Страница 72 из 75
«России в переживаемую эпоху нужны не мстители за прошлое, а организаторы будущего», – эта мысль звучала рефреном в думских речах Кузьмина-Караваева. Профессионализм и многолетний опыт публичных выступлений обеспечили ему популярность как оратору и на очередном этапе думской деятельности. Его авторитет признавали политические оппоненты. Так, один из членов фракции социал-демократов в частном письме делился откровенным признанием: «Истинное удовольствие испытал, слушая речи Маклакова, Тесленко и Кузьмина-Караваева. Они лучше нас, и мы годимся им в ученики… Нельзя скрывать, что крайняя левая Думы представляет из себя „изнанку“: ни одного человека науки, ни одного талантливого оратора».
Хотя II Дума как зеркало отражала основные черты настроения российского общества в тот период («хаос в мыслях, рознь, всеобщее недоверие, классовое и партийное обособление, стремление к неосуществимому и к конкретно неопределенным идеалам»), Кузьмин-Караваев отмечал (прежде всего в деятельности думских комиссий) признаки, внушавшие надежду на то, что Дума, по его выражению, «образуется». «Не допустить кошмар „междудумья“», – такую задачу он поставил перед депутатами в своей речи с трибуны Таврического дворца еще 27 марта 1907 года, подчеркивая, что идея представительства еще жива в народе. «Только бы, – писал он спустя два месяца, накануне 3 июня 1907 года, – угроза роспуска исчезла – вот что всего более препятствует тому, чтобы Дума окончательно обратилась в парламент западного образца».
Вплоть до этой роковой даты мысль Кузьмина-Караваева и его сподвижников работала над поиском вариантов ликвидации противостояния между Думой и правительством. Понимая несбыточность надежд на успешное формирование Думского министерства, они развивали идею создания конституционного правительства, куда вошли бы лица, не участвовавшие в деятельности хотя бы последних трех составов кабинета министров. Впрочем, и возможность реализации этого замысла представлялась им проблематичной.
Острота разногласий между Думой и правительством, прежде всего в подходах к решению аграрно-крестьянского вопроса, явилась основной причиной роспуска и II Думы. «Год назад был „разгон“. Теперь – будничный, ординарный роспуск, к которому систематически и задолго готовились», – комментировал Кузьмин-Караваев царский Манифест 3 июня 1907 года. Драматизм этого события заключался, по его мнению, в нанесении жестокого удара по конституционной идее: вера в нее поколебалась ввиду отсутствия реальных, ощутимых для общества результатов недолгой деятельности Думы. «Подавленность и бессилие», – так характеризовал Кузьмин-Караваев настроение бывших депутатов – своих единомышленников – в июньские дни 1907 года. Попавшие под административные преследования, многие из них оказались в тяжелом материальном положении, сталкивались с препятствиями при попытках найти работу. Кузьмин-Караваев стал одним из инициаторов (наряду с В.А. Кугушевым и В.А. Харламовым) создания «Бюро по приисканию занятий и мест бывшим депутатам I и II Государственной думы». В своей благотворительной деятельности, продолжавшейся в 1907–1909 годах, Бюро рассчитывало не только на взаимопомощь депутатов, но и на поддержку «широких слоев русского общества». Упомянутый нами Оболенский отмечал большой личный вклад Кузьмина-Караваева в это начинание: «В этом деле он проявлял большую сердечность, и многие из перводумцев, находившихся в тюрьмах или просто лишившихся должностей и заработков, главным образом ему обязаны получавшейся ими материальной и моральной поддержкой».
