Расколотая

— Серьезная, как и всегда. Нам следовало бы прыгать от радости! Праздновать. — И его такая заразительная, такая живая улыбка заставляет и меня улыбаться. — Ты должна рассказать мне, что в конечном счете подстегнуло твою память.

Но я даже думать об этом боюсь. Если он узнает об Уэйне, то разберется с ним точно так же, как и с любой другой угрозой его собственности. Его собственности. Мне приятно это чувство принадлежности.

— Ты несколько раз была близка к этому, я видел. Мне кажется, тот случай с Беном сыграл роль пускового механизма.

Бен. Упоминание о Бене причиняет боль, и это, должно быть, отражается у меня на лице.

— Отпусти боль, она делает тебя слабой. Ты помнишь как, Рейн? Мысленно доводишь ее до двери и запираешь там.

Я качаю головой. Не хочу забывать Бена. Ведь не хочу же?

И ко мне возвращаются обрывочные отголоски моих ночных мыслей: Нико и его методы опасны.

Я произношу вслух то, что все это время брезжило на краю моего сознания, но до поры оставалось неузнанным:

— Ты ведь состоишь в АПТО, антиправительственной террористической организации, не так ли?

Нико вскидывает бровь:

— Ты уже все забыла! — Он берет мою руку в свою. — Не называй нас так, Рейн — так называют нас лордеры. Мы — «Свободное Королевство». Те самые зубы, роль которых должна была играть «Свобода», но так никогда и не играла. Мы — заноза в заднице лордеров, ты и я. Они нас боятся. Скоро им придет конец, и наша великая страна снова станет свободной. Мы победим!

Лозунг из прошлого всплывает у меня в голове: «Да здравствует «Свободное Королевство»! Да здравствует «Свободное Королевство»!

И я вспоминаю, как Нико восполняет пробелы, оставленные уроками истории. После выхода Соединенного Королевства из Евросоюза, закрытия границ и всех студенческих беспорядков и погромов 2020-х лордеры одинаково жестоко расправлялись с мятежниками, преступными бандами и террористами независимо от их возраста. Их либо сажали в тюрьмы, либо убивали.

Но когда беспорядки утихли, лордеры вынуждены были пойти на компромисс со «Свободой» — организацией, состоящей в Центральной Коалиции, и суровые наказания для лиц, не достигших шестнадцати, были запрещены. Стало применяться стирание памяти, дававшее им второй шанс, новую жизнь.

Но «Свобода» сделалась марионеткой лордеров, которые все больше и больше злоупотребляли своей властью. «Свободное Королевство» восстало в ответ, возжелав любой ценой избавиться от гнета лордеров.

Любой ценой. Любыми средствами.

Зубы — это террор. Я качаю головой, какая-то часть меня отвергает то, что, как мне известно, является правдой.

— Я не террористка. Ведь нет?

Он мотает головой:

— Мы не террористы, ни один из нас. Но ты была с нами в нашей борьбе за свободу, и до сих пор оставалась бы, если бы лордеры не схватили тебя и не украли твою память. Или, по крайней мере, так они думали.

— Однако вот она я, здесь. И я знаю тебя. Я помню кое-что, но...

— На тебя так много всего навалилось разом, да? Послушай меня, Рейн. Ты не обязана ничего делать, если сама этого не хочешь. Мы — не лордеры. Мы никого ни к чему не принуждаем.

— Правда?

— Правда. Я просто очень рад, что ты в порядке. Ты — это снова ты. — И он улыбается и опять обнимает меня.

Новые воспоминания всплывают на поверхность. Нико обычно скуп на улыбки или объятия. Они так редки, что, если уж ты заслужил его одобрение, это как дар Божий. Мы сражались за его одобрение, могли бы убить за него. Готовы были на все, лишь бы удостоиться даже мимолетной его улыбки.

— Послушай. Есть кое-что. Нам с тобой нужно как следует потолковать. Мне нужно понять, как с тобой все было, чтобы знать, как мы можем помочь другим пережить Зачистку. Ты ведь этого хочешь?

— Конечно.

— У меня для тебя кое-что есть, — говорит он и выдвигает ящик стола. Задняя стенка фальшивая, и за ней спрятан какой-то маленький металлический приборчик, тонкий и гибкий. Он показывает мне. — Смотри. Это передающее устройство, коммуникатор, ком. Видишь? Нажимаешь вот эту кнопочку и ждешь, когда я отвечу. С помощью этой штуковины мы можем переговариваться. Будешь звонить мне, если и когда я понадоблюсь.

