Страница 1 из 16
1. Беспринципность
По стенам тюрьмы снова хлещет ледяной дождь.
Стены крепкие, но тонкие, такие тонкие, что отчетливо слышный шум распадается на отдельные звуки. А дождь в буквальном смысле ледяной. То ли дождь, то ли град, острые, как иглы, миниатюрные копья из твердого льда.
При такой температуре, как снаружи, они прочнее стали. На той высоте, на которой расположена камера, никогда не бывает тепло.
В самой тюрьме есть отопление. Пусть и слабое – все равно лучше, чем мороз, к которому привыкли стоаране. Они отлично чувствуют себя даже в открытом космосе при абсолютном нуле. Еще бы – холоднокровные существа, да с их-то жестким панцирем. А вот организм землянина хрупок. Если убить его холодом, голодом и лишениями, то изучение придется отложить.
Изучение…
Голова кружится, руки дрожат, и слабость не дает выполнить ежевечернюю норму упражнений. Нельзя терять форму, иначе – если, конечно, освободишься – ты уже не солдат, а аморфная масса. Набор клеток, не способный больше ни на что. Сейчас – просто подопытный кролик, на котором стоаране тестируют компоненты химического оружия и изучают, какое действие те оказывают на разные системы организма.
Действие отнюдь не целебное. Военнопленная двадцать шестого подразделения Евразийского батальона армии союзных сил Земли Инесса Орафанн знает это точно. А вот как относиться к еще одному пережитому дню, пока не решила. Из плюсов – она до сих пор жива. Из минусов – статус подопытной, отвратительная тошнотворная слабость и отсутствие надежды на освобождение. Вернее, не так. Отсутствие надежды на помощь извне.
Помоги себе сам.
А еще, когда придет Ян, он будет вынужден долго приводить ее в чувство, а он это ненавидит.
Ничего, смирится. Это в его же интересах.
К ночи слабость улетучивается, и Инесса больше не чувствует себя такой развалиной. На этот раз химикат оказывается не особенно убойным. Значит, завтра ждет что-то похуже. Стоаране знают, как он действовал вначале, узнают и о том, что происходит с организмом впоследствии. Для этого Ян и приходит каждый раз после очередного эксперимента.
Чтобы зафиксировать показатели и в точности доложить своим стоаранским хозяевам.
Для этого и кое для чего еще.
Когда Инессы хватает на лишние эмоции, она может под настроение изумиться беспринципности. И человека, который готов работать на противника в этой изматывающей войне, и своей собственной.
Потому что все моральные принципы, все неписаные законы, в конце концов, все инструкции сходятся в одном: недопустимо видеть в представителях вражеской стороны что-то еще, кроме объекта, который следует уничтожить.
Инесса старается это соблюдать. И успокаивает растревоженную совесть, говоря себе, что на этот раз все равно бы не вышло заполучить его оружие, а значит, она ни в чем не виновата. Как забавно – после месяцев в тюрьме она еще вспоминает о совести.
Дверь открывается и закрывается бесшумно. Инесса не сразу замечает, что Ян уже в камере. Мешает сплошной полумрак, чернота и серость. Полумрак – тусклый огонек лампы, чернота – крошечное непробиваемое окно под потолком, серость – все вокруг. Цвет холодных металлических стен, и тюремной робы, и униформы врача-ассистента, медменеджера, чья задача – зафиксировать реакцию организма на очередную отраву.
Он не здоровается, сразу раскладывает приборы из раскрытого чемоданчика. Она смотрит враждебно, почти с ненавистью – но до чистой ненависти не доходит, потому что Инесса еще помнит, что все это началось отчасти и по ее воле. И по ее собственной вине.
Приборы напоминают орудия пыток. Сегодня Ян ограничивается одним. Толстый браслет с датчиками по-хозяйски впивается в запястье Инессы длинной иглой. Распространенный метод экспресс-диагностики у стоаран. Рука Яна, придерживающая тяжелое устройство, обманчиво ласкова. Это просто иллюзия – ничего личного, необходимая осторожность. Не стоит провоцировать его во время работы, но Инесса не выдерживает.
