Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 75 из 90

Заманчивая картина, такая же, как и одинокий цветок, каким-то образом оказавшийся здесь, и Хальфдан беспощадно сорвал его.

— Этот лёд может не растаять даже летом, — сказал Онунд, — когда появятся насекомые, которые сведут тебя с ума. Однажды я видел, как лось сбросился со скалы, потому что полчища мошки довели его до безумия.

— Думаю, тебе уже не хочется искупаться тут, — сказал, загоготав, проходивший мимо Тук. Хальфдан опустил глаза и согласился с ним; падающий со скалы замерзший поток выглядел как настоящий занавес в складках, будто бы сотканный из белого камня. Он повернулся, заметив что-то чёрное, и уставился на ворона, — первую птицу, которую он видел за последнее время.

Воронья Кость тоже замер, его волосы встали дыбом, словно щетина у кабана. Ворон держал в клюве ошмёток мертвечины, он деловито совал кусок мяса в дупло мёртвой скрюченной сосны у подножия водопада, так что расщеплённое стужей дерево теперь стало чем-то вроде кладовой для птицы.

— Осторожно, — сказал он медленно и мягко. — Этот птичий клюв может рассказать целую сагу.

Кэтилмунд сразу заметил, что мясо свежее, ещё не замёрзшее. Значит, кого-то умер совсем недавно. Он кивком отправил воинов вперёд; они начали карабкаться по предательски обледенелой тропе, идущей вдоль водопада, Воронья Кость оказался последним, наблюдая за вороном, так же, как и птица наблюдала за человеком чёрным немигающим глазом. И лишь когда птица опустила клюв в дупло, Воронья Кость очнулся и начал подниматься вслед за своими людьми; он с удивлением обнаружил, что жёлтая сука следует за ним по пятам.

Наверху обнаружилась плоская площадка, её пересекал ручей, когда был свободен ото льда. В отличие от окружающего пейзажа, здесь почти не было камней, поэтому место идеально подходило для лагеря, и люди, которые добрались сюда первыми, подумали также.

Воронья Кость взобрался наверх и заметил, что его люди, тяжело дыша, плотно выстроились, стоя плечом к плечу, пар от их дыхания поднимался, словно фонтан из китового дыхала. Кэтилмунд оглянулся, заметил Олафа и кивнул, указывая вперёд. Перед ними лежали беспорядочно разбросанные мертвецы в звериных масках, и тут и там поклёванные птицами, остывшие, но ещё не окоченевшие, пиршество для воронов. А поодаль, за распростёртыми мертвецами стояли воины с сомкнутыми щитами, готовые к бою.

Воины с мрачными и жёсткими лицами, подумал Воронья Кость. Посиневшие, будто в отёках, лица, покрасневшие глаза, они смотрели невидящими взгляды вдаль, сквозь побратимов, пар их дыхания клубился над шлемами, оседая изморозью на бородах. Грязные, покрытые пятнами крови, отчаянно страдающие от холода, они крепко сжимали рукояти мечей и топоров, древки копий. Воронья Кость оглянулся на собственных людей, и понял, что те не сильно отличаются от чужаков.

— Как думаешь, сколько их? — спросил Онунд, вытягивая шею, чтобы лучше видеть. — Нужны камни, — сказал Гьялланди, однако приготовился перепроверить расчёты, выглядывая из-за спин воинов, которые тщательно пересчитывали от одного до двадцати, — эйн, твейр, дрир, а затем брали из кучи камень и начинали снова.

Воронья Кость услышал, как чей-то голос объявил — три камня, это оказался Тук, он был родом откуда-то с севера от Йорвика, и считал каким-то странным образом — ян, тан, тетера, но у него плохо получалось, не хватало пальцев, даже если бы он снял сапоги.

— Этого достаточно, — заявил Кэтилмунд, и воздух стал густым и тяжёлым от витающего в нём страха. Воронья Кость протолкнулся вперёд и широко развёл руки, показывая, что он без оружия. Все замерли, послышались звуки, будто птица пробивалась сквозь кусты, а затем из-за вражеского строя вышел воин, он остановился и уставился на Воронью Кость.

Человек среднего возраста, лицо испещрено трещинами от мороза, так что он выглядел стариком, жесткая борода с проседью с напоминала замёрзший лишайник на камне, а плоский нос будто бы расплылся по всему лицу. Воронья Кость узнал его, словно был его братом, ведь они преследовали это имя от острова Хай, Оркнеев и до этого самого места — Эрлинг Плосконосый. Олаф почувствовал, как в голову словно вонзилось ледяное копьё, так что от боли закрыл один глаз.

