Воронья Кость (ЛП)

Клэнгер угрюмо надул губы.

— А теперь посмотрите вперёд, — сказал Воронья Кость уже не Клэнгеру, а всем остальным. — Перед нами гора, там и закончится наш путь. И куда сейчас легче добраться?

Воины зашаркали остатками сапог и ничего не ответили, — гора была хорошим ориентиром, но никто не знал, какой ужас ждал их внутри. Тем не менее, они двинулись дальше. Когда вскоре собака обнаружила тело Вандрада Сигни, никто даже не заворчал.

Понятно, что он уже был мёртв, голова свёрнута набок. Глаза извлечены при помощи его же костяной ложки, которая лежала слева от него. Неестественно широко разведённые ноги означали, что ему подрезали сухожилия; совершенно ясно, что саамы оставили им сообщение — ваш лучший следопыт больше не увидит нас, не сможет к нам подкрасться, и вообще, больше не опасен нам.

Их атаковали снова совсем скоро, внезапная, яростная и короткая, как недолгий световой день, атака — град чёрных стрел и вопящие саамы в звериных масках. Через миг всё повторилось опять, и снова, на этот раз потерь оказалось больше.

Одним из убитых оказался Вифгус Дросбо, второй — воин по имени Торгильс, стрела впилась ему в подмышку, прямо под короткий рукав кольчуги. Они просто вырезают нас, как стружки из-под ножа мастера, вырезающего деревянную чашу, подумал отчаянно и устало Воронья Кость.

Именно тогда, Мурроу, вытирая лезвие топора о лежащее мёртвое тело, заявил, что он точно убил этого человека вчера.

— Все они выглядят одинаково, — яростно проревел Кэтилмунд, пытаясь напугать ирландца, и, прищурив глаза, произнёс: — узкоглазые, плосколицые ублюдки с краденым оружием.

Никто не рассмеялся, все продолжали думать, что убивают одних и тех же воинов снова и снова.

За следующий короткий день они не увидели ни одного признака живого человека, жёлтая собака шла по следу мертвецов, выкапывая некоторых из-под свежего снега. Один оказался саамом с ожогами в виде креста и чёрной стрелой в спине, подвешенный, словно разделанный олень. Несомненно, дело рук Мартина, подумал Воронья Кость и нахмурился, он щурился из-за ярко-белого снега, словно хотел поймать монаха своими разноцветными глазами.

— Возможно, он погиб не от ожогов, — подтвердил Кэтилмунд, нахмурившись, — но всё же он умер здесь.

Второго мертвеца, закопанного в снег, они не опознали, но Гьялланди предположил, что это норвежец, хотя, и не был полностью в этом уверен. Можно было точно сказать, что человек умер из-за стрелы, попавшей ему в почки. Остальных это мало интересовало, потому что они обнаружили оленью тушу, висящую на дереве неподалёку, на ней еще осталось немало мяса, пусть даже оно затвердело на морозе как камень.

Воронья Кость наблюдал, как постепенно темнело, и почувствовал, как холодный камень проваливается в кишки; дни становились всё короче, а ночи, озарённые красными и зелёными огнями, тянулись всё длиннее, а гора никак всё никак не становилась ближе. Они были близки к поражению, он ощущал, что топор уже близко, также как чувствовал тепло.

Воины принялись разводить костры, с самого утра они выкапывали из-под снега ветки и обдирали лишайники с камней, рассовывая их по рубахам и сапогам, а теперь доставали растопку. Палочки, сложенные в форме шалаша, занялись от искры, высеченной ударом кремня о железо, огонь бережно раздули дыханием, он ожил, а затем расцвёл в полную силу.

Воины оттаивали куски замороженного мяса, чтобы нарезать и насадить их на крепкие палочки или даже на ножи, уже не обращая на закопчённые лезвия. Дозорные топтались поодаль, с завистью поглядывали на костры, и облизывали губы при виде жира, который медленно проступал на шипящих кусках. Густой запах жареного мяса и дым клубился над кострами и поднимался в ночную тьму.

Воронья Кость закрыл глаза, укутавшись в свой слишком маленький плащ, воины, сидящие рядом, не были уверены, спит ли он на самом деле.

