Страница 9 из 16
«Гораздо интересней для публики, – провозглашалось в отзыве, – было бы познакомиться со взглядам автора на сущность и характер „босяцких“ рассказов Горького, которые придают его литературной деятельности особый интерес и оригинальность. Не нашла аудитория в лекции г. Крымского и самого важного – анализа общественной и социальной подкладки рассказов Горького, которая представляет наибольший интерес… Сам пролетарий и бытописатель пролетариата, Горький изображает ту сферу общественной психологии, которая является прямой противоположностью настроению самодовлеющего пожирания общественного пирога. Эта та психология, сообщающая рассказам Горького особое значение, и есть сфинкс, загадку которого следовало попытаться разгадать».
Очевидно, сказанного достаточно, чтобы получить представление об общем направлении «Северного Кавказа» накануне революции 1905 г. Заслуги газеты в приобщении местного населения к революционным идеям и, следовательно, в политическом его просвещении предстанут еще весомей и значительней, если учесть, что она была, как сообщалось в донесении департамента полиции в Главное управление по делам печати, «весьма распространенной среди крестьянского населения губерний» и «возбуждающе действовала на него»3. Газета издавалась в нелегких условиях, подвергалась притеснениям и гонениям со стороны административных властей и цензуры.
Положение провинциальных изданий, каждый номер которых подвергался самой придирчивой предварительной цензуре, было тягостным. Однако мы не будем касаться общего положения провинциальной прессы тех лет: оно достаточно полно и всестороннее раскрыто в капитальном исследовании проф. А. Ф. Бережного «Царская цензура и борьба большевиков за свободу печати». Мы остановимся лишь на тех полицейских и цензурных проявлениях «контроля» (по существу насилия), которые непосредственно относились к разбираемым здесь изданиям.
«Северный Кавказ» с точки зрения официальных властей был, разумеется, органом «отрицательного направления», приносившим «местному населению несомненный вред». Не удивительно поэтому, что газета постоянно испытывала неприятности по поводу не только опубликованных материалов, но и тех, которые предназначались к печати. Об этом свидетельствует множество документов цензурных архивов. Среди них, к примеру, неоднократные жалобы редактора газеты Д. И. Евсеева на местного цензора, поступившие в Главное управление по делам печати. Уже в 1899 г., наивно рассчитывая на сочувствие Главного управления, он сообщал: «Цензор не допускает к печатанию ничего, способного вызвать его сомнение, ставит редактируемую мной газету в такие условия, при которых она развиваться не может…»4
В ответ на эту жалобу в Главное управление вскоре последовало объяснение ставропольского цензора. «При этом, – писал он, – я нахожусь вынужденным коснуться того направления, какое стремится принять редакция издаваемой г. Евсеевым газеты… Это направление есть направление отрицательного характера по отношению к существующим учреждениям как государственного, так и общественного строя. Редакция „Северного Кавказа“ всячески старается перейти границы дозволенного и представляет нередко на цензуру статьи по общегосударственным и даже мировым вопросам, по своему содержанию далеко не соответствующие задачам местной провинциальной печати, почему некоторые из подобных статей, особенно ярко выражающие направление этой газеты, не могли быть пропущены.
Точно такого же характера, в большинстве случаев, представляются цензуре корреспонденции из разных мест Кавказа…
Будучи стесненным в возможности сделать достоянием гласности собственные редакционные взгляды и стремления, „Северный Кавказ“ старается пополнить этот пробел перепечатками статей и известий, близких по содержанию к общему его направлению, из других газет»5.
Такого характера доносы на «Северный Кавказ» поступали от его цензора регулярно. Не отставал от него и ставропольский губернатор, в официальных депешах которого (тоже в Главное управление) выражалось крайнее недовольство и раздражение «отрицательным характером направления газеты».
«Считаю необходимым прибавить, – писал он, например, 16 февраля 1901 г., – что личный состав редакции названной газеты, преимущественно главные заправилы ее, за исключением, впрочем, самого Евсеева, только носящего звание редактора и не принимающего решительно никакого участия в делах газеты, даже очень часто не читающего ее, составляет центр скопища лиц заведомо неблагонадежных в политическом отношении, находившихся или ныне находящихся под надзором полиции. Следуя своему вредному направлению, редакция эта не желая или не считая себя обязанною придерживаться утвержденной правительством для местного печатного органа программы и ограничиваться разработкою вопросов, касающихся местных нужд и интересов, всячески старается перейти границы дозволенного…
Очень естественно, что при таком отношении к делу редакции г. Евсеева явилась возможность для кучки политически неблагонадежных лиц фактически завладеть газетою и вследствие этого она не только не может приносить пользы, но, напротив, являясь органом, в котором помимо статей антиправительственного направления отводится широкое поле всяким инсинуациям, борьбе партийных низменных интересов, – газета „Северный Кавказ“ скорее может быть отнесена к числу бесполезных, если не вредных органов»6.
В связи с таким поведением газеты губернатор счел «желательным» устранение от главного сотрудничества в ней лиц, находящихся под гласным или негласным надзором.
Что счел «желательным» губернатор, было, естественно, подкреплено соответствующими административными мерами… К концу 1901 г. из газеты ушел ее фактический редактор – великий осетинский поэт и революционный демократ Коста Хетагуров, через руки которого, по его собственному свидетельству, проходили до единой строчки все предназначавшиеся для печати материалы. Исчезли со страниц газеты и выступления Якова Подневольного (равно как и других «неблагонадежных» авторов).
Для официальных «опекунов» «Северного Кавказа» настали спокойные дни, продолжавшиеся вплоть до 1905 г. Изредка, правда, в газету проскальзывали еще публикации, настораживавшие цензуру, вроде, например, заметки А. Цаликова, опубликованной 20 марта 1903 г. и побудившей Главное управление обратиться к ставропольскому губернатору с настоятельной просьбой принять меры. В № 33 «Северного Кавказа», обращалось внимание губернатора, некто А. Цаликов, характеризуя современное положение провинциальной печати, между прочим, говорит: «Невольно приходят на память слова, которые можно приложить и к провинциальной печати: „Во что еще бить нас? Вся голова в язвах, все сердце исчахло: от подошвы ног до темени головы нет у нас здорового места… А удары сыпятся один за другим“. Признавая помещение подобного рода тенденциозных заметок на страницах подцензурных изданий совершенно неудобным, Главное управление по делам печати имеет честь сообщить об этом Вашему превосходительству – для зависящего распоряжения»7.
Такие публикации, однако, случались уже реже, и у ставропольского цензора были все основания докладывать начальству, что «Северный Кавказ» ведет себя вполне лояльно. Его мнение, как и мнение местного полицейского начальства, резко изменилось с наступлением 1905 г. Уже в мае департамент полиции сообщал в Главное управление, что издающаяся в г. Ставрополе газета «Северный Кавказ», по имеющимся сведениям, вновь состоит почти исключительно из лиц политически неблагонадежных и что в последнее время по содержанию помещаемых статей газета представляется органом противоправительственного направления. Особую тревогу полиции и цензуры это обстоятельство вызывало в связи с тем, что «Северный Кавказ» – «весьма распространенное издание и возбуждающе действует на население».
8 сентября в газете появилась статья, в которой говорилось «Подъяремная, напуганная грубыми окриками Русь молчала. Однако под внешней корой тишины и показного спокойствия зрел серьезный протест, и зерно мятежа зарождалось. Тяжелый кулак его сжимался все крепче и крепче… И народное негодование отлилось в такие формы, перед которыми отступали виновники порабощения народа».