Страница 11 из 80
Хотя и боевых товарищей забывать не приходилось.
Так уж вышло, что Кожедуб оказался первым лётчиком, применившим технику «марсиан» против немецкой авиации. Причём не СИД-истребитель, — который хоть под атмосферу и «не заточен», но всё равно истребитель, — а неповоротливый, тяжёлый бомбардировщик, да ещё и с десантом на борту; да не просто применил, а так, что с одного вылета наколотил на пол-Звезды.
- Вот, значит, как, — задумчиво сказал тогда полковник Ламтюгов. — Был ты Кожедуб Кожедубом, а стал — военная аристократия. Слово «аристократия» Ивану Никитовичу не понравилось, он нахмурился.
- Подчёркиваю, сынок: военная! — произнёс Ламтюгов, уважительно воздевая единственный палец на единственной руке.
Ноготь, — тоже, конечно, единственный, — на этом пальце выглядел сгрызенным под корень. Извёлся, видать, полковник ожидаючи. Инструктор товарищ Ай-яй-яй волновался тоже — булькал и размахивал тонкокостными конечностями. Но этот, кажется, больше переживал за сохранность машины.
А чего, спрашивается, переживать-то — вот она, красавица, целёхонька. Подумаешь, немного плоскость поцарапал; ерунда это всё: не так уж и нужны СИДу солнечные батареи и всякие там теплоотводные плоскости. Основные-то системы в порядке. И десант Кожедуб сохранил весь, и даже с пополнением. В общем — кругом молодец.
Русские всегда побеждают.
А победитель всегда становится «центром кристаллизации». Кожедуб оказался в фокусе всеобщего внимания. Среди сокурсников он мгновенно обрёл авторитет, пред которым померкли и язвительная требовательность Ламтюгова, и экзотическое бульканье Ай-яй-яя. Ладно товарищи-курсанты: Иван Никитович сделался необычайно востребован и в среде высокого авиационного начальства — генералы, конструкторы, даже психологи... Кожедуб отвечал и отвечал и отвечал на вопросы; писал и писал и писал отчёты; пояснял и пояснял и пояснял свои действия во время памятного рейда.
В 1941 году Советская промышленность кинопулемётов производила недостаточно; это, между прочим, здорово мешало нашим лётчикам подтверждать воздушные победы. А вот СИД, как выяснилось, был напичкан кино
- и прочей аппаратурой под завязку. Снималась не только картинка по маршруту следования, но и задний, надирный, зенитный и боковые обзоры; писались координаты и траектории зарегистрированных по пути объектов; управляющие воздействия пилота, включая силу нажима на органы управления; писались переговоры лётчика с напарниками и диспетчерскими службами. Переговоры внутри самой машины не писались — хоть это радовало. Иван Никитович не представлял себе, как бы он прокомментировал эти самые «внутренние разговоры» тем, кто ни разу не бывал в воздушном бою. И так-то работать приходилось без роздыху: крупицы опыта ценились куда выше любого золотого песка. Слишком мало этих драгоценных крупиц накопила пока Земля. И никто, — включая «марсиан», — не знал, с какими сложностями придётся столкнуться при адаптации опыта. Кожедуб совершенно точно догадывался, что руководство страны взяло курс на копирование и адаптацию достижений союзников. Нормальный, честный, разумный путь: отстаёшь — нагоняй.
Вот и крутили курсанты по сотому разу плёнки с записями воздушных боёв; рисовали альтернативные маршруты, доказывая их превосходство над тем, что выбрал Кожедуб; гоняли тренажёр, норовя подкрутить приборы искусственных перегрузок — в большую сторону, конечно. Тщательно отрабатывали выход из тренировочных эллингов, посадку на стойки, воздушные манёвры, работу с прицельными сетками и машинным зрением, управление энергораспределением... мало ли что ещё. Иван Никитович внимательно осмотрел место крепления кронштейна. Всё-таки надо что-то придумать, чтоб не так зависеть от специализированных ангаров со стойками. Позиционная война в Белоруссии надолго не затянется, а в наступательных операциях без корабля-матки...
Да, машины были — не машины, а чудо. Но и требовали владения огромным объёмом знаний, которым у землян просто неоткуда было пока взяться. И даже самый доброжелательный инструктор-«марсианин» эти знания просто так дать не мог, потому что никакое знание не существует само по себе, а всегда опирается на какие-то другие сведения, и так без конца. Профессор Колмогоров, который также принимал участие в анализе накопленного материала, говорил что-то такое про «энтропию», «тезаурус», «стохастическую сложность»... но уж этим Иван Никитович забивать себе голову даже не пытался.