Эрлинг с любопытством разглядывал юношу, заметив внезапную гримасу боли, промелькнувшую на его лице — и удивлялся, увидел ли он это на самом деле или ему просто показалось. Резкие черты лица, светлые волосы, заплетённые в косы, увенчанные тяжёлыми монетами, свисали по обе стороны лица, набирающая силу борода курчавилась. Среднего роста, ничем не отличается от остальных, разве что видавшей виды кольчугой, которую будто сняли с мертвеца, пролежавшего в могиле.

А ещё глаза, Гудрёд предупреждал его, один синий, другой карий; он ощутил их взгляд на своём лице, словно по лицу провели холодными пальцами, и поёжился.

— А вот и мы, сын Трюггви, — произнёс он, пытаясь взять ситуацию в свои руки. — Ищем то же самое и сражаемся с теми же врагами. Сдаётся мне, что саамы наблюдают за нами, и очень обрадуются, увидев, как мы вырезаем друг друга.

— Этому не бывать, — Воронья Кость согласился так быстро и великодушно, что Эрлинг смутился. — Есть и другие способы решить дело. Где Гудрёд и его мать?

— Конечно же, они ушли, забрав топор, который ты ищешь. И я отправлюсь вслед за ними, как только закончу здесь дела.





Воронья Кость расхохотался, шлёпая себя по бёдрам, хотя, на самом деле, его трясло, и он надеялся, что никто это не заметит.

— Итак, — сказал он задумчиво, — Гудрёд оставил тебя здесь... зачем? Убить меня? Или умереть за него? Странно, что человек, завладев Кровавой секирой, которая пророчит победу, испугался встретиться со мной лично. Возможно, он опасается проклятия топора.

Эрлинг чуть пошевелился, потому что тоже задумывался об этом.

— Он играет в игру королей, — ответил он, пожав плечами. — И чтобы выиграть, нужно защитить своего короля.

Воронья Кость запрокинул голову и рассмеялся, он надеялся, что смех прозвучит восторженно.

— Он умеет играть лишь на куске ткани, на поле девять на девять квадратов, — ответил он. — Есть множество способов победить, но, если ты настаиваешь, поступим проще, — кто-то один из нас должен умереть.

Эрлинг кивнул, потому что юноша сказал то, что от него ожидалось.

— Ты считаешь, что лишь двое должны рискнуть жизнями? И один из них — ты сам? И что же получит победитель?

— Всё, — сказал Воронья Кость, удивлённый тем, с какой лёгкостью Эрлинг заплясал под его дудочку. — Победитель согласен, что его побратимы беспрепятственно вольны идти на все четыре стороны. Все остальные, кого всё устраивает, могут присоединиться к победителю.

Онунд издал звук, что-то среднее между рыком и лаем, Эрлинг, услышав это, мельком глянул на горбуна, а затем снова перевёл взгляд на лицо Вороньей Кости.

— Похоже, не все твои побратимы согласны с этим, — ответил он.

Принцу всегда надо стараться казаться хорошим, подумал Воронья Кость, но в случае необходимости, он должен быть готов творить зло.

— Некоторые присягнули лично мне, остальные приняли Клятву Одина и поклялись друг другу. Мы можем убить тех, кому не доверяем, — хрипло выкрикнул он, достаточно громко, чтобы его услышали все. — Ибо мы с тобой выбираем — кому жить, а кому умереть. Я думаю, тебе нет дела до того, кому из своих людей я не доверяю, потому что ты умрёшь.

Эрлинг рассмеялся.

— Я согласен, — и Воронья Кость слишком поздно понял, что сражаться будет не сам Эрлинг, как он поначалу подумал. У Олафа пересохло во рту, когда он увидел, как Эрлинг обернулся и поднял руку. Все увидели, как вперёд плавно, словно на костяных коньках, выскользнул юноша с мечом, который болтался у него на поясе в петле.

— Это Од, — сказал Эрлинг. — Од, а это Олаф Трюггвасон, по прозвищу Воронья Кость. Убей его.

Юнец молниеносно вынул клинок из кольца на поясе одной рукой, Воронья Кость обнажил свой. Воины закричали, воодушевляя бойцов, он принял боевую стойку, не сводя глаз с Ода, тот стоял неподвижно, чуть склонив голову, изучая Воронью Кость.