Бухта половины Луны

Он убрал руку и, сжав челюсти, посмотрел на здание.

– А это видел? – кивнул он на спутниковые тарелки на крыше. – Я давно за ними наблюдаю… Суки! – продолжил он, обессилено сев в мокрую траву. – Каждый божий день ровно в два часа они выходят из этого здания и заходят туда. Сечёшь? – он посмотрел на меня. – А через час возвращаются обратно. Каждый божий день! – он рубанул рукой. – Ровно в два. Как роботы!

Он достал сигарету и помолчал.

– Ты форму видел? Военная! Только погоны сняли. Маскируются! – он достал зажигалку и помял сигарету. – Затевают что-то уже давно… – он пощёлкал зажигалкой, попытавшись прикурить. – Тарелки эти блядские понаставили.

Так и не прикурив, он перевёл взгляд на доки:

– Космос слушают, – он снова перешёл на сдавленный шёпот. – Дружков своих ждут. По телеку вчера сказали – летят уже, баста! А я ведь давно уже за ними наблюдаю.

В его глазах блеснули грозные огоньки. Оглядев деревья, он пристально посмотрел на меня:

– А? Что скажешь?

– Охранники, наверно? – неуверенно предположил я, прикидывая, есть ли у него пушка. – Обедать ходят? – проанализировал я. – Тарелки – телевизионные, наверное? – я посмотрел снова на здание.

Он поёжился, словно от холода:

– Охранники? – прошептал он напряжённо. – Да эти суки там точно что-то крутят. Климат меняют! Я всё время мёрзну… Или, думаешь, это русские тут напустили морозу?!

– Это вряд ли, – успокоил я.

– Охранники… – пробормотал он, и вдруг схватил меня за грудки. – Так ты с ними заодно, что ли? – просипел он, выкатывая глаза. – Охранники?

Подбираясь к горлу, он сдавил ворот ветровки вокруг моей шеи, и опустил руку, нащупывая чехол на поясе. Я дёрнулся назад. Мы покатились по траве с пригорка вместе.

Толкнув его, я вскочил на ноги и бросился бежать через кусты к дороге.

«К чёрту, в конце концов, эти снимки», – подумал я. – «В следующий раз как-нибудь!» – решительно бросился я к велосипеду.

Вскочив на педаль и не оглядываясь, я припустил в сторону моста.

Достигнув Бэдфорд-авеню, снова выбрался к реке.

Сквозь нагромождения ажурных трапециевидных пролётов тянулся в сторону Манхэттена – Вильямсбургский мост.

Свернув в переулок, я зарулил в ближайший «Тако Беллз», и, заказав двойной сэндвич из тортильи, присел у окна, проверяя почту.

В свернутой трубочке оказалось прожаренное мясо и кусочки острых колбасок. Листья кактуса покрывали фасоль и рубленные кислые огурцы. Приправлено всё было сыром и пюре из авокадо с помидорами. Плеснув сверху красноватого жидкого соуса из бутылочки, я всё это надкусил и, сделав пару жевательных движений, задыхаясь, разорвал челюстями рот.

Тысячи иголок впились в нёбо! Дыхание перехватило. Проступили слёзы. Отрывисто дыша, я рыдал над столом, оплакивая бедную печень. За стеклом над горбатым Манхэттеном в лучах полуденного солнца безмятежно серебрился Эмпайр-стейт-билдинг.

Глава 7. Нью-Йорк. Бруклин

К полудню погода разгулялась, ветер сдул облака. Небо над пёстрым Бруклином окончательно прояснилось, оставив кудрявые клочки лишь на горизонте. Проехав пару кварталов, я остановился у заправки, совмещённой с магазином, и зашёл внутрь купить воды. Язык и дёсны до сих пор жгло калёным железом. Дверь на входе пикнула, выдав предупреждающий сигнал.

За прилавком скучал индус в потёртой чалме. Пред ним на прилавке средь лотков с пустяковой снедью стояли шахматы. Похоже, он играл сам с собой, готовясь сделать первый ход. Я прошёлся вдоль рядов.

Дверь снова пикнула, в магазин проник взъерошенный чёрный паренёк. Он быстро приблизился к кассе, держа руку в кармане. Пола плаща оттопырилась. Сквозь натянутую ткань проступила кисть, явно что-то сжимающая. Индус поднял на него глаза. Я присел, осторожно выглядывая из-за полок.

Вошедший резко выхватил руку из кармана и направил её прямо в красную точку на лбу индуса:

– Двадцатку, – завопил он, – разменяешь?!

