Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 10 из 11

– Не хочу, – уклончиво открестился парень и стал изучать жвачки. – Я эту, пожалуй, возьму, – он выбрал одну.

– Боишься, верно? – индус стал набирать сдачу.

Парень застыл.

– Не боюсь, – он пожал плечами. – Не твоё дело.

Индус набрал сдачу и позвенел пригоршней.

– А знаешь, что там дальше случится? – понизив вдруг мрачно тон и склонившись над прилавком, уперся он мальчонке прямо в глаза.

Тот их испуганно закрыл, затаив дыхание.

– Человек-монстр там дальше… – индус перешёл на зловещий шёпот.

– Ладно, ладно! – парень вдруг взворвался. – Я возьму чёртов комикс! Я не боюсь, ясно! – прокричал он.

Мальчишка отошёл с пакетом. Я сделал шаг к кассе.

Индус пробил покупку и, положив руку на бороду, приготовился размышлять над тяжёлой позицией на левом фланге. Я тоже пригляделся в поисках выхода для белых. Чёрные явно доминировали на доске.

Глава 8. Нью-Йорк. Квинс

«Хор по воскресеньям. Алкоголики по средам», – гласил рекламный щит у небольшой белой церквушки на углу.

Я притормозил у тротуара и, приковав байк, зашёл внутрь.

Внутри поверх свечного смога повис ровный гул.

– Пусть радость наполнит наши сердца. Ибо Бог есть – радость! Аллилуйя! – раздался высокий возглас со сцены.

– Аллилуйя! – протяжным унисоном отозвался зал.

Над толпой тут и там взметнулись, покачиваясь, руки. Вступила музыка.

Чёрный пастор прочистил связки и продолжил:

– Мы собрали три тысячи на прошлой неделе. И теперь мисс Снайдерс сможет укрыть дом от дождя. Ибо Бог есть – милосердие! Ибо Он есть – щедрость! Аллилуйя!

Качнула бас-гитара. Бухнула бочка. Стрельнул трелью малый барабан. Вступила ритм-секция… И тут пошёл-пошёл качать зажигательный грув! Нога моя непроизвольно притопнула. Подхватили духовые. Вторая нога скакнула, я огляделся вокруг.

– И даже если из глубин вселенной к нам прилетят Чёрные братья – мы окажем им помощь! – вскинул пастор вверх обе руки. – Ибо Он есть – Любовь!

Всё пришло в движение, затанцевало.

– Аллилуйя! – взорвалось всё вокруг.

Весь зал зашёлся в танце. Рядом со мной, загребая локтями и ритмично покачиваясь, двигала бёдрами полноватая чёрная дама. Вокруг скакали её дети. Вздымали руки в такте и все родственники. Я обратил внимание, что уже давно вместе со всеми пустился в пляс. Все вокруг дружно отбивали ладони и яростно топтали пол. Пастор на сцене задавал фигуры. Под прокопчённым потолком витала душа чёрного человека! Густой спиричуэлс без остатка захватил пространство, не давая устоять на месте. Все вскочили, обнимаясь. Святая дискотека вступила в полную мощь.

Пастор спрыгнул в зал и пошёл по рядам.

– Ты больше не будешь бояться! – закричал он и возложил длань на блестящий лоб худого паренька.

Его успели подхватить сзади, уложив ничком.





– Ты больше не будешь огорчать свою маму! – шлёпнул пастор длинными пальцами здоровенного детину по курчавым вихрам.

Его уложили на пол рядом. Потрясённая мать вскинула платок к глазам.

– Ты больше не будешь пить! – стукнул пастор меня по лбу, проходя мимо.

Меня подкосило от ужаса. Успели подхватить, уложили рядом.

«Как я теперь буду снимать эту епитимью, если нужно будет выпить!» – встревожено волновался я, испуская блаженный дух на паркете.

– Аллилуйя! – утирала рядом глаза сердобольная старушка.

Руки в зале взметнулись на финальной коде, всё потонуло в криках радости. Плотность счастья на квадратный метр достигла пика! Вибрирующий саксофон выскочил из шквала звуков и жизнеутверждающе протяжной нотой завершил зажигательную службу.

Все потянулись к выходу, минуя ведёрки для пожертвований, стараясь не наступить на бедняка на парапете.

Ошеломлённый я присел на ступеньки рядом, когда всё вокруг немного рассосалось.

– Господи, благослови Америку! – удовлетворённо пробормотал бродяга, тряхнув мелочью и мятыми купюрами в жестяной миске.

Вытянув из лохмотной запазухи замусоленную распустившуюся розой сигару, он не спеша раскурил её и, откинувшись на ступенях, выпустил дым. Я тоже откинулся на расслабоне и оглядел окрестности.

Над рекой раздался гудок.

Баржа черепашьим ходом тащила лес вверх по течению. Мальчишки на велосипедах носились вдоль пришибленных домишек. Низко пролетели чайки.

