Страница 21 из 22
Возможно, традиция воительниц своими корнями уходит в более ранний савроматский период, когда при значительных потерях среди мужского населения женщины могли участвовать в походах (Ps.-Hippocrat. De aër., 17; ср.: Hdn., VI, 5, 3)[289]. Археолог А. П. Смирнов полагал, что при отсутствии мужчин, ушедших в поход, женщины савроматов могли создавать свои военные отряды[290]. С таким утверждением вряд ли можно согласиться (см.: Palaeph. De incred., 33)[291], хотя в определенных экстренных случаях подобное могло происходить. Так, в легенде о происхождении амазонок их воинственность объясняется тем, что мужчины погибли на войне (Just., II, 4, 1–11), а в южноосетинском варианте нартовского эпоса упоминается группа женщин, которая после гибели своих мужей упражнялась во владении оружием и отомстила обидчикам; также и в каракалпакском эпосе «Сорок девушек», связанном с сако-массагетским субстрактом, упоминается отряд девушек[292]. На центральноазиатские корни этого обычая, вероятно, указывает участие сакских и массагетских женщин в боевых действиях, а в правобережном Хорезме девушек обучали владеть оружием еще в середине XIX в., что связано с традициями неспокойного кочевого быта населения[293].
Ко времени Аммиана Марцеллина традиция «амазонок» ушла в прошлое (Amm., XXXI, 2, 20: omnis … aetas et sexus imbellis). По подсчетам М. В. Кривошеева, из позднесарматских погребений Нижнего Поволжья (середина II–IV в.) с оружием лишь 6, 6 % были женскими[294]. В позднегреческом анонимном романе (около середины II в.) ольвиополитка Каллигона, неким образом связанная с сарматами, участвует в охоте и носит при себе (в походе?) кинжал в ножнах[295]. Каких-либо свидетельств о высоком статусе женщин у аланов у нас нет[296]. Христианский поэт Паулин из Пеллы (ок. 376 – ок. 460 гг.) упоминает аланку – «первую жену» предводителя варваров, в котором видят вождя аланов (Paulin. Euchar., 379: prima uxor regis). Если такое понимание пассажа верно, то можно полагать, что у аланов была полигамия[297].
Число налетчиков на неприятельскую территорию могло быть очень значительным. Так, ок. 160 г. вспомогательный отряд римлян неожиданно напал на сарматов и убил 3000 человек (SHA, VI, 4, 6). Вероятно, это была большая часть орды. Тацит (Hist., I, 79, 1) упоминает, что в зимнем набеге на Мёзию (69 г.) участвовало до 9000 сарматов. В середине I в. до н. э. царь сираков, по сообщению Страбона (XI, 5, 8), выставил 20 000 всадников. А в 330-х гг. в Армению вторглось 20 000 воинов с Северного Кавказа – видимо, коалиция во главе с аланами (Мовс. Хорен., III, 9; ср.: Бузанд, III, 7). Вероятно, это были всадники: число конницы очень значительное по античным меркам[298]. Иоанн Мамиконян сообщает, что коалиция северокавказских племен, вторгшихся в Армению в 316–317 гг., насчитывала 58 000 воинов (АИА 2: 22). Хотя, возможно, количество войск несколько преувеличено, но порядок, судя по всему, верен: в крупных экспедициях принимали участие несколько или даже более тысяч всадников. Вспомним, что арабский географ аль-Масуди (первая половина X в.) рассказывал, что у царя аланов было 30 000 конников. Для сравнения отметим, что в 1540-х гг. вся армия Крымского ханства также насчитывала до 30 000 всадников, а это было поголовное ополчение. Во второй четверти XVII в. армия, возглавляемая ханом, насчитывала 80 000 всадников, а мурзой – 40 000–50 000[299]. Естественно, цифры войск как в древности, так и в Новое время – показатель весьма относительный и очень субъективный, во многом зависящий от позиции информатора и его источников.