Он призывно ткнул мятой двадцаткой в сторону лба за прилавком. – Позвонить надо! – чуть сбавил он тон. – Понятно? – завершил он уже не так уверенно.

Индус снова опустил глаза на доску и дотронулся до королевской пешки:

– Маркус, дружок. Что-то тебя давно не было видно. Что стряслось?

Он сделал первый ход.

– Позвонить надо срочно, – глухо пробормотал Маркус.

Индус огладил бороду и, перевернув доску, стал готовить себя к размышлениям над ответом чёрных.

– Что, снова секретная информация для правительства? Ты снова видел пришельцев? Они за тобой опять следят, верно?

– Никто не следит, – ответил Маркус, опасливо оглянувшись. – Просто позвонить надо.

Индус ответил дебютно с правого фланга чёрной пешкой и снова развернул доску.

– У меня больше нет телефонного автомата, Маркус. Я его выкинул, чтобы ты перестал сюда ходить. Может одолжить тебе мобильный?

Маркус растерялся.

– Разговор по мобильному могут прослушать.

– Вот именно, Маркус. Подумай об этом. Тебе лучше написать письмо. Могу продать тебе конверт и бумагу.

– Я увижусь с тобой позже, – пробормотал Маркус и, спрятав купюру, быстро вышел.

– Через час вернётся за бумагой, – погладил снова бороду индус, бросив на меня краткий взгляд.

Он двинул белого коня на позицию и перевернул доску.

Я пошёл по рядам, разыскивая воду.

В конце зала у небольшой стойки скучал за экраном монитора кучерявый паренёк в очках на веснушчатом носу. На высоком стуле рядом с ним, сгорбив под тяжестью веса спину, уныло уставился в окно полноватый увалень консультант. На полках стояли диски с фильмами.

– Янкиз снова слили, – прокомментировал веснушчатый новость из ленты и промотал дальше.

– Конечно. Я же поставил на них полтинник! – отозвался увалень.

– Как всё достало, сил нет… – продолжил он вяло. – Сегодня проснулся и не мог вспомнить, где работаю. Мама приготовила суп. Лежал на кровати и вспоминал: мне сегодня на 59-й автобус или на 18-й, как в прошлом году, – бормотал он. – Я работал тогда в салоне связи в Квинсе. Паршивый райончик. Но, зато ехать было близко, – он сунул руку в карман, достал яблоко и надкусил. – Мама хочет, чтобы я пошёл всё-таки в колледж. Доктор говорит – я не должен всё время ей подчиняться. Я же не какой-нибудь там маменькин сынок, знаешь.

Веснушчатый кивнул с пониманием:

– Я своей тоже самое всегда говорю.

Я нашёл воду и стал выбирать негазированную. В зал вошла весьма миловидная блондинка в обтягивающих округлую попку шортах. Парни у прилавка замерли.

Она прошлась вдоль полок:

– Что у вас тут, мальчики, новенького? – сладким голоском пропела она, проводя пальчиком по корешкам коробок.

Веснушчатый отвесил челюсть, вышел из-за стойки, пытаясь что-то сказать, но не сказал. Увалень, мотнув ногой, попытался встать; оступившись, грохнулся на пол, быстро поднялся.

Блондиночка перебирала фильмы:

– Старьё, старьё, старьё. А это что такое? Мило!

Она взяла с полки коробку, закрытую обёрточной бумагой, и кинула на кассу двадцатку:

– Сдачу оставьте!

И, покачивая бёдрами, удалилась.

– Ты видел, что она взяла? Ты видел с какой полки? Это же – порно! – почти одновременно вскрикнули они оба и кинулись, сбивая рекламные картонки, к монитору за стойкой.

– Номер семь… Номер семь… Найдем по базе! Найдём по базе! – они прильнули к экрану.

– Ставлю полтинник, это – «Анал-канал»! – орал увалень.

– Как пить дать! Господи, что за день! – вторил очкарик.

Я взял бутылку воды и отправился к кассе.

Индус атаковал пешку воображаемого противника и развернул доску. К нему из-под книжных полок вынырнул вперёд меня малец с комиксами.

– Привет, Джимми! – сказал парнишка и, кинув комиксы на прилавок, сверху пришпилил ладонью пятёрку, слегка привстав на цыпочки.

Индус взял слона конём и стукнул длинным сучковатым пальцем по кассе. Она звонко выехала.

– Почему ты больше не берёшь тот комикс про Человека-монстра? – спросил он, глянув на обложку.