Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 11 из 12

– Пираний… – прошептал алкоголик, и опешившему врачу на миг показалось, что в растворе действительно плавают крупные блестящие пираньи.

Только на один миг, но этого было достаточно. Кирпачек фон Гнорь укрепился во мнении, что видение по ту сторону шкафа, имевшее место быть три дня назад, было вызвано переутомлением.

– Всё думал, почему наркоманами и алкоголиками становятся именно оборотни, – Кирп вздрогнул от неожиданности, услышав голос Гундарго. Он обернулся и вопросительно посмотрел на входящего в палату коллегу. – Тут всё дело в скорости реакций. Им порой трудно бывает удержать форму.

– Странно, я думал, что смена формы – их суть, – растерянно произнёс молодой врач.

– Суть-то она суть, только вот последнее время заметил одну закономерность. Смотри, – и хирург подошёл к одному из страдающих наркотической зависимостью пациентов.

Он, встав рядом, пристально посмотрел в безумные глаза наркомана. Кирпачек почувствовал, как от Гундарго пошла волна любви, однако поразиться такой мощи излучений вампир не успел. Оборотень стал меняться. Его тело на глазах распадалось и собиралось, переходные формы меняли друг друга, и уже перед врачами, растянутый на кровати, лежал не зверь, готовый перегрызть глотку за глоток воды, пропущенной через крест, а юный, чистый эльф.

Тут же Гундарго сменил частоту, и волна благородной тёмной ненависти выплеснулась из его глаз. Реакция не замедлила себя ждать. Вытянутое эльфийское лицо перекосила вурдалачья гримаса, изо рта вылезли клыки. Гундарго снова сменил чувственную волну, теперь это была тяжёлая энергия зависти. Больной завыл, тело его рассыпалось песком, который стремительно собрался в образину тролля, однако фигура наркомана приобрела очертания демонические, уже угадывались крылья. Но то, что произошло дальше, настолько выбило молодого вампира из колеи, что потом он без содрогания не мог заходить в эту палату. Приготовившись к тому, что сейчас перед ним появится песчаный тролль, а потом демон, он с ужасом смотрел на следующую метаморфозу. Теперь на кровати лежал ЧЕЛОВЕК. Он извивался, пытаясь освободить привязанные конечности, и выл – дико, потусторонне.

– Всё, больше он не выдержит, – и Гундарго, прямо на глазах изумлённого Кирпачека, поднёс к губам больного склянку с водой, пропущенной через крест. Тот, сделав несколько торопливых глотков, принял свой нормальный вид оборотня – полувампира, полузверя. – Дело, как я думаю, именно в том, что невозможно ненавидеть то, что любишь. Завидуют почему-то всегда тем, кто дорог, кем восхищаются. И тогда тот, кто завидует, выворачивается наизнанку, совсем не осознавая этого. У оборотней меняется внешняя форма, когда они находятся рядом с теми, кто изменяет внутренние волны – вот так резко, без переходов.

Хирург вздохнул, нагнулся над больным, поправил подушку, устраивая жертву своих опытов поудобнее. Потом выпрямился и серьёзно посмотрел на коллегу.

– Скорость их телесных реакций превышает внутренние пороги восприятия. Смена обличий идёт так быстро, что выгорает мозг. Как я уже сказал, они принимают внешнюю форму любого, кто рядом с ними меняет внутреннее излучение. Знаешь, Кирп, я много думал о них, но так и не нашёл решения проблемы. Единственное, что пришло в голову – это непроницаемые стены вокруг.

– Но такие стены только в отстойниках, – прошептал Кирпачек, с ужасом вспоминая свой единственный визит в место, где содержались опасные для общества члены. Те, кто встал на путь безумия.

– Да, только туда не проникают волны чувств, но те, кто там находятся, никогда не станут полноправными гражданами. Они распадаются так быстро, что порой невозможно определить, какой была задумана их форма в первоначальном варианте. У этих, – он кивнул на привязанных к кроватям больных, – есть шанс.

– Святая вода?

– Да. Святая вода, чеснок, токсичные розы – всё это снижает скорость внешних реакций, позволяя несчастным какое-то время не просто жить, но и сохранять стабильность. Мне кажется, что алкоголь и наркотики блокируют каналы восприятия чужих состояний, позволяя несчастным хоть какое-то время сохранять свой естественный внешний вид. Идите, друг мой, – Гундарго вздохнув, отвернулся к окну. – Я ещё понаблюдаю.





