по окружающему его полумраку зала и понял: Йорвета тут не было. Первой реакцией было проверить, на месте ли его меч. Клинок он нащупал ровно там же, куда положил его, прежде чем уснуть. Спустя ещё несколько секунд, когда зрение адаптировалось к темноте, Роше заметил, что плащ Йорвета лежит у кострища, а значит, и сам он, скорее всего, далеко не ушёл. Роше встал, разминая затёкшие мышцы и, ёжась от холода, подошёл к дальнему выходу, откуда в зал проникал тусклый свет.

Пройдя через арку, он миновал небольшой коридор, поднялся по лестнице и оказался в очередном зале. Потолок в его дальней части обрушился, и сквозь образовавшиеся провалы проглядывало бесцветное небо, заливая всё вокруг белым дневным светом. В центре зала Роше увидел что-то вроде средних размеров бассейна со сколотыми мраморными бортиками, наполненного неожиданно чистой, прозрачной водой. Йорвет, судя по всему, просто решивший умыться и привести себя в порядок, обнаружился там же. Полураздетый — на нём были лишь невысокие сапоги, штаны и вчерашние бинты — он сидел на коленях у края бассейна, погрузив в прохладную жидкость неповреждённую кисть и склонившись над водой так низко, что заплетённые на виске в тонкую косичку волосы почти касалась её глади. Услышав шаги, он обернулся и поднялся на ноги. Роше мимоходом осмотрел бинты — повязка на плече была чистой, а значит, рана больше не кровоточила — и переместил взгляд выше. Он вдруг понял, что впервые видит Йорвета при достаточном освещении и с открытым лицом: во время их вчерашней встречи в лесу было уже достаточно темно, а позже, в освещённом пламенем костра зале, Роше был слишком сосредоточен на том, чтобы правильно обработать раны. Тёмный, плохо заживший шрам пересекал пустую искалеченную глазницу, доходил до скулы, затем разворачивался и шёл вниз, впритык подступая к верхней губе. Роше поспешил отвести взгляд. Дело было даже не в том, что ему было неприятно — ввиду специфики выполняемой им работы, ему случалось видеть вещи и похуже, сам по себе вид чужих увечий не слишком его смущал. Скорее, он вдруг почувствовал, что разглядывая этот шрам, бесцеремонно вторгается на какую-то очень личную, обычно закрытую от посторонних территорию. К тому же, он заметил, что Йорвет рассматривает его не менее внимательно. Ну да, конечно — он тоже впервые видит Роше без его знаменитого головного убора. После того, как они приняли решение не привлекая излишнего внимания перебраться в Реданию, любимый шаперон ему пришлось снять до лучших времён. Роше невольно пригладил короткие светлые волосы, и, не отрывая взгляда от увитой плющом мраморной статуи с отбитой нижней половиной лица, поинтересовался:

— Ты в порядке? Мы можем выдвигаться?

— Всё лучше, чем могло бы быть, — уклончиво ответил Йорвет. — Рекомендую тебе набрать воды, прежде чем мы отправимся. Она проточная и вполне годится для того, чтобы её пить, а других источников нам по пути не встретится.

Роше пробурчал что-то про хлеб, который остался в сумке и который Йорвет может взять, если хочет и, развернувшись, пошёл в зал, чтобы взять флягу — воды там действительно осталось меньше трети, да и ему самому тоже не мешало бы умыться.

***

Йорвет объяснил, что часть пути будет безопаснее преодолеть, спустившись в расположенные под руинами дворца тоннели и не выходя на поверхность. Роше не стал спорить, и спустя некоторое время, они уже шли полуобвалившимися коридорами вглубь руин. Им пришлось спуститься на несколько уровней ниже, и воздух здесь был очень влажным и каким-то тяжёлым, ступеньки часто оказывались разбитыми в крошку, а путь им периодически преграждали груды камня. Йорвет снова, как и вчера в лесу, вёл его каким-то одним ему понятным маршрутом сквозь запутанную систему тоннелей, залов и переходов. Иногда нужный коридор оказывался затоплен или засыпан землёй настолько, что им приходилось возвращаться и выбирать альтернативный путь. Роше периодически поглядывал на Йорвета. Перед выходом он ещё раз осмотрел перевязанные им раны и убедился, что воспаление сошло и никаких сюрпризов тут быть не должно, но атмосфера этих тёмных и душных подземелий вскоре начала действовать на него угнетающе, и в нем поселился страх упустить момент, когда что-то пойдёт не так — едва ли он смог бы, в случае чего, выбраться отсюда самостоятельно. Возможно, дело было в специфическом освещении, единственным источником которого был всё тот же факел, найденный вчера у входа в руины, но Роше казалось, что Йорвет, хоть и выглядевший сейчас намного лучше, чем вчера, всё же был далёк от нормы. Он знал, что не слишком хорош в анализе подобного рода вещей: возможно, дело было в его взгляде, в осанке, в каких-то ещё мелких деталях, но Роше отчётливо видел — Йорвета что-то гнетёт, и едва ли это было связано с полученными ранениями или присутствием самого Роше. Как ему удалось пережить последний штурм Вергена? И что он делал в Дубовицах, судя по всему, совсем один, не имея рядом никого из своих? Роше так и подмывало задать эти вопросы, но он отлично понимал, что вряд ли услышит ответы. Мысли переключились уже на его собственные проблемы, о которых он предпочёл бы не вспоминать до тех пор, пока не появится возможность хоть как-то повлиять на их решение.

Шанс найти Бьянку в этом лагере он, как ни горько было это признавать, оценивал не слишком высоко, слишком уж много факторов было против этого. Бьянка обладала обострённым чувством справедливости и временами достаточно вольно толковала его приказы, но, вместе с тем, была весьма терпеливой и уравновешенной. Она всегда копала глубже остальных и зачастую это позволяло ей находить неочевидные и смелые решения. Роше не сомневался в том, что Бьянка с её боевой подготовкой, даже ослабленная болезнью, сумеет за себя постоять, но обстоятельства могли сложиться по-разному. Йорвет, по его словам, толком не знал, что именно произошло в Дубовицах той ночью, и это оставляло множество пространства для версий, одна другой хуже. Роше вдруг особенно ярко осознал простую и очевидную вещь: она не только была последним солдатом «Синих Полосок», оставшимся в живых после всего, что произошло в последнее время, не только его единственным соратником во всей этой ставшей вдруг совершенно безнадёжной борьбе, но ещё и тем по-настоящему близким человеком, которому он мог доверять без всяких оговорок. И сейчас, так близко столкнувшись с шансом по-настоящему потерять её навсегда, он чувствовал только беспросветный, одним ударом выбивающий из-под ног почву, страх.