Вдоль Бронкс-Ривер тянулся по берегу жёлто-белый нескончаемый химический товарняк. На проводах расселись, словно по нотам, воробьи. Из дверей соседнего жилища доносился аромат воскресного варева. На траве у дома старичок чинил газонокосилку. Возле нас лениво припал на бочок облезлый пёс.

– Благодать! – выдув кольцо дыма, изрёк оборванец на ступеньках.

– Каждому своё, – старичок глянув на нас, оторвался на секунду от газонокосилки.

– Лично я на небеса не тороплюсь, – продолжил оборванец философски. – Чёртов пастор всё время рассказывает, какие ужасы ждут в аду. А про удовольствия рая он что-то помалкивает, а? – поделился он, ожидая ответа.

Старичок промолчал. Я сидел, просто отдыхая после бурного дансинга.

– Какие там развлечения-то предстоят? Нельзя ли поподробней? – оскалился оборванец. – Женщины? Вино? – он сощурился, сделав затяжку. – Может покер с друзьями на зелёной террасе в окружении эльфов? Проклятье, все наслаждения, о которых мне известно – связаны с грехом! Чем мы там будем вообще заниматься? Опять небось вкалывать, знаю я эти штучки. Уж лучше я свалю к чертям отсюда с грёбаными пришельцами!

Он сунул купюры в карман и ссыпал в ладонь мелочь из миски.

Чайка села на край вывески. Пёс понюхал воздух и, грузно поднявшись, куда-то направился. Я вернулся к велосипеду и покатил вдоль заляпанного краской забора дальше – в Квинс.

Квинс простирается от топких плавунов Ист-Ривер на севере, до песчаных берегов Атлантики на юге. Сверху нависает бывший мэр – аэропорт Ла-Гардия. Снизу бывший президент – аэропорт Джей-Эф-Кэй. Вдоль берега на сервере припрятались в бухтах многочисленные яхт-клубы и пристани. На юге – дюны и топи. Поросшие осокой уходят под воду протяжённые пляжи Рокуэя.

Квинс по численности населения уступает лишь Лос-Анджелесу, Чикаго и… Бруклину. Жителей в протяжённых разлинованных кварталах-блоках набито, как в сельдей в бочке. Кладбища и промзоны. За горизонт уходят крыши Флашинга, Бэй-Сайда и Джамейки.

По берегам Ист-Ривер сплошь и рядом торчат мрачноватые многоэтажные коробки из тёмно-красного кирпича – социальные постройки двадцатых годов. Таких доходных домов начала прошлого века полно и на Манхэттене, и на Брайтоне. Эти высотные монстры наводили неизменный ужас на советских эмигрантов: «Ехали-ехали… И на тебе – приехали! Да тут пострашней, чем в Северном Бутово!». Неприкаянный Эдичка проживал в одном из таких домов в центре Манхэттена: «Несчастье и неудача незримо витают над нашим отелем. За то время, что я живу, две пожилые женщины выбросились из окна».

Квинс пронизан нитями железнодорожных путей. Здесь раскинулось огромных размеров депо «Амтрака» – Саннисайд-Ярд. Пока пересекаешь нагромождение конструкций и столбов, торчащих средь путаницы ветвящегося полотна – в голове сами собой начинают проигрываться тяжёлые индустриальные треки… Ветка, ведущая в Монтэк. На электричке до конечной – часа четыре ходу. А там – Красный маяк средь дюн в тупичке Лонг-Айленда. Одноэтажные бунгало.

Эти бунгало когда-то решили проблему дешёвого жилья. Там в Монтэке их впервые и возвели в рекламных целях. Никсон привозил эти дома в Москву на выставку. «Весна в Сокольниках!». На выставке собрали в натуральную величину одноэтажный коттедж и объявили, что этот дом может позволить себе в Америке каждый рабочий! Хрущёв такого стерпеть не мог. Дебаты вспыхнули прямо на кухне выставочного домика. Никсон демонстрировал диковинные штучки: стиральную и посудомоечную машины. Газонокосилку. Туфли на шпильках. «Пепси-колу». Он показывал фотографии забитых полок супермаркетов и Кадиллаки с открытым верхом. Уязвлённый Хрущёв с ядовитым сарказмом отвечал: «А нету ли у вас агрегата, который ещё и еду в рот кладёт и проталкивает?». Никсон вытянул из Хрущёва обещание продемонстрировать запись «Кухонных дебатов» на советском телевидении. Хрущёв обещание выполнил, но плёнку поставили ночью. За океаном же после трансляции кухонных прений эти картонные домишки стали расходиться, как горячие пирожки. Страну наводнили дома серии «Лейжурама». Одноэтажный мир. Простые конструкции. «А ты бежишь за своей мечтой?» – вопрошали плакаты повюду.