Страница 8 из 22
Я взял его на руки и начал чесать за ушами. Важно было его вовремя успокоить, не то совсем раздухарится. Кот тут же затарахтел от удовольствия и размяк.
Я сварил себе кофе, включил ноутбук, и отдалился от реальности. Просмотрел почту, посидел в контакте, немного поработал, немного почитал, посмотрел серию «Игры престолов». Спина устала. Кофе не мешал бы ещё.
Я вновь заглянул в свою комнату. Спит как ангелок. Даже не шевельнулась.
Мне стало скучно, я включил телевизор и развалился на диване. Кофе подействовал совсем наоборот, и я не заметил, как задремал под политические разборки. Видимо, сказалась усталость последних дней.
Проснулся от холода и от того, что затекла шея. В открытое окно глядел светло-синий вечер. Он состоял из чистого прохладного воздуха с едва уловимым запахом гари и был заполнен гулкими звуками.
Успокоенный и отдохнувший, я пошёл проверять свою гостью.
Девочка лежала так же неподвижно. Но что-то было не так. Я зажёг настольную лампу и наклонился к ней. Она стала ещё бледнее, на лбу выступили капельки пота. Я потрогал руку. Она горела. Потрогал лоб. Этого только не хватало! Принёс из аптечки термометр и сунул ей под мышку. Тридцать девять! Я тихонько потрепал её по щеке. Она что-то промычала, но глаз не открыла.
Полазав в аптечке и отрыв парацетамол, я снова начал её будить.
– Ада, ты болеешь. Выпей, слышишь.
– Н-нет. Пошли все вон.
– Выпей. Ну, давай, пей.
– Вэк!
– Что? Пей, сказал.
Она раскрыла глаза, дико посмотрела на меня, потом вокруг, и запила таблетку водой.
– Молодец. Не тошнит больше?
– Оставь меня.
Запросто могла бы прибавить в конце фразы «смерд» или «раб», по крайней мере, сказано было именно с такой интонацией! Потом презрительно поджала губы и снова провалилась в сон.
Я запаниковал. Температура была нешуточная, причин я не знал, а в случае чего, у моей гостьи не было никаких документов. К тому же девочка настоятельно просила не сдавать её никому, и чёрт её знает, что она вообще могла собой представлять.
Через полчаса градусник показал тридцать семь и семь. Я ободрился. Через час было тридцать восемь и девять. Ещё через полчаса тридцать девять и два.
Я решительно взял телефон. Не полноценный врач, конечно, но дело знает.
– Серёга, привет, ты где сейчас?
– Здесь.
В трубке вкусно причавкивало.
– Ужинаешь, что ли?
– Сейчас все нормальные люди ужинают, а нелюди их отвлекают.
– Ладно, слушай, тут такое дело…. Приехала к нам одна тётка, мамина родня, а мама в отъезде. Оставила свою дочку и смоталась куда-то. И дозвониться не могу!
– И чё? Познакомить хочешь?
– Познакомишься, пока будешь лечить. У ребёнка температура нешуточная. Давай приезжай.
– Симптомы?
– Тошнота, рвота, похоже, бредит.
– О, брат, похоже на инфекцию и серьёзную. Как бы мне вас обоих не пришлось в инфекционку вывозить.
– Ну, ты приедешь, нет?
– Сейчас, доем только.
В дверь позвонили через двадцать минут. Долговязый Серёга с чёрной сумкой был похож на знахаря-богомола. Он деловито вымыл руки и пошёл в мою комнату.
– Она у тебя не одета.
– Всё испортила, что было. И так сойдёт, не велика птица.
Серёга достал фонендоскоп и послушал сквозь тонкую простыню. Потом попросил меня нажать на жевательные мышцы, открыл рот и проверил горло. Ада была как тряпичная кукла.
– Не пойму, что это у неё с зубами…
– А что? – Я присел рядом.
– Дёсны все распухли. Может, цинга?
– Дай-ка гляну. Не похоже. При цинге кровят. У меня так зуб мудрости резался.
– Угу… Вот и у неё какие-то они… новые. Где, говоришь, её мать?
– Где угодно. Она у нас всегда была со странностями, в семье не без урода.
– По ней тюрьма плачет. Иди, поставь чайник, заварим чай.
Когда я пришёл, он уже складывал свои пожитки. Ада что-то бормотала.
– Про каких-то муравьёв говорит, – сказал Серёга.
– А, это у неё бзик. Муравьёв боится, думает, в уши заползут и мозг сожрут .
Мы прошли на кухню.