В приграничных конфликтах, в отличие от дальних походов, у сарматов принимали участие и пешие воины, численность которых намного превышала количество всадников (ср.: Diod., XX, 22; Amm., XVII, 13, 9). Так, в набеге на скифов, описанном Лукианом (Tox., 39), участвовали 10 000 всадников и 30 000 пеших сарматов. А на помощь боспорцам, согласно этому же диалогу (Luc. Tox., 54), пришли 20 000 аланов и сарматов. По-видимому, это были главным образом всадники. Страбон (VII, 3, 17) упоминает войско роксоланов, пришедшее на помощь скифам в их борьбе с понтийским стратегом Диофантом (112 г. до н. э.), которое насчитывало около 50 000 человек. Несмотря на вероятную завышенность этой цифры, скорее всего, речь шла не только о коннице, но и о пехоте[300]. Об этом же, вероятно, говорит и описание вооружения роксоланов, среди которого были щиты, возможно – оружие пехотинцев, или же ими были вооружены на скифский манер всадники[301].
Очевидно, пехотинцы набирались из неимущей части соплеменников или зависимых оседлых племен[302]. Ведь сами сарматы, а позднее аланы, как истинные кочевники, считали хождение пешком недостойным их занятием (Amm., XXXI, 2, 20), у них даже была распространенная патология – сращивание поясничных позвонков, являвшееся следствием постоянной верховой езды[303]. Плиний отмечает, что среди народов северного побережья Черного моря живут «скифы низкого происхождения и выходцы из рабов, или трогодиты» (Plin. N. h., IV, 80: Scythae degeneres et a servis orti, aut Trogodytae). Речь идет о сатархах, живших в пещерах в Крыму (Mela, II, 9; Solin., XV, 15)[304]. Вероятно, 10 000 рабов у жителей сиракского городища Успа и были таким зависимым сельским населением (49 г.) (Tac. An., XII, 17)[305]. Наличие земледельческого элемента у сираков и аорсов упоминает Страбон (XI, 2, 1; ср.: VII, 3, 17; XI, 3, 3; 6, 2; Ambros. De excidio urbis Hierosol., V, 50). Подобное оседлое население выплачивало кочевникам дань (Strab., VII, 4, 6; Tac. Germ., 43). В этом плане интересна информация Аммиана Марцеллина о том, что сарматы-лимиганты были «рабами» «свободных» сарматов (Amm., XVII, 13, 1: Limigantes, Sarmatas servos, … Liberis; ср.: XVII, 12, 18–19; XIX, 11, 1). Речь идет об обычном в племенной иерархии отношении господствующего и вассального племени (ср.: Tac. Germ., 43). В подобной ситуации часто имеется в виду положение оседлой и кочевой части внутри одного племени или о людях, принадлежавших к разным этносам, один из которых считался по происхождению более благородным (ср.: Strab., VII, 4, 6). Вероятно, лимиганты уже стали переходить к оседлости, поскольку Аммиан упоминает о наличии у них хижин (XVII, 13, 12–14). Видимо, группа кочевых сарматов называлась «царской» (Βασίλειοι; Basilidae) как раз вследствие ее политического господства над другими племенами[306]. Ведь кочевник обычно считает себя благороднее своего оседлого соплеменника и/или иноплеменника. Причем кочевники могли называться земледельцами в качестве уничижительной клички (Strab., VII, 4, 6)[307]. О племенной спеси аланов упоминает автор сочинения «О разорении града Иерусалима» (Ambros. De excidio urbis Hierosol., V, 50: Nam insolentia quadam propriae fortitudinis et in ceteros dispectu superbo). Подобные взаимоотношения мы можем встретить между другими кочевыми и оседлыми этносами, так, например, даже у чукчей и коряков, у которых часть народа являлась кочевниками-оленеводами, а часть – охотниками на морского зверя. Так, казачий сотник Иван Кобелев отмечал в своей записке (1779 г.): «Оленные чукчи с сидячими поступают так, как в России помещики со своими крестьянами»[308]. Данные взаимоотношения отчасти объясняются происхождением оседлой части населения: чукчи оседали на морском побережье вследствие потери ими по какой-либо причине оленьего стада. И идеал приморского чукчи состоял в приобретении нового стада, что позволило бы ему вновь стать оленеводом[309].
