Страница 69 из 75
«Оттеняя» ситуацию с Финляндией, Кузьмин-Караваев обращал внимание на то, что она, сравнительно поздно (в 1809 году) войдя в состав Империи, продолжала и в начале XX века сохранять особую государственную организацию («не говоря уже о той национальной культуре, которой добилась у себя эта маленькая страна»). «Насильственно присоединять поэтому княжество к России, в надежде, что и Россия быстро пойдет по новому пути к достижению культуры, было бы поэтому и несправедливо, и нецелесообразно», – резюмировал Кузьмин-Караваев мнение «демреформаторов».
В марте 1906 года он был избран депутатом I Государственной думы от Тверской губернии. Благодаря репутации крупного общественного деятеля и ораторскому дарованию его выступления на заседаниях нижней палаты (96 раз) становились заметным явлением. Подчеркивая значительность фигуры Кузьмина-Караваева-парламентария, видный кадетский деятель В.А. Оболенский вспоминал: «Чрезвычайно живописен был на трибуне этот красивый, сравнительно молодой генерал с густыми серебряными эполетами, когда он выступал с речами, осуждавшими политику правительства. Либеральные генералы бывали еще в царствование Александра II, но затем постепенно вымерли, и Кузьмин-Караваев был своего рода уникум». Личный авторитет, глубокий профессионализм и жизненный опыт обеспечивали также влияние на депутатский корпус и его «однопартийцев» – прежде всего М.М. Ковалевского, знатока истории и практики западного парламентаризма, а также кн. С.Д. Урусова, в недавнем прошлом – губернатора и товарища министра внутренних дел.
«Русская Дума не имела тогда абсолютно никакого опыта, – вспоминал Кузьмин-Караваев. – Ей был дан закон, по нормам которого она должна была действовать. Но в чем была сильная и в чем была слабая сторона этих норм – она не знала. Она была охвачена болезненно-нетерпеливой жаждой законодательного творчества. Но как творить право и в чем состоит законодательная техника – подавляющее большинство членов Думы совершенно себе не представляло». В этой ситуации Кузьмин-Караваев и Ковалевский выступали с кафедры юного русского парламента зачастую в роли депутатов-учителей, расставляя необходимые, на их взгляд, акценты в стратегии и тактике Думы. Сторонники исключительно «мирного обновления», они солидаризировались в этом с гр. П.А. Гейденом, вокруг которого вскоре сложилась одноименная партия. Вместе они критиковали кадетов за непоследовательность в вопросах тактики, склонность к партийной диктатуре, неуважение к чужому мнению (в связи с чем предлагали обеспечить в законодательном порядке права политических меньшинств). При этом Кузьмин-Караваев подчеркивал: «Мы отмечали неправильность приемов Конституционно-демократической партии в Думе отнюдь не в целях дискредитации принципов, на которых объединились вошедшие в ее состав лица. Эти принципы… дороги нам не меньше. Но именно потому мы и желали бы, чтобы средства их проведения были безупречны, ибо в безупречности средств парламентской борьбы – один из вернейших законов ее успеха».
В I Думе Кузьмин-Караваев был основным докладчиком по законопроекту об отмене смертной казни (первый опыт законодательной деятельности нижней палаты). Призывая власть руководствоваться «только доводами спокойного, холодного рассудка», он не раз высказывал с трибуны Таврического дворца свое однозначное мнение: смертная казнь должна быть немедленно отменена. «Нельзя, убивая человека по суду, ставить вопрос: за что? – убеждал депутат-юрист, отвергая упреки в „сентимента-лизме“, – а надо ставить вопрос: зачем? И когда вы поставите так вопрос, то вам станет ясна вся ненужность кары смертью… В смертной казни всего отвратительнее кровожадная мстительность. В ней всего ужаснее бесповоротность». «Разве современное государство так слабо, что оно должно прибегнуть к этому средству? – обращался он к народным избранникам, по сути, с риторическим вопросом. – Разве в его распоряжении нет тюрем, нет органов исполнительной власти, нет всего того механизма, который может обезвредить человека и не лишая жизни».
