Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 6 из 37

Несмотря на идентичные категории преступных деяний и предусмотренные за их совершение наказания, законодатели и правоприменители Англии, США и Канады во многих аспектах по-разному подходят к определению принципов уголовно-правового воздействия на преступность, установлению круга преступлений, назначению и применению наказаний и иных мер уголовно-правового характера. Именно поэтому будет правильнее в рамках уголовно-правовой системы общего права обозначить особенности английской, американской и канадской уголовно-правовых моделей соответственно, каждая из которых имеет индивидуальный характер.

Центральное положение в рассматриваемой нами системе занимает английская уголовно-правовая модель[46]. И не только в самой Великобритании, где исторически сложилось общее право, но и во многих других странах английская модель продолжает оставаться образцом, от которого, безусловно, отклоняются в ряде вопросов, но которая в целом принимается во внимание и почитается.

Отличительной чертой уголовного права Англии, вытекающей из всего хода его исторического развития, является отсутствие единого кодифицированного уголовно-правового акта.

Попытки реформирования уголовного права и принятия уголовного кодекса предпринимались еще в XIX в. Среди предложенных в то время проектов уголовного кодекса наибольшего внимания заслуживает проект, составленный известным английским юристом Джеймсом Стифеном. Работая над проектом уголовного кодекса, он пришел к выводу, что «английское уголовное право, основанное на здравом смысле, складывавшейся годами судебной практике и доктрине, имеет один существенный недостаток – отсутствие системы. При наличии кодификации английская модель уголовного права имеет все шансы стать совершенной»[47].

Несмотря на неплохую юридическую конструкцию и новаторский характер, проект не был одобрен британским парламентом. В 1891 г. Д. Томпсон, министр юстиции Канады, изменив проект в соответствии с существующими на тот момент нормами, представил его в парламент Канады. Уголовный кодекс 1892 г., первый уголовный кодекс Канады, способствовал систематизации уголовного права и его унификации в пределах всей страны.

Для реформирования действующих уголовно-правовых норм в 1959 г. парламентом Великобритании была создана Комиссия по пересмотру уголовного права (Criminal Law Revision Committee), а в 1965 г. – Правовая Комиссия (Law Commission). На протяжении многих лет они готовили специальные доклады по отдельным проблемам уголовного права, к которым нередко прилагался законопроект. Во многом благодаря работе парламентских комиссий были приняты статуты, регулирующие как основные институты уголовного права, так и отдельные категории преступлений: Закон об уголовном праве 1967 г. (Criminal Law Act, c. 58), который помимо прочего упразднил деление преступных деяний на фелонии и мисдиминоры, Закон о преступном покушении 1981 г. (Criminal Attempts Act, c. 47), Закон о полиции и уголовных доказательствах 1984 г. (Police and Criminal Evidence Act, c. 60), Законы о краже 1968, 1978 гг. (Theft Act, c. 60, Theft Act, c. 31).

Другим итогом работы Правовой комиссии стал проект уголовного кодекса 1989 г. (Draft Criminal Code). Однако ему так и не суждено было стать законом. Во многом это объясняется общими опасениями английских юристов, что невозможно принять единый правовой акт, регламентирующий вопросы уголовной ответственности. Остается открытым и вопрос о содержании будущего кодекса – станет ли он реформаторским по характеру документом, призванным изменить всю сложившуюся систему уголовного права, или лишь консолидирует[48] действующие нормы общего права, содержащиеся в разрозненных правовых актах.

В официальном докладе «Уголовное правосудие: путь вперед» 2002 г. (Criminal Justice: A Way Ahead) правительство заявило о своем желании повлиять на эффективность работы всей системы уголовного правосудия «в первую очередь посредством принятия уголовного кодекса»[49]. Вместе с тем, если исходить из того, какие меры предпринимаются для реформы уголовно-правовой системы в последние 15 лет, то можно сделать вывод, что фактически избран другой путь – изменения и систематизации уголовно-правовых норм, касающихся отдельных институтов, нежели создание единого консолидированного акта.

Английское уголовное право, формировавшееся в отсутствие писаной конституции, при незначительном массиве уголовного законодательства, не знало никаких принципиальных ограничений, и единственный авторитет, который оно признавало, был авторитет судьи, формулировавшего нормы права. Живучесть таких судебных решений объяснялась тем, что судьи стремились учитывать обычаи и сложившиеся традиции той местности, в которой действовали выездные королевские суды. Таким образом, создавалась определенная преемственность идей, правовая традиция, в основе которой лежали общественные ценности. «В системе общего права традиции и обычаи, нормы религии, морали и этики непосредственно вплетены судебной практикой через прецеденты, закрепляющие собственно нормы общего права, в единую структуру правового регулирования. Суды черпают или «обнаруживают» их в социальной действительности. Естественно, осуществляя отбор. Правовая сила признается лишь за теми социальными нормами, которые отвечают потребностям общества и не противоречат интересам правящих сил»[50].