289
Смирнов 1964а: 209; 1971: 190; ср.: Булах 2004: 18–19.
290
Смирнов 1971: 190; Кривошей 2014: 209, 211; ср.: Богаченко 1998: 17.
291
Косвен 1947: 35.
292
Амазонки: Плетнева 1983: 9–10; осетинский эпос: Калоев 1959: 45–50; ср.: Булах 2004: 24; каракалпакский эпос: Толстова 1984: 188–206.
293
Саки: Diod., II, 34, 3; Demetr. Eloc., 214; Tzetz. Chiliad., XII, 893–894; ср.: Ael. Var. hist., XII, 38; массагеты: Tzetz. Chiliad., XII, 900–901; Хорезм: Снесарев 1973: 150.
294
Кривошеев 2007: 65; Медведев 2009: 7.
295
Stephans, Winkler 1995: 274, ll. 27–28; Braund 2005: 40, ll. 27–28; Иванчик 2010: 349–350.
296
Статус женщины: Граков 1947: 104–121; Кузнецов 1992: 16; Яценко 2001а; Сланов 2007: 25. М. И. Ростовцев (1925: 113) вообще отрицал наличие особой роли женщин у сарматов. С. А. Яценко и Е. В. Вдовченков (2015: 177) полагают, что воинственные женщины были у поздних сарматов, просто изменился похоронный обряд и в могилы перестали класть оружие; тем более что в ряде могил оружие у женщин имелось (Яценко 2015: 12–13).
297
Кулаковский 1899: 36; 2000: 103–105. С. М. Перевалов доказывает, что этот царь был королем готов Атаульфом (Перевалов 2000а.: 18–22; 2002б; 2003: 11–15).
298
4 Ср.: Дельбрюк 1994. Т. 1: 159: о трудности управления большими массами кавалерии даже в Новое время.
299
1 Масуди: Скитский 1956: 23; соответственно Крым: Михалон Литвин 1994: 65–66; Крымские татары. 1909: 93.
300
В. Д. Блаватский (1954: 88, примеч. 3) предлагает сократить численность войска Тасия вдвое.
301
Ср.: Boss 1994/95: 20.
302
Хазанов 1971: 86; Boss 1994/95: 20; Блиев, Бзаров 2000: 76; Lebedynsky 2001: 36. Ср.: в поголовное ополчение казахов не входила лишь пешая беднота (Росляков 1962: 224). Не могу согласиться с Е. В. Черненко (1988: 21), посчитавшим скифских пехотинцев ездящей пехотой по аналогии с воинами раннесредневековой Европы. Данный феномен присущ оседлому населению, а не номадам.
303
Балабанова 2001а: 4.
304
6 Десятчиков 1973: 138.
305
1 Десятчиков 1974: 13; 1988: 24; Хазанов 1975: 162. Некоторые исследователи считают эти 10 000 настоящими рабами (Виноградов 1965: 121).
306
2 Strab., VII, 3, 17; Mela, II, 10; Plin. N.h., IV, 88; Медведев 2009: 13; басилы в армянской традиции: Мовс. Хорен., II, 65; 85; также ср.: Hdt., IV, 20: царские скифы.
307
3 См.: Федоров 1988: 58.
308
4 Собрание сочинений. 1790: 364; ср.: Крашенинников 1949: 450 (кочевые коряки считали оседлых своими «холопами»); Врангель 1948: 312; Нефёдкин 2017: 298.
309
Толмачев 1911: 96.