– Какая же ты сволочь, – говорит она буднично-светским тоном, точно рассуждая о погоде. – Сколько таких, как я, ты уже спровадил на тот свет?
– Тебя это не касается, – следует привычный ответ.
– Если бы среди стоаран было столько же предателей вроде тебя, мы бы покончили с войной за месяц, – продолжает она отчего-то с эйфорической улыбкой. Гримаса отчаяния, маска бравады – о способности искренне улыбаться пришлось забыть сразу после вступления в батальон. – Они смеются, да? Их веселят земляне вроде тебя? А платят хорошо? Еще бы. Только дурак не будет хорошо платить таким мразям. Кто же еще согласится убивать своих… Хотя нет, вы уже согласились! Значит, можно не платить!
И Инесса хохочет высоко и заливисто. Архипредатели, вот как это называется. Смешное слово! И химикаты не имеют отношения к тому, что ей весело!
Ян молча поджимает губы. Его заметно задевают эти заявления. Хотя в них нет ни слова лжи. Он действительно землянин, действительно сотрудничает со стоаранами по доброй воле, действительно на их стороне в затяжной войне. Их военно-промышленный центр пытается опередить ученых Земли, разрабатывая новое и новое химическое оружие, против которого Земля едва успевает создавать новые и новые методы защиты. А Ян сделал свой выбор уже давно. Он как-то обмолвился – семь лет назад, в самом начале войны. А может, не обмолвился, а Инесса спросила сама. Иногда, случается, она забывает о ненависти. Враг из Яна какой-то неправильный. Ненастоящий. Ни грубости, ни агрессивных замашек. Порой они разговаривают почти дружески.
Кажется, это зашло слишком далеко…
Но Инесса все равно никогда не упускает случая напомнить, что считает его предателем.
И со злорадным азартом следит потом за его бесстрастным лицом, за тем, как в глубине холодных синих глаз разгораются яростные огоньки – ну, когда сорвешься на этот раз?
Слишком смело для беседы с посторонним.
– Все мы работаем на них, потому что это выгодно. К тому же они рано или поздно захватят Землю. Земле не светит заполучить Стоар. Нужно смотреть хоть немного дальше собственного носа, – Ян без выражения повторяет заученное объяснение, будто мантру.
Слишком многословно для равнодушной отговорки.
На этот раз он не срывается. Слишком мало времени, чтобы тратить его на повторение уже не раз сказанных слов. На этот раз он начинает целовать ее спокойно, как-то методично, со своей врачебной безучастностью, точно ставит очередной эксперимент – маскировка, чтобы нетерпение было не так заметно. Но Инесса все равно замечает. И ее раздражает это деланное спокойствие, поэтому она отвечает с тем самым злым азартом, который владеет ею с начала вечера. Она даже проявляет инициативу, что с ней случается редко. Ловко расстегивает его форменную рубашку, и руки на миг оказываются под воротником.
Под кожей пульсирует живая кровь.
Инессе стоит немалых усилий не поддаться порыву. Не стиснуть этими руками его шею и не покончить с ним раз и навсегда.
Ничего личного – только воля к свободе.
Но голыми руками на голой воле к свободе есть риск не справиться. Нужно действовать тоньше. Рано или поздно это удастся. А пока… пока что главное – держать себя в тонусе, насколько это возможно в камере три на три метра под постоянным воздействием разной ядовитой дряни.
И получать разрядку. Это тоже помогает держать себя в тонусе. Так говорят.
Еще один когда-то слышанный совет, который она старается соблюдать. Какой смешной самообман – тело распоряжается ситуацией за нее. Инесса цепляется за плечи Яна, не сдерживает вскриков, неосознанно прижимается крепче и на мгновение задыхается. А потом, кое-как восстановив самообладание, не отрываясь смотрит в лицо и смутно мечтает когда-нибудь увидеть, как эти синие глаза безжизненно стекленеют.
Но все же слишком смутно.
Видение проносится на задворках сознания, а она подается вперед и снова целует бледные губы, чуть прикусывая нижнюю. Совсем легко, дразня, а не причиняя боль.