Кирп вышел из палаты, присел на ободранную коридорную кушетку, каким-то чудом ещё не занятую – скорее, освободившуюся по причине высокой смертности. То, что ЧЕЛОВЕКАМИ не рождаются, ЧЕЛОВЕКАМИ становятся – было для него страшным откровением. Он уже не относил этих монстров в разделы мифов и сказок. Вампир понял, что каждый их тех, кого он видел ежедневно, с кем сталкивался на улицах, в транспорте, может встать на путь ЧЕЛОВЕЧНОСТИ.

Тело гудело, хотелось забыть и этот разговор, и самого Гундарго, и ещё – никогда не вспоминать о ЧЕЛОВЕКЕ.

Мысли впервые за день сменили направление. Кирпачек вдруг вспомнил о том, как он оказался в этой, существующей вопреки всем санитарным нормам, больнице.

После того памятного дня в родительском поместье, когда ему впервые привиделся ЧЕЛОВЕК, в жизни молодого вампира произошли такие изменения, что порой он задумывался, а было ли всё это на самом деле: Чертокуличинск, визжащие порося в поместье отца, и всё остальное? Настолько его теперешняя жизнь отличалась от всего, к чему он привык, что знал о мире вообще и о людях всех национальностей в частности. Теперь и гномы, и бесы, и черти, и каменные великаны, и даже деревенские ведьмы уже казались ему похожими – одной слившейся людской массой. Так город перемалывал видовые особенности, усредняя, подгоняя под неизвестную никому норму, добиваясь одинаковости всех и вся.

Последний день в родном провинциальном захолустье был таким, какими были бы все предыдущие и, наверняка, все последующие дни тоже, если бы Кирп остался в Чертокуличинске, как того хотел отец.

Глинни понесла на кухню бешенку, собранную в лесу, пообещав вкуснейшее жаркое из припасённого кусочка поросячьей грудинки. Кирпачек улыбнулся ей вслед, и направился в город. Решил встретиться с фельдшером Тобом, старым, лысым гномом, лечившим всех жителей и города, и окрестных деревень уже много веков.

Медпункт находился недалеко от здания муниципалитета. Кирпачек с удовольствием прошёлся пешком, пристально разглядывая знакомые с детства дома родного Чертокуличинска. Он жадно вглядывался в витрины магазинов, рассматривал клумбы, и удивлялся своей внимательности. Но, только подойдя к медпункту – маленькому, в две комнаты с приёмной, домику, Кирп понял, что так жаждал обнаружить в городе. Он просто хотел найти хоть что-то, что изменилось здесь за время его отсутствия, но всё оставалось прежним, даже клумбы возле одинаковых, безликих домов были такими же, какими он их помнил.

Зайдя в кабинет, Кирпачек увидел фельдшера Тоба, тот сидел в кресле, за большим столом, и что-то писал. Он поднял голову и его морщинистое лицо осветила добрая улыбка.

– А, Кирпачек, заходите, мил вампир! – приветствовал его фельдшер Тоб, протягивая обе руки к высокому юноше. Он обнял бы его за плечи, но по причине малого роста дотянулся только до локтей Кирпа. – Дайте-ка я на вас посмотрю!

И фельдшер развернул практиканта, недавно получившего синий университетский дипломом, лицом к свету. Видимо, осмотр удовлетворил старика – гном одобрительно хмыкнул. Шаркая огромными ногами по полу, выложенному самой дешевой рубиновой плиткой, Тоб прошёл к столу, грузно плюхнулся в кресло, и кивнул Кирпачеку:

– Ну-с, начнём приём. Запускайте по одному.

И Кирпачек запустил… Запустил нечто такое, что даже рассмотреть не смог – так оно стремительно оно влетело в дверь и пронеслось по кабинету, опрокидывая стулья, роняя вазы и стаканы с градусниками, сметая со столов и полок аккуратные стопочки карточек. Если бы буря в стакане чая «Принцесса Нюра» была возможно в самом принципе, подумал оторопевший Кирпачек, то она наверняка выглядела бы так. Маленький кабинет фельдшера показался ему сейчас именно таким стаканом, в который по какому-то невероятному недоразумению залетел смерч или торнадо. Но старый гном был невозмутим, он прекратил это, занесённое в список пациентов, безобразие, одним хлопком большой волосатой лапы. Просто поднял руку и прихлопнул к столу маленького троллёныша – тот как раз нёсся к противоположной стене через стол. Троллёныш заверещал высоким, режущим уши, голоском.