Страница 13 из 22
– Это что у вас такое? – показала я на аппарат, похожий на маленькую муфельную печь.
– Микроволновка. Ты чё, с другой планеты?
– Почти. Зачем она?
– Готовить, разогревать еду, можно делать горячие бутерброды. Хорошая вещь. Ты вчера её испугалась.
– Да, было неожиданно. А это что?
– Мультиварка. Можно быстро готовить суп или второе. Даже печь хлеб.
– А в духовке нельзя?
– Можно, конечно.
– А это?
– Ада, ну ты даёшь! Ты и телевизор не видела?
– Видела, но этот плоский. Где у него кинескоп? А как включать?
– Запущенный случай. Держи. Знаешь что это?
– Пульт, – сказала я, и нажала на красную кнопку. Экран загорелся. С ума сойти, какое качество изображения!
Я нажала на серую кнопку, потом на другую.
– Сколько всего программ?
– Каналов-то? Около девяносто, точно не знаю.
– Зачем столько?
Герман фыркнул в чашку и чуть не подавился.
– Хороший вопрос.
Да я его веселю. Ещё бы, чудо какое!
Внезапно я ощутила дурноту, не такую как вчера, но достаточно неприятную.
– Пойду, лягу. Спасибо.
– Тебе плохо?
– Нормально.
Было такое ощущение, что я не позавтракала, а разгрузила вагон. Я забралась в постель и накрылась одеялом.
– Мёрзнешь? Дай-ка лоб. Не горячий. Сейчас давление смеряю.
Тёплые пальцы. Быстрые уверенные движения. Я откинулась на подушку.
– У, какие руки ледяные. Упадок сил.
Манжета стала надуваться. Новый прибор, очень удобный. Надо же, всё видно на экране.
– Давление низковатое.
– Свари ещё кофе, вот и повысится.
– Пока не стоит. Тебе надо отдохнуть.
– Я больше не хочу спать.
– Просто полежи.
Он встал, убрал тонометр в коробку и застыл посреди комнаты. Ему точно хотелось что-то сказать, но он не решался. Это было любопытно.
– Ада, не хочу тебя напрягать лишнего, но мне надо знать несколько вещей. Это необходимо. Только самое важное, и отстану.
– Спрашивай.
Он волновался. Я прекрасно его понимала. Чего я только вчера не наговорила! У мальчика должна голова кругом идти.
– Ну, первое. У тебя есть проблемы с законом? Ты… ни во что такое не вляпалась?
Он посмотрел мне в глаза. Кто-то, видно, сказал ему в детстве, что никто ему при этом не сможет соврать.
– Нет.
– Хорошо. У тебя есть документы?
– Считай, что нет. Нет.
– Употребляешь наркотики?
– Нет, конечно.
– Кто-нибудь… обидел тебя?
– Меня никто не насиловал и ни к чему не принуждал. Всё в порядке.
– Ты приехала издалека?
– Я пришла пешком.
– Ты знаешь мою маму?
– Знала когда-то.
– Родственница?
– Не совсем. Не тебе.
– Отцу?
– Да.
– Ты его дочь?
– Нет. Нет!
– Ну, вот и ладно.
Он встал и пошёл из комнаты.
– Это всё? – удивилась я.
– Пока – да.
– Больше ничего не интересует?
Будь я на его месте, вытрясла бы всё, что только можно. Но этот парень был со странностями, пора было это понять.
– Захочешь – расскажешь.
Если расскажу, ты, дружок, мне, точно не поверишь. Я закрыла глаза. Сквозь веки просвечивало солнце. Я начала согреваться. Дурнота отступала.
Вошёл Герман, застёгивая рубашку.
– Уходишь? – спросила я, внезапно поняв, что останусь одна в чужом доме.
– Тебе одежда нужна или нет?
Про одежду я совсем позабыла. Даже не совсем помнила, во что была вчера одета. Какая-то рвань. У меня нет ничего своего. Ничего! Даже нижнего белья.
– Ничего элитного не обещаю, сразу говорю. Только эконом-вариант. Что обычно носишь?
Обычно я носила костюмы и платья из тонкой шерсти и льна, и заказывала их только у одной портнихи. Хорошая была портниха, жаль что померла. А ткани привозила из-за границы.
– Да всё равно.
– Класс! Все женщины бы так говорили. Давай я поставлю какое-нибудь кино, посмотришь. Что ты хочешь?
– Можно любое? А старое можно? Нет, не надо. Поставь лучше музыку.