Не успеваю я подумать, куда же спрятать это приспособление, как Нико показывает. Он ловко подсовывает коммуникатор под мой «Лево» и защелкивает его. Тонкая панель не видна и почти не ощущается.

— Тут его обнаружить невозможно. Даже если ты будешь проходить через металлодетектор, прибор ничем себя не выдаст.

Я кручу «Лево» на запястье, но даже не чувствую, что он там.

— А теперь иди, обедай. Поговорим еще, когда будешь готова. — Он дотрагивается до моего лица. От прикосновения его ладони к щеке по всему телу бегут электрические искры.

Нико отпирает дверь.

— Иди, — велит он, и я, как в тумане, выхожу в коридор. Через несколько шагов оглядываюсь. Он улыбается, потом запирает дверь.

Чем больше удаляюсь я от Нико, тем стремительнее тают тепло и радость, оставляя холод и одиночество. Ко мне возвращаются новые

кусочки и фрагменты прошлого. То обучение в моем сне... Оно было на самом деле. Обучение с Нико в «Свободном Королевстве». Я и другие скрывались в лесу. Учились сражаться. Обучались всем возможным приемам и методам борьбы с лордерами. За свободу! И все девчонки были влюблены в Нико, а все мальчишки хотели быть на него похожими.

Сегодня мне хватило нескольких минут наедине с ним, чтобы почувствовать все то, что я ощущала тогда. Взглянув на себя глазами Нико, я убедилась в том, кто я есть; это сделало меня той Рейн, которую он знал. Часть меня хочет, чтобы Нико руководил мной, говорил, что думать, как себя вести. Чтобы мне не нужно было делать это самой.

Но чем дальше я удаляюсь от него, тем сильнее это меня пугает.

ГЛАВА 6

— Кайла? К тебе гость, — кричит снизу мама.

Гость? Я спускаюсь и вижу Кэма, смущенно

переминающегося с ноги на ногу, с тарелкой в руке. Его песочного цвета волосы почти в порядке, на нем рубашка с воротником, и в воздухе веет легким ароматом мужского одеколона.

— Привет, — говорит он.

— А, привет.

— Я просто хотел извиниться, — бормочет он и протягивает тарелку. — То твое наказание — целиком и полностью моя вина.

— Наказание? — переспрашивает мама.

Бросаю гневный взгляд на Кэма.

— Ох, прости. Ты не хотела, чтобы об этом знали, да?

Спасибо большое, что высказал вслух очевидное. Я вздыхаю.

— Кайла? — Мама ждет объяснений.

— Да. Сегодня меня лишили обеда, и да, это была вина Кэма. Доволен?

Мама смеется:

— Вижу, что с Кэмом тебе не удастся сохранить что-то в секрете.

— Мне правда ужасно жаль, — повторяет он с разнесчастным видом.

— Да ладно. Ерунда. Спасибо за торт, — говорю я и беру тарелку, надеясь, что он поймет намек и уйдет.

— Проходи, — говорит мама. — Думаю, к этому нам нужен чай.

Увы, нет.

Услышав слово «торт», Эми отрывается от телевизора и присоединяется к нам. Соблазнительного вида шоколадный тортик с масляным кремом.

— М-м-м, какая вкуснятина, — говорю я, откусив кусочек. И это истинная правда: восхитительная глазурь из темного шоколада, в меру сладкая.

— Это ты испек?

— Уж поверь мне, если бы это делал я, ты бы не захотела его есть. Нет, это мой дядя.

— А почему ты приехал жить к нему? Долго собираешься тут пробыть? — спрашивает сестра.

— Эми! — восклицает мама с укоризной.

Кэм смеется, при этом на одной щеке у него

появляется ямочка.

— Ничего. Я пока не знаю, надолго ли мама отправилась на исследовательскую платформу на Северном море. Зависит от того, сколько им потребуется, чтобы найти что-то важное.

— А отец твой где? — не унимается Эми.

— Он ушел от нас в прошлом году, — отвечает Кэм без подробностей, и выражение его лица дает понять, что Эми ступила на запретную территорию. Мама быстро меняет тему, спросив про его тетю с дядей.