— О чём ты думаешь? — спросил его чей-то голос, он открыл сонные глаза, перед ним возникла Берлио, словно из тумана, девушка протянула ему ветку с насаженным куском мяса. Его ответ потонул в потоке слюны, когда он схватил ветку одной рукой и вцепился зубами в мясо, но затем всё же достал небольшой нож для еды и нарезал мясо ломтиками, чтобы не подавиться с полным ртом.

Воронья Кость так и не ответил ей, и Берлио подумала, что её попытка сломать возникшую между ними преграду провалилась. Она не стала спрашивать снова, а просто прижалась нему, чтобы согреться его теплом. Олаф даже не обратил на неё внимания; он задумался о мёртвом сааме, кем бы тот ни был, похоже, он плохо справлялся со своими обязанностями, и христианский монах пытал его. Конечно же, это сделал Мартин, однажды Воронья Кость уже видел его работу, такие же ожоги были на спине выжившего из ума Коротышки Элдгрима, у которого священник пытался выведать всё, что он знал. Это было тогда, когда Воронья Кость допустил ошибку — променял дружбу Орма на покровительство князя Владимира.

Он помнил то время очень хорошо, Владимир был ещё слишком молод, их дела шли из рук вон плохо — первый муж Торгунны погиб, она сама, будучи беременной, получила удар в живот, так что потеряла ребёнка. Это сделал тот же человек, что убил мать Олафа, Воронья Кость помнил его имя, — Квельдульф, который позже заплатил за всё.

На миг Воронья Кость вспомнил ощущение полной безнадёжности, свои слёзы и сопли, когда их с Торгунной бросили, словно брёвна, в лодку Владимира, который намеревался спуститься к Чёрному морю и сбежать от Орма и Обетного Братства.

Он плакал, его сердце разрывалось, из-за матери, лицо которой он уже не мог вспомнить, из-за Торгунны, которая оказалась так же, как и он — совсем одна, испуганная и отчаявшаяся, никому не нужная. Бедная Торгунна, думал Воронья Кость, она потеряла двух мужей и двух младенцев.

Орм выкрал их лодку, освободил Торгунну и его самого, Воронья Кость помнил, что Орм запросто мог прикончить его, но не сделал этого. Вместо этого, Орм принял его как собственного сына. А потом Торгунна вышла замуж за Орма.

Но теперь Орм плетёт против него козни, Воронья Кость был в этом уверен. Те побратимы Обетного Братства, которых он принял — Онунд, Кэтилмунд, и остальные — не он выбрал их, припоминал Олаф, это сделал Орм, он отправил этих людей, чтобы проследить, чтобы Воронья Кость попал во все западни, устроенные Мартином. Орм желал сам заполучить ценную добычу, думал Олаф с горечью, используя меня вместо глупой молодой гончей.

Но Орм плохо меня знает, подумал Воронья Кость. Я не позволю обвести себя вокруг пальца в этой игре. И я не раболепная псина, которую можно натаскивать на ловушках.

Словно услышав его мысли, жёлтая сука с надеждой ткнулась в него носом, и он бросил ей хрящик, который она тут же схватила. Берлио улыбнулась и бросила несколько кусочков получше, и воины рассмеялись. А затем начались тихие неторопливые разговоры.

Если только мы не замёрзнем насмерть на этой голой горе, побратимы уже намотали на себя все лохмотья, что у них были, в этой безумной погоне за топором, и нападающими саамами в звериных шкурах, подумал Кэтилмунд. Он тихонько пробормотал это Онунду, добавив, — Возможно, Орм поступил опрометчиво.

Онунд издал свой обычный медвежий рык, что могло означать всё что угодно.

Когда дневной свет нехотя вернулся в мир, они двинулись дальше, теперь со всех сторон их окружали горы, впереди вилась длинная, петляющая тропинка, ведущая сквозь каменные осыпи, карликовые сосны и скалы. Замёрзшая река, покрытая молочно-белым льдом, пересекала тропу, наверху ледяные ручейки охватывали камни со всех сторон, свисая вниз заледенелыми струями, которые становились всё уже и заканчивались острыми сосульками в футе от подножия скалы.

Хальфдан поднял голову, прищурившись от ослепительного блеска льда.

— Летом, — мечтательно сказал он, — должно быть, это замечательное место, чтобы послушать журчание воды и пение птиц, вдохнуть свежего воздуха и ароматы цветов; а если солнце будет припекать слишком сильно, можно освежиться в чаше бассейна у подножия водопада.