Он не математик.
Он — истребитель.
Он — истребляет.
Он — объясняет товарищам, как истреблять.
Правда, некоторые вещи Кожедуб объяснить не мог как ни старался. Например, почему он закрывал глаза, когда атаковал наиболее удалённые цели. Да, кинокамеры в кабине снимали и лицо пилота — а пилот, оказывается, ни сном ни духом, зачем он там жмурился; жмурился — но попадал! Кто же закрывает глаза, выходя на цель, словно наугад — точнее?.. Кто же в здравом рассудке откажется от услуг таких всемогущих прицельных приборов, какие установлены на СИД?..
Иван Никитович тоже себя не понимал.
А вот товарищ Ай-яй-яй — понимал. Что-то такое знал «марсианин», явно знал, — уж больно хитрое выражение всякий раз принимала его плоская рыбо-азиатская рожа, — но рассказывать не торопился. Так и осваивали курсанты космическую технику: где вприглядку, а где вприсядку. В общем, обратно попросился Иван Никитович на фронт: не довоевал Иван.
Что характерно — отпустили. Ставка намеревалась сформировать на базе крепости союзников воздушную армию, а пока этого не произошло, присвоили Кожедубу звание лейтенанта и направили в 1-ю Особую испытательную авиагруппу, находившуюся тогда в прямом подчинении у Рокоссовского. А Рокоссовский — это Рокоссовский. У него не заскучаешь, не почувствуешь себя вне главного потока событий. Если б надо было выбрать одну, определяющую черту Константина Константиновича, то Кожедуб сказал бы: умение выделять главное.
Главное дело жизни, главную точку приложения сил, направление главного удара... Потому что ресурсы, — любые ресурсы, — ограничены; растрать, промотай их по ерунде — неизбежно проиграешь в чём-то важном. Это верно в случае с СИД-аппаратами: новые взять негде — значит, наличные приходится использовать с предельной аккуратностью, только наверняка. Но это верно и в любом другом случае.
И случаев бесконечное множество, поэтому твоя личная бережливость, собранность и преданность делу решает очень немногое. Война — общее дело и системная задача; а системные задачи решаются системными методами — это тоже профессор говорил, когда объяснял, как работает его метод прогнозирования действий противника.
Вот и получается, что ничего-то ты, товарищ военный аристократ Кожедуб, сам по себе не значишь. И все успехи твои — оттого, что повезло стать частью правильной, Советской системы.
А раз повезло — работай, чтоб система не развалилась. Все, — красноармейцы, местные жители, инопланетные штурмовики, — все растворялись в общей работе.
Смуглые лица штурмовиков совершенно растворялись в зале. Юно давно заметила, что имперцы перестали держаться особняком и даже как будто обросли дружескими связями с планетниками.
Большинство тех, кого диверсия застала на борту «Палача», были клонами — именно они составляли ядро и 501 Легиона, и отряда «Буран». «Новые» штурмовики, набираемые на окраинных планетах, предпочитали проводить свободное время на поверхности; клонам же деваться было некуда — казарма оставалась для них родным домом с начала службы до самой смерти. Очень близкой смерти: срок жизни клонов намеренно ограничен. А взросление ускорено.
Какая уж тут «дружба», какое «пускать корни»?..
На сцене заворачивали «хоровод» девушки из медсанбата. Здесь, на Земле, невозможное почему-то не выглядело таковым. Клоны обживались, охотно смешиваясь с грязеедами не только в боевой работе, но и в быту. Штурмовики ухватывали из земных языков поговорки, вместе с бойцами «Красной Армии» хохотали и плакали над невероятно примитивными, — плоскими, монохромными! — фильмами «Допубертатность Прогорклого», «Документ, подтверждающий членство в особой общественной организации», «Водители безрельсовых транспортных средств, используемых в качестве тягачей». Особую популярность у имперцев обрёла легкомысленная лента «Четыре фиброзно-мышечных органа» — стандартная тактика штурмовиков предполагала действия четвёрками, и незамысловатые приключения местных будили в душах клонов какие-то неведомые Юно, но явно глубокие чувства. Нет, девушка и сама находила внезапное очарование в плоских движущихся картинках... но во всём должна быть мера. Дело не только в культурном превосходстве, однако представители высшей цивилизации и держать себя должны соответственно. А простодушные клоны начинали уже разделять и «творческие» увлечения планетников.