Кузьмин-Караваев считал «глубоким заблуждением» точку зрения, согласно которой «смертная казнь может прекратить политические убийства». В этой связи он обращал внимание на коренное отличие политических убийств периода революции 1905–1907 годов от подобного явления прошлых десятилетий. По его словам, если в 1860-е – начале 1880-х политические убийства представляли собой «отдельные спорадические случаи», то «убийства, которые сейчас совершаются, представляют собой явления иного порядка»: «Когда убивают городовых, когда убивают солдата, стоящего на посту, когда стреляют и бросают бомбы дети, гимназисты, тогда нельзя не признать, что мы стоим пред явлением эпидемическим, пред формой массового психоза. Как бывают эпидемии самоубийства, так бывают эпидемии убийств. И если нецелесообразно бороться смертной казнью против холодных, рассчитанных, обдуманных убийств, то бороться смертной казнью против той крови, которая проливается в силу эпидемии, охватившей страну, – вдвойне нецелесообразно. Между тем вот на эту-то кровь ответом и служат сплошные смертные казни».
Вообще, рассуждая о причинах революции 1905–1907 годов, Кузьмин-Караваев считал «близоруким взглядом» объяснение социальных взрывов действиями революционеров, результатом их агитации: «Везде в мире существуют теоретические и практические анархисты… однако революция там не совершается в настоящее время. С другой стороны, история нам показывает, что никогда революция не была вызвана искусственно… Революцию совершают прежде идеи, а лишь потом – действия». В этом депутат-юрист видел еще одно доказательство абсолютной нецелесообразности лишения жизни как приема «устрашения». Задаваясь вопросом «Можно ли с идеей бороться смертью, можно ли, убивая людей, искоренять идеи?», он заявлял: «Неужели не ясно, что получаются всегда неизбежно обратные результаты, что от этого негодного средства искоренения идей они получают все большую и большую силу, все более и более крепнут, все более и более увеличивается число их адептов? <…> Того, кто идет на политическое убийство, угроза сурового наказания не способна остановить, поскольку в его сознании создается представление о мученичестве, он делается героем в своих глазах».
Вводя обсуждаемую проблему в контекст всеобщей истории, Кузьмин-Караваев сообщал депутатам, что уже с конца XVIII века «смертная казнь является в кодексах и в науке институтом вымирающим», а в начале XX века она уже представляла собой единичное явление. Что касается России, то, по словам оратора, здесь в конце XVIII века также «был проблеск в пользу отмены смертной казни; смертная казнь за общие преступления была даже формально отменена. Но эта отмена имела бумажный характер и в жизнь не вошла». «А в результате, – авторитетно заявлял он с думской трибуны, – ни в одном цивилизованном государстве нет такой широкой постановки смертной казни в данную минуту, как именно в России». Несмотря на сложившуюся ситуацию, Кузьмин-Караваев обращал внимание на ряд моментов, благоприятных для отмены смертной казни в России. Это прежде всего «укорененность» в общественном сознании идеи неприятия этой кары. Оратор отмечал и немалый вклад отечественных специалистов по уголовному праву, философов (в том числе В.С. Соловьева) в углубление данной культурной традиции.
Указывая на безотлагательность обсуждаемой меры («С декабря 1905 года в России – не убито при вооруженном сопротивлении, нет, – но расстреляно, повешено и лишено жизни самым ужасным способом, без суда или по судебным приговорам, более 600 человек»), он выступил с критикой «старого бюрократического принципа» – «сперва успокоение, а потом реформы» – как абсолютно нелогичного: «Ведь когда движение ведется во имя реформ, то как же можно сказать, что вот вы успокойтесь, не ждите реформ, не желайте их, – и тогда вам их дадут! Ведь это же совершенный абсурд! То же самое и по отношению к смертной казни, – настаивал Кузьмин-Караваев. – Не политические убийства являются причиной, а казнь – следствием, а как раз наоборот, политические убийства вызываются безудержным применением смертной казни». Отсюда закономерен его призыв к верховной власти взять на себя инициативу в решении данного вопроса: «Сохраняя за собою право на кровожадное мщение, государство поддерживает те же кровожадные инстинкты, развитые в обществе… Государство должно знать и помнить каждую минуту, что его определения имеют воспитательное значение для всего общества… Государство не может и не имеет права идти за цивилизацией, оно должно идти впереди граждан, ведя их к праву, правде и свободе», – обозначал он единственно верный, на его взгляд, путь «государственного корабля». Заключительные слова думской речи Кузьмина-Караваева, произнесенной 19 июня 1906 года и содержавшей призыв к отмене смертной казни, были встречены, согласно стенограмме, «громом аплодисментов».