Осенью 1907 года, на выборах в III Государственную думу, Кузьмин-Караваев потерпел поражение. Спустя ровно два года, на дополнительных выборах в 1909-м, он вновь выставил свою кандидатуру, а в ходе предвыборной кампании, как и прежде, выступал против партийного «ослепления», призывал к созданию единой оппозиционной партии (типа либеральной партии в Великобритании), но успеха и на этот раз не добился. Его «невписываемость» в рамки традиционных «направлений» вызывала негативные эмоции в разных политических лагерях. Для представителей правоконсервативных кругов он был одним из «разрушителей устоев». Среди части либеральных деятелей, осуждавших его за «чрезмерный» демократизм, он был известен как «красный генерал». Из-за своей партийной «недисциплинированности» Кузьмин-Караваев осенью 1909 года получил прозвище «ненужного депутата», которое использовали в своей агитации как П.Н. Милюков, так и В.И. Ленин (в представлении которого Кузьмин-Караваев – «правый кадет», вышедший «из вчерашних бюрократов», «умеренный буржуазный консерватор»).
Кузьмин-Караваев стал одним из инициаторов образования Партии прогрессистов, учредительный съезд которой состоялся в ноябре 1912 года в Петербурге. Там же он был избран в состав ЦК новой партии (как член ее столичного комитета), выступил с докладом, в котором в очередной раз заявил о необходимости (в целях «хоть некоторого торжества права над бесправием») отмены действия в России «Положения об усиленной и чрезвычайной охране». «Но в принципе отвергать неизбежность исключительных законов невозможно, – подчеркивал оратор. – Во-первых – война. На театре военных действий сохранять в силе всю сложную систему правовых гарантий нельзя фактически… Во-вторых – внутренние волнения. Опыт всех стран свидетельствует, что и во внутригосударственной жизни могут быть обстоятельства, когда без временной приостановки правовых гарантий невозможно восстановление активно нарушенного порядка». Предложенный Кузьминым-Караваевым вариант решения проблемы сводился к следующему: «…приостановка правовых гарантий должна быть каждый раз актом законодательной власти. Законодательная власть должна каждый раз определять наличность неустранимой потребности приостановки, срок и район действия исключительных законов». В результате съезд признал требование отмены исключительных положений своего рода «мандатом», адресованным депутатам IV Думы, поскольку «какие бы ни были изданы хорошие законы, они все равно останутся без осуществления, пока не уничтожены всякие „охраны“».
Тогда же, в 1912 году, вышла книга Кузьмина-Караваева «Сокольство и идея славянского единения» (СПб., 1912), в которой он высказался по проблеме национализма. Стимулом к этому послужили как первый Всеславянский слет соколов в Чехословакии, так и активная политика по «заимствованию» опыта данного зарубежного движения. «Как ни модны сейчас в России сокольские гимнастики и упражнения, но ни идеи, ни сути чешского сокольства мы, русские, не знаем», – констатировал автор. «Сокольство мы трактуем исключительно с его внешней стороны, – акцентировал он, – а оно рождено борьбой за возрождение. В этом его внутренняя суть. Борьба имела совершенно определенный, реальный объект – австрийскую правительственную власть и германизм – и являлась делом, равно близким всем классам народа… В этом был залог успеха чешского сокольства. Борьба в политическом отношении не закончена. В этом лежит причина его жизненности и для сегодняшнего дня».
Автор развивал мысль о том, что национализм как «политическое течение народной мысли по самой природе своей всегда есть и будет течением боевым… Народы замыкаются и смыкаются, поднимая знамя „Все за одного – один за всех“ только во имя борьбы. А борьба предполагает объект врага. Где же враг, который угрожает русской национальности? Его в данную историческую минуту нет. Нет, следовательно, того, без чего народная мысль не может быть захвачена национальной идеей», – констатировал Кузьмин-Караваев очевидный, по его мнению, факт. В то же время, отмечал он, «боевой момент» настолько глубоко заложен в национализме, что «если у народности нет врага реального, то националисты непременно создают мифического». В результате возникает явление совершенно иного порядка: не борьба слабого с сильным, угнетенного с угнетателем, а преследование и притеснение сильным слабого. При этом формула «Свобода, равенство, братство» остается «за скобками» этой борьбы. «Победный клич силы» националистов, преследующих инородцев под флагом славянской идеи, не может найти отклика в душе русского народа, был убежден Кузьмин-Караваев.