– Значит, слушай. Дело плохо. Это не отравление, а анорексия, и прогрессирующая. Ты же видишь сам, она очень истощённая. Глупые девочки придумывают себе глупые идеалы красоты и морят себя голодом.
– Постой, анорексики ведь, вроде, боятся есть.
– А она ела?
– Ещё как!
– Что ела?
– Да всё! С добавкой.
– Что она ела?!
– Борщ, котлеты, хлеб, пюре…
– Герыч, ты совсем дурак? Да ты ведь тоже врач, хоть и собачий. Ты что, не видел, какая она?
– Ну, худенькая…
– Да ты убить её мог! Счастье, что её вырвало. Это ж яд для неё!
– Да не подумал я! Просила есть – дал есть.
– Её просто понесло. Представь себе, ты решил стать вегетарианцем. Месяц не ешь ни мяса, ни рыбы, два не ешь, год не ешь. И тут тебя зовут к кому-нибудь на дачу. Приезжаешь, а там компания хорошая, солнышко сияет и вокруг потрясающе пахнет шашлычком! И ты решаешь съесть малюсенький кусочек, ничего ведь страшного не будет от крошки мяса. Знаешь, что будет потом? Ты сожрёшь всё. Своё, чужое, без разницы!
– Ну, вряд ли!
– Я тебе точно говорю. Девяносто процентов людей так срываются, научный факт! Ты не представляешь, сколько в пасху поступает больных. Весь пост было нельзя, и вдруг можно. Это ж наша страна! И, кстати, летальный исход – не редкое явление.
– У неё-то как?
– У неё не всё запущено. Волосы и ногти здоровые, блестящие, значит недавно начала.
– И что мне с ней делать?
– Сегодня есть не давай, только пить. Я тут заварил чаёк с шиповником и зверобоем, подсласти, но не очень много. Утром сварите жиденькую кашку, лучше овсяные хлопья. Завтра трясёшь эту вашу тётку и тащишь их обоих в больницу. Сдадите анализы, сделаете УЗИ желудка и печени. Пусть полежит, прокапают Рингера и глюкозу, может, витамины ещё. Хотя прокапать лучше прямо сейчас.
Серёга посмотрел строго.
– Её мать в больницу не пойдёт, – заявил я.
– Почему ещё?
– Говорю же, она странная. Она никогда её в поликлинику не водила, у ребёнка даже прививок нет. Даже не уверен, есть ли у неё документы. Кто нас без полиса примет?
Серёга глядел на меня, как на инопланетянина.
– Она вообще нормальная?
– Не всегда. Думаю, будет трудно её уломать.
– Так. Сам прокапать сумеешь?
– Может, лучше ты? Я ни разу не прокапывал людей.
– Перестань, наверняка куда легче, чем кошек. А мне сегодня некогда, у меня Света. Чувак, я всё понимаю, но и ты пойми – я потом её, может, месяц не увижу. Да чё ты? Не страшно. И потом, когда-то ведь нужно начинать. Давай всё напишу. Через пару дней оклемается, только мозги ей не забудь прополоскать. А на мать напиши гнусный донос в ювенильную юстицию.
Уже одеваясь, Серёга как-то грустно обернулся.
– Герыч, ну её, эту тётку, давай отвезу девчонку в больницу. Постараюсь договориться.
– Я сам разберусь. Спасибо, друг.
Богомол распрощался и ушёл, сжимая сумку в конечностях. Очень хороший человек!
Я остался в прихожей один. В углу валялись нелепые сапоги, короткие и широкие, как у средневекового ремесленника. Скомканное пальто было похоже на впавшего в спячку зверька. Из кухни вышел Герасим и вопросительно мяукнул. Я погладил его. Серёгу кот не боялся, он вообще гениально разбирался в людях.
В комнате пахло дезинфицирующей жидкостью. Ада не спала и смотрела в никуда. Большие глубоко запавшие глаза ничего не выражали. Я присел на край кровати.
– Раз уж тебе стало лучше, попей чаю. Мой друг заварил, он тебя осмотрел.
Она не ответила. Я вернулся с чашкой и снова сел рядом. Ада стала пить понемногу и аккуратно.
– Ты долго голодала?
Снова молчание.
– Ада, мне нужно кое-что знать, чтобы помочь. Если хочешь, мы поедем в больницу.
– Нет.
– Как ты себя чувствуешь?
– Хорошо.
– Я так прям сразу и подумал. Скажи мне, ты сама отказывалась от пищи или тебе нечего было есть?