Поэтому во многих аспектах общее право стало отражением общественной морали своего времени. Как справедливо отметил Лорд Дэвлин, «уголовное право Англии с самого начала было тесно связано с моральными принципами»[51]. Преступление рассматривалось как деяние, нарушающее определенные «стандарты поведения», моральные принципы, соблюдения которых требовало общество. В отношении отдельных преступлений функция уголовного права сводилась исключительно к приданию силы моральному запрету. Именно по этой причине согласие потерпевшего на совершение преступления, за исключением тех случаев, когда отсутствие такого согласия являлось неотъемлемым компонентом материального элемента[52] преступления, как в случае с изнасилованием, либо нанесением не причиняющих существенного вреда здоровью человека увечий, не рассматривается как обстоятельство, исключающее преступность деяния.

Из сферы уголовного права исключались лишь вопросы, затрагивавшие личную, а не общественную мораль, и со временем, когда «сфера личного» значительно расширилась, были декриминализированы деяния, касавшиеся исключительно личных прав граждан: производство аборта по медицинским показаниям, гомосексуальные связи, самоубийство.

Герберт Л.А. Харт, вступая в полемику с представителями утилитаризма и позитивизма в их разделении правовых и нравственных норм, говорит о том, что законотворческий процесс в интересах любой социальной группы, а главное – последующее принятие этой группой и соблюдение положений закона, должны базироваться на системе разделяемых этой группой ценностей, которую он обозначил термином «обычай», и именно в связи с этим принимаемые и разделяемые большинством нравственные ценности приобретают свое значение, они важны не для толкования или понимания сути закона, они важны для правоприменения и выражаются в конечном итоге в соблюдении уголовно-правового запрета[53].

Такая связь норм правовых и моральных нередко подвергается критике, как устаревшая и не соответствующая реалиям времени. Так, Лорд Девлин последовательно отстаивает идею, согласно которой в том случае, если уголовное право ставит своей задачей охрану общественного порядка и граждан от любых посягательств, в том числе проистекающих из конфликта взглядов и интересов, при всем их многообразии, фундаментальным принципом уголовного права должно стать его отделение от моральной нормы. При таком подходе должен произойти отказ от определенных преступлений – эвтаназии, самоубийства, ассистированного самоубийства, аборта, инцеста между братьями и сестрами. Эти преступления часто предлагают реформировать, в то время как единственно правильная форма для их изменения – это полное забвение, поскольку все перечисленные деяния лежат полностью в области морали и личных отношений[54].

46

Здесь и далее речь будет идти об уголовных моделях Англии и Уэльса, поскольку правовая модель Шотландии занимает особое место. Различие исторических факторов, влиявших на государственное формирование Шотландии и Англии, привело к тому, что их правовые модели отличаются друг от друга. В своем развитии Шотландия опиралась на институты как континентального, так и общего права, что придало смешанный характер ее правовой модели.

47





Encyclopedia Canadiana.Toronto, 1987. P. 155.

48

Консолидация как форма систематизации предполагает объединение в одном общем законодательном акте на основе единого предмета регулирования нескольких нормативных актов, при этом новый укрупненный акт не меняет содержание правового регулирования. В отличие от консолидации кодификация – это «коренная переработка действующих нормативных актов в определенной сфере отношений, способ качественного упорядочения законодательства» (См.: Общая теория государства и права: Академический курс в 3 томах. Т. 2 / Под ред. М.Н. Марченко. М., 2002. С. 383–385. (Автор главы – А.С. Пиголкин)). По мнению И.Ю. Богдановской, ««общее право» демонстрирует преимущества консолидации (с позиции юридической техники, принятия, внесения последующих поправок) как вида систематизации в условиях модернизации отдельных отраслей права. Несмотря на продолжающиеся попытки выработать модель кодекса, приемлемую для «общего права», кодификация как вид систематизации имеет ограниченные возможности, обусловленные прежде всего соотношением кодекса и судебных прецедентов, а также прецедентов толкования. В современный период преимущественно принимаются кодифицированные акты, которые регулируют более узкий круг отношений» (Богдановская И.Ю. Источники права на современном этапе развития «общего права»: Автореф. дис. … д-ра юрид. наук. С. 10–11).

49

Herring J. Criminal Law. Oxford, 2007. P. 40.

50

Лафитский В.И. Сравнительное правоведение в образах права. Т. 1. М., 2010. С. 373.

51

Devlin P. Morals and the Criminal Law // The Philosophy of Law / Ed. by R.M. Dworkin. N.Y., 1977. P. 70.

52

Материальный элемент преступления (actus reus) предполагает наличие запрещенного законом поведения (conduct), его последствий (consequence) и причинно-следственной связи между ними (causation).

53

Hart H.L.A. Positivism and the Separation of Law and Morals // The Philosophy of Law / Ed. by R.M. Dworkin. N.Y., 1977. P. 15–22.

54

Devlin P. Morals and the Criminal Law // The Philosophy of Law/ Ed. by R.M. Dworkin. N.Y., 1977. P. 71.