– Заскучаешь.
– Нет.
– Ладно. Я скоро вернусь. Веди себя хорошо. Кота не бойся, он больше не тронет.
Хлопнула входная дверь. Я осталась сидеть на кровати, объятая звуками. Вдруг стало страшно. Это не правда. Не правда. Я встала, подошла к окну, и, опершись на подоконник, поглядела на мир. Это не может быть настоящим. Слишком хорошо. Слишком ярко и шумно. Внизу я увидела Германа. Он шёл, закинув куртку на одно плечо, быстро шагая длинными ногами. Словно почувствовав мой взгляд, он повернул голову, увидел меня в окне и погрозил пальцем.
На подоконник прыгнул кот, и я рефлекторно отскочила. Герасим посмотрел презрительно и начал с важным видом вылизывать себя между ног. Скотина. Я его больше не интересовала.
Борясь с головокружением и держась за стены, я пошла в гостиную. Книжный шкаф. Я видела вчера, там сохранилось не всё. Стоя посреди комнаты, как заворожённая, я смотрела на старую мебель. Всё пережил, молодец.
Я провела рукой по боковой панели, здороваясь с тёплым деревянным знакомым. Две нижние полки были закрыты дубовыми дверцами. Подёргала. Заперто на ключ. Верхние полки прикрывались застеклёнными створками в рамках с диагональными решётками. Тоже заперто.
Я села на пол. Не хотелось уходить отсюда. Я шла сюда не только к дорогому человеку, но и к вещам.
Звучала медленная композиция неизвестного мне автора. На общем минорном фоне проникновенно пела виолончель. Свет лился в окно, в нём танцевали тонкие пылинки. Из открытой форточки доносились звуки жизни – женский смех, шум машин, визг детей.
Я ощутила почти физическую боль. Всё слишком сильно и ярко. Пронзительно.
Я легла на ковёр, свернулась как эмбрион, прижала колени к груди и тихонько завыла.
Ибо за долгие годы разучилась по-настоящему плакать.
10
Первым другом в моей жизни случился Тимур. Кира появилась через минуту, а Серёга – спустя день.
Мальчик стоял возле качелей, потом подошёл ко мне и поднял на меня глаза. Я растерялся и оробел, хотя он был намного меньше, да и драться не собирался. Он так посмотрел!
Я протянул ему свой бластер, который мог завывать и загораться синим светом.
– Хочешь посмотреть?
Не сводя с меня своих удивительных глаз, мальчик молча взял игрушку.
– Тимур, нельзя брать чужое. Отдай сейчас же.
На девочке была ярко-красная шапка с огромной пампушкой и зелёная куртка. Она была одного со мной роста, но выглядела совсем большой. Наверное, уже ходила в школу.
– Я тут всех знаю. Вы тут не живёте, – сказал я.
– Мы сюда переехали. Вон наш балкон, – девочка неопределённо махнула рукой в сторону нашей пятиэтажки.
Она тоже рассматривала меня, но не так, как брат, а обычно. То, что Тимур – её брат, я понял сразу. Очень важно было выяснить, насколько она меня старше, чтобы решить, как с ней разговаривать.
– Тебе сколько лет? – спросил я.
– Семь. А Тимуру – шесть. Меня Кира зовут.
– А меня – Герман.
– Таких имён не бывает.
– Бывает. Это ваших не бывает.
Тут бы следовало поругаться, а то и подраться. Но они стояли всё так же, глядя на меня, как на неведому зверушку. Надо было что-то сказать.
– А я зарыл секретики. Хотите, покажу?
– Покажи, – сказала Кира. Тимур по-прежнему молчал.
Я повёл их в заросший кустами палисадник и, пачкая руки, разгрёб мокрый снег и землю. Под зарытыми стёклами всех цветов переливались куски фольги, бусинки, пуговки, листочки и куски открыток. Это меня папа научил.
– Здорово, – сказала Кира. Тимур осторожно потрогал сокровища.
– Только не выковыривайте, а то будет некрасиво. И никому не говорите.
Ребята одновременно кивнули. Мы снова накидали сверху грязь и посыпали снегом. Я поставил палочки, чтобы потом найти.
– А у нас есть хомячки. Мы тебе покажем. Только к нам сейчас нельзя, у нас беспорядок и везде всё валяется. – сказала Кира и взяла брата за руку.
– Ты к нам приходи. Потом. У нас квартира номер двадцать три. – сказал Тимур и я решил, что обязательно приду.